Глава 2. ЗАВОЕВАНИЕ СИРИИ И ПАЛЕСТИНЫ
Глава 2. ЗАВОЕВАНИЕ СИРИИ И ПАЛЕСТИНЫ
Все земли Сирии и Палестины были провинциями Византийской империи и управлялись из Константинополя. В 632 году, в год смерти Мухаммада, византийцы правили также большой частью Балканского полуострова, Южной Италией, Сицилией и Северной Африкой. Римляне и византийцы на протяжении шестисот лет владели землями Восточного Средиземноморья. Когда в V веке на западе Римской империи воцарились смятение и хаос, богатые провинции на южном и восточном побережье Средиземного моря продолжали процветать. Имперские власти в Константинополе по-прежнему собирали налоги, содержали регулярную армию и назначали наместников для управления провинциями. Города на Западе превращались в деревни, а города Сирии тем временем украшались широкими прямыми улицами, рынками, банями и, в первую очередь, церквями.
И в городах, и в сельской местности облик Сирии определялся тысячелетним наследием грекоязычной элиты, исполненной классической учености и чувствительности. Мощные руины языческой античности высились в центре таких городов, как Пальмира, Гелиополь (Баальбек), Гераса (Джераш) и Петра. Они сохранились и до наших дней. Меньшие города и селения были украшены колоннадами и портиками, отражавшими в уменьшенном масштабе не потерявшие изящества формы греко-римской архитектуры.
Великие храмы Пальмиры и Баальбека все еще стояли в этих городах, но по большей части они превратились в лишенные крыш руины. В Герасе двор великого храма Артемиды использовался для обжига гончарных изделий, так что обширная мощеная площадь, окружавшая храм, превратилась в шумную мастерскую, а сам храм был закрыт и отгорожен, став прибежищем змей и демонов. Земли Сирии и Египта были целиком христианскими. Как-никак, христианство зародилось в этих местах, и первых последователей новой религии впервые назвали христианами как раз в Антиохии. Первые три столетия после пришествия Иисуса христианство конкурировало в борьбе за души людские с другими религиями на великом левантийском базаре вероисповеданий. Там были грекоязычные почитатели Зевса и Аполлона и говорящие на арамейском сельские жители, поклонявшиеся тому самому божеству, но называвшие его Бел или Хаддад по имени бога, который был древним уже тогда, когда израильтяне впервые вступили в Ханаан. Однако к VI веку христианство стало главенствующей религией в городах и сельской местности, в горах и пустынях. Иудейские общины играли также значительную роль, особенно в Палестине, а в некоторых областях и слоях общества сохранялось классическое язычество: на полах домов все еще выкладывались мозаики, изображавшие героев древних легенд и мифов, хотя трудно сказать, верили ли в них по-прежнему.
Христианство стало религией и верхушки имперской элиты, что оказало значительное влияние на все общество. К VI веку, не будучи христианином, невозможно было пробиться на видные посты в правительстве. Однако христиане Сирии были далеко не однородной группой. На протяжении VI века явственно определились глубокие разногласия между различными группами верующих. Главным предметом этих разногласий был вопрос о божественности Христа и его воплощении: был ли Христос един и совмещал в себе божеское и человеческое начало, или он был чистым божеством, только явившимся на землю в человеческом облике? Эти, очевидно, туманные теологические споры возбуждали пылкие страсти, поскольку отражали разделение общества. С риском чрезвычайно упростить очень сложную ситуацию скажу, что те, кто считал Христа в полной мере божественным и в столь же полной мере человечным (их называли диофизитами, потому что они верили в двойственную природу Спасителя, или халкедонянами по собору в Халкедоне в 451 году, где впервые была выработана эта доктрина), относились к грекоязычной городской элите, те же, кто верили в исключительно божественную природу Христа (монофизиты), были жителями селений, в которых говорили на арамейском, принадлежали к сельским монастырям или христианизированным арабским родам. Разделение определялось и географически: в Палестине, по-видимому, большинство христиан были монофизитами, в то время как в Северной Сирии сторонников обоих взглядов было примерно поровну.
Имперские власти твердо держались диофизитской доктрины, видели в монофизитах подрывной элемент и еретиков и временами обрушивали на них жестокие преследования. Это означает, что существенная часть христианского населения Сирии была отчуждена от имперских властей и вряд ли считала необходимым защищать позиции имперской церкви от пришельцев.
Приблизительно до 540 года Сирия переживала длительный период процветания и демографического роста. Повсюду разрастались селения и осваивались целинные участки земли у границы пустыни. Начиная с 540-го, за столетие до мусульманского завоевания, эта светлая картина начала изменяться. В этом году всю страну поразила невиданно жестокая вспышка бубонной чумы и погибло очень много народа. Более всего, наверное, пострадали города с высокой плотностью населения, но эпидемия поразила и сельскую местность. Вероятно, меньше всего пострадали кочевники пустыни. Чуму распространяли блохи, селившиеся на крысах. В городах крыс было не меньше, чем в наши дни; в лагерях кочевников пищи не хватало даже для людей, не говоря уже о грызунах, и не было укрытий для этих животных.
Вспышки чумы с ужасающей регулярностью продолжались в VI и в VII веках. Из-за отсутствия статистических данных невозможно оценить их влияние на численность населения. По оценкам историков, бубонная чума, поразившая Средний Восток и Западную Европу в 1348-1349 годах, убила треть населения. Нет оснований считать, что вспышки чумы в VI веке были менее жестокими. Многие из недавно процветавших городов и селений, вероятно, опустели и пришли в упадок. Мусульманские завоеватели, вступавшие в города Сирии и Палестины в 630-х и 640-х годах, возможно, ходили по улицам, заросшим травой и колючим кустарником среди древних колонн, а немногочисленные выжившие горожане селились в развалинах роскошных дворцов своих предков.
Эпидемии были не единственной проблемой, с которой столкнулась Сирия во второй половине VI века. В V и начале VI века отношения между Византией и Сасанидами были в основном мирными. Обе силы уважали границы зон влияния в Сирийской пустыне на юге и в горной Армении на севере. Однако в середине VI века завязалась масштабная и весьма разорительная война между двумя великими державами. Сасанидские шахи многократно вторгались на территорию Византии. В 540 году они взяли великую западную столицу — Антиохию, — а в 573 году захватили важную столицу провинции Апамея. В обоих случаях они унесли с собой немало трофеев, а кроме того, множество людей переселились в новые города Персидской империи.
Если в VI веке отношения между империями ухудшались, то в VII они совсем испортились. В 602 году император Маврикий со всей семьей был убит взбунтовавшимися солдатами. За несколько лет до того император дал убежище молодому и энергичному сасанидскому монарху Хосрову II, временно смещенному с престола. Теперь Хосров воспользовался смертью своего благодетеля как предлогом для опустошительного нападения на Византийскую империю. Его армии одержали несколько впечатляющих побед. В 611 году персы вышли к Босфору прямо напротив Константинополя. В 619 они захватили Александрию и весь Египет.
Византию спас император Ираклий (610-641). Он управлял византийскими провинциями в Северной Африке, однако в 610 году отплыл в Константинополь с войском своих провинций и сбросил с трона жестокого узурпатора Фоку. Все время его правления ушло на борьбу с персами. После многолетней войны, когда, казалось, ничто не способно остановить персидские армии, Ираклий в 624 году переломил ход кампании, обрушив мощный удар на тылы врага. Он принял смелое и блестящее стратегическое решение провести войско от турецкого побережья Черного моря через Северный Ирак и захватил великий храм огнепоклонников в Шизе и дворец Хосрова в Дастгарде. После смерти своего главного противника, Хосрова II, в 628 году, когда в Персии завязалась борьба за трон, Ираклий сумел восстановить мир, сохранив прежнюю границу между двумя империями, проходившую по реке Хабур. В 629 году он переговорами добился вывода персидских войск из Сирии и Египта и занялся установлением правления Византии в возвращенных провинциях. 21 марта 630 года он пережил миг высшего триумфа, вернув в Иерусалим реликвию — животворящее древо Креста Господня, захваченное персами.
Хотя персы потерпели решительное поражение, завоевание ими Сирии и Египта нанесло большой ущерб власти Византии в странах Леванта. Помимо вызванного военными действиями кровопролития, многие из грекоязычной элиты, по-видимому, эмигрировали в безопасные области Северной Африки и Рима. Сражения вызвали много разрушений, особенно в городах, но, возможно, еще важнее была утрата традиции имперского управления и администрации. Большую часть лет времен проповеди Мухаммада Сирия и Палестина находились под управлением персов, а не византийцев, и только в 630 году, за два года до смерти Пророка, Византия восстановила контроль над ними. Тем не менее контроль, конечно же, был весьма слабым, и, вероятно, во многих областях влияние византийской администрации было совсем незаметным. Большинство сирийцев младшего поколения не сохранило воспоминании о былом могуществе имперских властей и совершенно не было лояльно Константинополю. По мере того, как постепенно восстанавливалась власть Византии, набирали силу и религиозные разногласия, разделявшие Сирию в VI веке. Император Ираклий решительно стремился установить единомыслие среди христиан, многие из которых отвергали его религиозные взгляды.
Византия контролировала Сирию более половины тысячелетия. Если бы ислам возник на пятьдесят лет раньше и первые мусульмане попытались вторгнуться в Сирию и Палестину в 580-х, а не в 630-х годах, очень вероятно, что их быстро отправили бы восвояси, поскольку провинции жестко контролировались администрацией, а их оборона была четко налажена. Случилось так, что мусульманские армии появились в этих областях немедленно после изнурительной войны между византийцами и персами. Скорее всего, это обстоятельство и предопределило успех мусульман.
Сирия, даже истощенная войной и чумой, все еще являлась для бедуинов Аравии источником вина, масла и зерна. Области вокруг Газы и Бостры были сельскохозяйственными угодьями на краю пустыни. Их часто посещали купцы из Мекки и других торговых центров Аравийского полуострова.
Земли эти были знакомы вождям раннего исламского сообщества и, естественно, стали первой целью новой мусульманской армии. Предание, что сам Пророк побывал в Сирии перед началом своей проповеди, существовало издавна и вполне устоялось. Сирийский в то время город Иерусалим был центром притяжения для первых мусульман, прежде чем его место заняла Мекка. Абу Суфйан, возглавивший оппозицию Мухаммаду в Мекке, владел имениями на Иордане, в том числе селением Куббаш в плодородной области Балка к югу от Аммана. Это селение служило ему базой торговых предприятий. ГЬрода Сирии служили перевалочными базами на краю пустыни, и многие из новой исламской элиты бывали в этих местах и хорошо изучили их. Когда Мухаммад под конец жизни искал новые области для продвижения ислама, он, естественно, обратил взгляд на север. Сирия сильно отличалась от практически неизвестного ему Ирака, куда члены мусульманской элиты до начала завоеваний попадали редко.
Движение мусульман на Сирию началось в малом масштабе и без особого успеха в последние два года жизни Пророка. Путешественникам, которые едут в Иордан по «царской дороге», проложенной в древние времена вдоль горного хребта на востоке Мертвого моря, от Карака до Петры, показывают могилы первых мусульманских героев у селения Мута. Могилы с их аккуратными куполами, окруженные деревьями, вполне современные, но их местоположение, кажется, действительно отмечает место первой схватки между мусульманскими и византийскими войсками. В 629 году Мухаммад отправил отряд в сторону Сирии — возможно, просто для захвата добычи при смятении, вызванном уходом персидских войск. Маленький отряд мусульман проскакал по «царской дороге» и столкнулся с пешим под разделением византийской армии, состоявшим в основном из местных арабов, двигавшимся на юг тем же путем, чтобы восстановить власть Византии в этом районе. В короткой схватке под Мута мусульмане были разбиты и обращены в бегство, а нескольких предводителей убили и похоронили в могилах, которые можно видеть и сегодня. Среди мусульман, бежавших, чтобы вернуться с новыми силами, был Халид ибн аль-Валид, прозванный Мечом Аллаха, сыгравший впоследствии такую видную роль в завоевании Сирии.
Поражение при Муте было унижением для нарождающегося исламского государства, однако оно, кажется, не смутило Мухаммада, который продолжал планировать набеги на Сирию. В 630 году он послал тщательно подготовленную экспедицию на Табук в северном Хиджазе. Это вполне мог быть пробный удар перед атакой на Сирию. Среди командиров, приобретавших там ценный военный опыт, был Амр ибн аль-Ас, десятилетие спустя завоевавший для мусульман Египет. Несомненно, что первые мусульманские военачальники, планируя захват Сирии, следовали линии, намеченной самим Пророком.
Сразу после смерти Мухаммада халиф Абу Бакр отправил в Сирию еще одну экспедицию, и она ознаменовала собой начало полного завоевания страны. С этого момента последовательность событий становится очень запутанной. Мы располагаем массой сообщений о главных битвах, мелких схватках и захвате городов. Но различные схемы событий, представленные разными мусульманскими авторами, невозможно согласовать между собой, а из внешних источников лишь очень немногие дают нам направляющую нить. Как жаловался великий мусульманский историк ат-Ткбари, собирая различные описания завоеваний:
Воистину, наиболее досадна замеченная мню разница в датировке этого сражения в разных источниках. Такие противоречия возникли оттого, что некоторые из этих сражений происходили почти в одно и то же время[20].
В конечном счете мы с уверенностью можем назвать только дату начала кампании — 632 год и ее окончания — в 640-м, когда вся Сирия, за исключением прибрежного города Кесарии, так или иначе оказалась под властью мусульман. Нижеследующее изложение событий основано на наиболее широко принятой хронологии, но трактовать его следует со значительной осторожностью.
Целью первых экспедиций было упрочить контроль Медины над арабскими племенами с окраин обжитых земель. На западной границе плодородных районов Ирака и по краю Нильской долины в Египте граница между пустыней и посевами представляет собой довольно четкую линию, разделяющую две экологические зоны. В Сирии эта граница не столь отчетлива. Все далее на восток от увлажненных районов средиземноморского побережья, земли становятся все более засушливыми. Там, где среднегодовые осадки составляют менее 200 мм, оседлое земледелие становится невозможным без ирригации с оазисов. К западу от этой линии расположена зона, пригодная под пастбища для хозяйства бедуинов или для неорошаемого земледелия. Многие бедуины временами занимались земледелием, возделывая маленькие зерновые поля, но не отказываясь от своих стад. Политика принуждения сирийских бедуинов к переходу в ислам неизбежно вела к конфликту с имперскими властями Византии и их арабскими союзниками. Халиф Абу Бакр и другие вожди ислама проводили эту политику вполне обдуманно и сознательно: все кочевые арабы должны были присягнуть на верность исламскому государству, добровольно или по принуждению.
Предполагается, что Абу Бакр выслал четыре малых войска для независимых операций в пограничной зоне к востоку от Мертвого моря и границы с долины Иордана. Знамена на копьях предводителей были знаком их власти. Выбор командующих оказал заметное влияние на историю раннего исламского государства. Одним из них был Йазид, сын Абу Суфйана, и он взял с собой своего брата Муавийю. Как мы знаем, их семья уже владела имением в Сирии и хорошо знала местность. Йазид оказался одним из ведущих мусульманских командующих этой войны и, таким образом, упрочил влияние своей семьи в Сирии. Йазид умер от чумы до окончательного завершения завоевания, но его брат Муавийя унаследовал его пост. Основы власти, заложенные им во время завоевания и сразу после него, позволили ему в 661 году стать первым Омейядским халифом и править из Дамаска всем мусульманским миром.
Другое назначение, имевшее долговременные последствия, — это назначение Амр ибн аль-Аса, отличавшегося скорее проницательностью и коварством, чем воинскими доблестями, хитроумного Одиссея первых исламских армий. В прошлом купец из Газы, он был избран Пророком для сбора податей с племен на пути от Медины к Сирии. Он предпочел увести своих людей, числом якобы около трех тысяч, среди которых многие были из Мекки и из Медины, в места, которые хорошо изучил ранее. Он дошел вдоль побережья Красного моря до самого залива Акаба, откуда повернул на запад и обосновался со своими людьми в огромной пустынной долине Вади Араба между Иорданом и Израилем. Оттуда они поднялись по крутизне на плато Негев и направились к приморской Газе. Там Амр начал переговоры с командующим местным ополчением, возможно, требуя от него денег, и, согласно преданию, византийский наместник пытался захватить или убить его во время переговоров. Наконец, 4 февраля 634 года произошло сражение, в котором Амр и его люди одержали верх над маленьким византийским войском у селения Датхин под Газой и убили византийского командующего. Победа арабов произвела впечатление. Весть о ней распространилась быстро, и говорили, что иудейское поселение под Кесарией открыто ликовало, радуясь смерти византийского офицера и унижению имперской власти.
Победа мусульман у Датхина, пусть и не слишком масштабная, насторожила византийские власти, предупредив их о новой угрозе с юга. Верховным главнокомандующим был император Ираклий. Ему к тому времени было около 60 лет, и он нисколько не походил на изнеженных обитателей роскошных константинопольских дворцов: этот человек обладал огромным военным опытом и был привычен к трудностям военных кампаний. Кроме того, он находился на вершине власти и ко времени начала мусульманских операций против Сирии как раз отметил свой главный триумф — возвращение в Иерусалим животворящего Креста Господня. Ираклий ни разу лично не возглавлял войско (как и мусульманские халифы никогда не возглавляли армии ислама), но он оставался в тылу сирийских войск, в Хомсе или Антиохии, направляя их действия, назначая генералов и отдавая распоряжения. Интересно отметить, как изображают Ираклия арабские источники. Они отдают должное остроте его ума, мудрости и умению предвидеть будущее. В одном рассказе знатный мекканец Абу Суфйан говорит, что видел Ираклия, когда тот с купцами посещал Сирию:
Ираклий тогда недавно разбил персов и изгнал их со своих земель, отняв у них священный Крест, похищенный персами... Тогда Ираклий оставил Хомс, где был его штаб, и пошел пешком... чтобы помолиться в Священном ГЬроде. Перед ним расстилали ковры и рассыпали на них благовонные травы. Достигнув Иерусалима, Ираклий молился вместе с византийской знатью[21].
Рассказ изображает его победоносным, но скромным и благочестивым.
Во множестве рассказов Ираклию приписывают признание величия Мухаммада и готовность перейти в мусульманство, если бы не враждебность к исламу византийской знати. Для арабов он был ключевой фигурой, символом византийского сопротивления армиям ислама, исконным врагом. Его изображают гордым и самовластным, но упоминают и моменты, когда он один из своих советников и придворных сознавал силу мусульман и предвидел их победу. Арабские источники рисуют Ираклия без особой враждебности: он —трагическая фигура, человек, потерпевший поражение и окончивший жизнь в унижении из-за невозможности перейти в ислам.
До этого времени атаки мусульман на Сирию представляли собой мелкие приграничные вылазки. Следующая стадия завоевания начинается прибытием Халида ибн аль-Валида и его людей, которые форсированным маршем пересекли пустыню от Ирака, на окраинах которой они сражались. Марш Халида через Сирийскую пустыню с полусотней воинов отмечен в истории и овеян легендами. Арабские источники дивятся его стойкости; современные ученые восхищаются мастерским стратегическим ходом. Часто рассказывают, как он совершил шестидневный переход по безводной пустыне, заставив своих верблюдов напиться до отвала и завязав им морды, чтобы они не могли жевать жвачку, а затем убивая их одного за другим, чтобы люди могли напиться воды из их желудков. В другой раз, когда его люди изнемогали от жажды, он спросил одного из своих воинов, Рафи, бывавшего прежде в тех местах, не знает ли тот, где найти воду. Рафи ответил, что вода рядом: «Иди вперед, пока не увидишь два пригорка, подобных грудям женщины, и тогда иди к ним». Когда они добрались до пригорков. Рафи велел искать терновый куст, похожий на ягодицы мужчины. Они обыскали все, и нашли корни, но ни одного куста, однако Рафи сказал, что это то самое место, и приказал копать. Скоро они дошли до слоя влажной земли и добыли немного отличной воды. Тогда Рафи с великим облегчением сказал Халиду: «О, начальник, я не был у этого источника более тридцати лет. Я видел его лишь однажды, когда был здесь в детстве с отцом». Так, продолжает рассказчик, они подготовились и атаковали врагов, не подозревавших, что враг может обрушиться на них из пустыни.
Беда в том, что описания этой экспедиции хотя и живописны, но очень запутанны. Мы можем не сомневаться, что Халид перешел пустыню от Ирака до Сирии весной или в начале лета 634 года, что это достопамятный подвиг стойкости его воинов и что его появление в Сирии сыграло важную роль в успехах мусульманского оружия. Трудность состоит в том, что одни источники описывают его путь по более длинному южному маршруту через Думат аль-Джандал, а другие столь же уверенно — путь через лежащую к северу Пальмиру. Обе стороны приводят веские аргументы, и какая версия верна, попросту неизвестно.
Арабские повествователи отводят Халиду почетное место как самому эффективному командующему, несмотря на то, что Умар сместил его с верховного поста и назначил на его место Абу Убайду. Именно Халид, прибыв в Сирию, объединил разрозненные мусульманские войска, именно Халид первым ворвался в Дамаск через Восточные Ворота, и именно Халид изобрел тактику, которая привела к победе при Йармуке. Затем он сыграл ведущую роль во взятии Хомса и Халкиды (Киннасрин). Его репутация великого военачальника пережила поколения, и его именем по всему арабскому миру называют улицы. Однако, несмотря на общепризнанные успехи, источники рисуют его сложной фигурой. Он происходил из одной из самых знатных семей Мекки и, подобно многим представителям своего класса, отнесся с глубоким подозрением к Мухаммаду с его проповедью социальной справедливости и простого монотеизма. Он не принадлежал к числу первых обращенных в ислам: он даже был среди врагов Пророка и сражался с ним в битве при Ухуде, но вскоре после того принял ислам. После обращения он оставался тверд в вере и посвятил свой немалый военный талант поддержке нового мусульманского государства. По приказу Мухаммада он уничтожил один из знаменитых идолов прежней веры, изображение богини аль-Узза в Нахле близ Мекки. Он пользовался доверием первого халифа Абу Бакра, который поручил ему командование войсками, выступившими против непокорных арабских племен в войнах с «ридда». Он одержал великие победы, но в то же время приобрел репутацию безрассудного и поспешного в решениях человека: в одном случае он по ошибке перебил целую группу мусульман, и загладил вину, немедля взяв в жены вдову одного из убитых. Приобретенная им слава явно раздражала некоторых из первых мусульман в особенности халифа Умара, уверенного, что вождем может быть лишь тот, кто в числе первых приобщился к исламу, а позднее обращение не заслуга, и ему подобало бы некоторое смирение. Рассказчики, повествующие о Халиде, пытаются объяснить его поступки и обелить его. В диалоге с армянским военачальником сразу после битвы при Йармуке Халида заставляют оправдывать свои действия и объяснять, почему ему дали прозвище Меч Господа.
Бог послал нам Пророка, призвавшего нас, но мы избегали его и сторонились его. Затем иные из нас уверовали и последовали за ним, в то время как другие остались вдали от него и называли его лжецом. Я был среди тех, кто называл его лжецом, чуждался его и сражался с ним. Затем Господь захватил наши сердца и за волосы привел нас к нему и заставил следовать за ним. Пророк сказал мне: «Ты меч среди мечей Господа, которые Бог обратил против язычников», и молился о моей победе. Так я получил имя Меча Господа, потому что теперь я более всех мусульман ненавижу язычников[22].
Абу Бакр приказал Халиду как можно быстрее направиться на помощь войскам в Сирии, война с которой уже достигла критической фазы. На Пасху 634 года (24 апреля) он со своим войском внезапно обрушился на христиан Гассанидов — союзников Византии, праздновавших Пасху на сочной траве среди весенних цветов на лугу в Мардж-Рахит у северных стен Дамаска. Затем он повернул на юг на соединение с другими мусульманскими военачальниками, которые, по-видимому, объединились под его командованием, чтобы противостоять имперскому войску византийцев. Они начали с атаки на город Бостру.
Бостра лежит на северной стороне современной границы между Сирией и Иорданией, в равнинной, но плодородной местности, усеянной черными базальтовыми валунами —характерной чертой этих мест. К северу от города поднимаются хорошо видимые с его стен вулканические холмы Хаврана. Горы эти, хотя и скалистые, не особенно высоки и, как многие вулканические рельефы, содержат участки чрезвычайно плодородной почвы. Земли Бостры были ближайшей к Аравии местностью, способной снабжать бедуинов пшеницей, вином и маслом. Город разбогател, исполняя роль перевалочной базы для торговцев, и многие верили, что сам Пророк в молодости побывал в нем и учился таинствам христианской веры у монаха Бахиры. Кроме того, Бостра была политическим центром. Когда римский император Траян в 106 году аннексировал Нубийское царство и превратил его в римскую провинцию Аравию, он перенес столицу из далекой южной Петры в более доступную (для римлян, естественно) Бостру. Сложенные из прочного черного базальта руины древней Бостры — одни из самых впечатляющих на Ближнем Востоке. Огромный римский театр сохранился почти полностью, став центром позднейшей средневековой крепости. Колонны и мостовые указывают на древние улицы, вдоль которых видны остатки бань и больших христианских церквей, в том числе величественного круглого собора.
Неизвестно, успели ли византийцы восстановить имперское правление городом после ухода Сасанидов. Город, по всей видимости, почти не оказал сопротивления, и к концу мая 634 года заключил мир с мусульманами. Горожане согласились выплачивать ежегодный налог. Это был первый крупный сирийский город, захваченный армией вторжения.
После покорения Бостры мусульманские войска двинулись на запад на помощь Амру ибн аль-Асу, который после первой победы при Датхине столкнулся с большими силами византийцев, сосредоточенными к юго-западу от Иерусалима на дороге к Шзе. Халид и прочие пересекли долину Иордана, очевидно, не встретив никакого сопротивления, и соединились с людьми Амра. Объединенное войско мусульман, по свидетельству одного источника[23], насчитывало около 20 000 человек. Командовал ими Амр — единственный арабский военачальник, упоминаемый хронистами, неизменно подчеркивающими его ум и проницательность. Описывают, как он лично пробирался на разведку во вражеский лагерь и посылал туда лазутчиков и как византийский генерал обращался к нему в письмах как к равному по искусству. Армии сошлись в месте, которое мусульманские авторы называют Аджнадайн, где и произошло решающее сражение. У нас отсутствует подробная информация о ходе сражения, но ясно, что византийцы потерпели поражение и остатки их войск отступили в Иерусалим и другие укрепленные города. Известие о победе мусульман разлетелось далеко, и, по-видимому, эта самая битва упоминается во франкской хронике Фредегара, написанной во Франции двадцатью годами позже. Он вводит интересную, и, возможно, правдивую подробность, что «сарацины (мусульмане) предложили Ираклию выкупить обратно трофеи, только что захваченные у побежденных, но император отказался платить за краденое добро»[24].
Армянский летописец того времени Себеос рассказывает, что император приказал своим войскам держать оборону. Они же, вместо этого, покинули свой лагерь у реки и укрылись в городе Пелла на восточном берегу. Пелла была богатым городом на плодородных землях в долине Иордана, и ее хорошо защищенный акрополь возвышался над классическими портиками и улицами в долине. Здесь византийцы снова были атакованы. Ход битвы, как обычно, не вполне ясен, но некоторые особенности, как видно, запомнились. Византийские войска перешли долину Иордана у Скифополя на западном берегу и, чтобы задержать наступление мусульман, прорезали несколько ирригационных каналов, позволив воде разлиться по дну долины морем грязи. Мусульмане, не зная об этом, рвались вперед, и многие всадники завязли в болоте, но затем «Господь вызволил их». В конечном счете в болото попали сами византийцы, и многие были там перебиты.
Теперь остатки византийских сил отступили к Дамаску. Мусульмане преследовали их. Осада Дамаска стала одним из блестящих моментов завоевания Сирии. Мы можем необычайно подробно проследить ее ход, потому что источники дают детальное описание, а город хорошо сохранился. Стены старого Дамаска, построенные римлянами или еще ранее и с тех пор постоянно восстанавливаемые, в основном уцелели. Только на западном конце, куда протянулся город в Оттоманскую эпоху, их крут прорван. Все старые ворота, за одним исключением, сохранились и сегодня носят те же названия, которые приводятся в арабских источниках. Это поразительный пример сохранности городской географии и архитектуры на протяжении почти четырнадцати столетий. Нам известно, что Халид ибн аль-Валид стоял у Восточных ворот (Баб Шарки), Амр ибн аль-Ас у ворот Святого Фомы (Баб Тума), Абу Убайда у не существующих ныне ворот Джабийя в западной стене, а Йазид ибн Аби Суфйан у Малых и Кайсанских ворот на южной стороне.
Мусульмане позаботились также перегородить войсками дорогу к северу от Дамаска. Это оказалось мудрой предосторожностью, так как Ираклий, который, как сказано, находился в то время в Хомсе, послал конное войско на выручку осажденному городу, но всадников перехватили, и попытка снятия осады не удалась. Неясно, сколько времени длилась осада. Арабские источники обескураживают, приводя самые разные сроки, от четырех до четырнадцати месяцев. У мусульман, кажется, не было осадных машин и вообще никакого осадного снаряжения сложнее веревок и лестниц. Даже лестницы пришлось позаимствовать в близлежащем монастыре. Кажется, осаждающие не предпринимали никаких действий, кроме блокады, в надежде, что голод, скука и внутренние распри заставят защитников города сдаться. Когда стало ясно, что подмоги не будет, горожане отчаялись. Согласно одному источнику, конец наступил, когда у «патрикиоса» (ромейского военачальника), командовавшего обороной, родился ребенок, и он позволил своим людям расслабиться, наесться и напиться в честь такого события. Халид ибн аль-Валид, который никогда не упускал удобного случая и точно знал, что происходит в городе, решил воспользоваться представившейся возможностью. Веревки и лестницы у него были. Несколько его воинов подобрались к воротам, переплыв ров на надутых шкурах животных. Они набросили веревки на укрепления и взобрались по ним, затем втянув наверх и веревки, чтобы их не заметили. Затем по сигналу они с криком «Аллах акбар!» бросились к воротам, перебили стражу и всех, кто оказывал сопротивление.
Между тем на другом конце города дамаскцы вступили в переговоры о мирной сдаче, и мусульманские войска начали входить в город с запада. Две группы, люди Халида с запада, а другие — с востока, встретились в центре города на старом рынке и начали переговоры. По условиям принятого соглашения горожан оставили в покое в обмен на дань. Имущество имперских чиновников было конфисковано в пользу всех мусульман, став частью «фати» (общего богатства мусульманского сообщества). Как всегда, имелась добыча, подлежащая дележу, причем командующие позаботились оставить долю тем, кто удерживал северную до-poiy, потому что, хотя они и не принимали прямого участия в осаде, но внесли свой вклад в победу и заслужили часть трофеев. Сложная история, описывающая взятие Дамаска с двух концов, возможно, была попыткой разрешить острый вопрос о том, был ли город взят силой или по договору. В данном случае власти, видимо, попытались найти компромиссный вариант.
Отчет о падении Дамаска также отражает раскол среди его населения. Город был центром имперской власти, его стратига назначал сам император, однако многие, если не большинство населения были арабами, исповедовавшими христианство. По-видимому, многие из них чувствовали, что им ближе арабы за городской стеной, нежели греки и армяне, составлявшие большую часть гарнизона. Так или иначе, город не пострадал от обстрела и разграбления. В следующем веке он превратился в столицу всего мусульманского мира и вступил в свой золотой век.
Примерно в то время, когда был взят Дамаск — данные хроник здесь, как обычно, неопределенны — в Медине скончался старый Абу Бакр, преемник Пророка и первый халиф ислама. Нам известно, что он умер в июле 634 года. Менее ясно, на какой стадии были к этому времени военные действия, однако имеется много сообщений, что известие о его смерти достигло мусульманских армий в Сирии во время осады. Новым халифом стал суровый и грозный Умар, которому многие авторы отводят роль идейного вдохновителя и мозга завоевания.
В сирийской армии его главенство приняли без возражений, однако у нового халифа имелись четкие идеи относительно ее командования. Как мы видели, Умар сильно недолюбливал Халида ибн аль-Валида. Его блестящие действия против «ридда» в восточной Аравии и позже в Ираке и Сирии не улучшили отношение к нему нового халифа. Тот немедленно отстранил Халида от командования и приказал ему вернуться в Медину. Есть сообщение, что Абу Убайде, занявшему теперь пост верховного командующего, было приказано добиться от Халида признания в обмане. Если бы он, как и следовало ожидать, отказался признать себя лжецом, с него следовало сорвать тюрбан и конфисковать половину его имущества. Поставленный перед таким ультиматумом, великий полководец попросил время на размышление, чтобы посоветоваться — не с друзьями и подчиненными, как можно было подумать — а с сестрой. Той было ясно, что Умар ненавидит ее брата, и если тот признает себя лжецом, то все равно не сохранит поста. Так что не было смысла пытаться задобрить халифа признанием в преступлении, которого он не совершал.
Интересно отметить, как этот эпизод отражает власть халифа и единство мусульман. Халид чувствует, что у него не остается иного выбора, как вернуться в Медину. Византийский генерал в его положении вполне мог поднять мятеж и призвать свои войска поддержать его в борьбе за трон. Генерал мусульманской армии, напротив, покорно принял отставку и унижение. Он прибыл в Медину, где Умар продолжал донимать его. Каждый раз, повстречав Халида, он язвительно повторял: «Халид, отдай мусульманам добро, которое сгреб себе под зад!», на что Халид смиренно отвечал, что у него ничего нет. В конце концов было достигнуто соглашение, по которому Халид отдавал большую часть своего имущества, сохранив только военное снаряжение и рабов. Вскоре он вернулся в Сирию, играл ведущую роль в битвах при Йармуке и Хал кисе, в котором и остался жить. Рассказывают, что Умар в конце концов признал, что несправедливо обошелся с Мечом ГЬспода и что Абу Бакр, доверявший Халиду, лучше него понимал людей. Великий генерал мирно скончался в 642 году. Это был блестящий, бесстрашный полководец, но наиболее благочестивые мусульмане никогда полностью ему не доверяли.
Между тем император Ираклий готовился одним мощным ударом выбросить мусульман из Сирии. После падения Дамаска он отступил на север Сирии к Антиохии, традиционной столице этой области. Отсюда он направлял последнюю кампанию. Византийцы стянули все войска, какие смогли собрать. Арабские источники приводят очень большие цифры, более 100 000, но сравнение с другими византийскими армиями того периода ясно говорит, что эта оценка сильно преувеличена, а более вероятна численность от 15 000 до 20 000 человек. Армия представляла собой очень пестрое собрание. В ней были византийские греки под командованием Феодора Трифурия, большой контингент армян под командой Георгия и местные арабы-христиане под предводительством шаха Гассанидов, традиционных союзников Византии, Джабала ибн Айхама. Верховным командующим был армянин Вахан. Различные части говорили на разных языках — на греческом, армянском и арабском — и, вероятно, с трудом общались между собой. Были между ними и глубокие религиозные и культурные отличия. Греки и армяне, видимо, собирались из оседлых, возможно, земледельческих поселений, а сражаться привыкли в гористой местности. Арабы, со своей стороны, были кочевниками, привычными к войне в пустыне. Все войска были по происхождению христианскими, однако ортодоксальные византийцы смотрели на армян и арабов как на еретиков. Неясно, насколько сильно повлияли эти различия на дальнейшие действия византийских войск, но источники переполнены слухами о взаимном неудовольствии, о том, что Георгий был накануне битвы обращен в ислам Халидом ибн аль-Валидом и что арабы-христиане в ходе сражения переходили на сторону мусульман. Арабские источники рассказывают, кроме того, будто бы христианские воины были скованы между собой, чтобы не дать им обратиться в бегство. Правда, эту историю можно найти во многих сообщениях о завоеваниях. Ее используют для противопоставления свободных и воодушевленных мусульман рабски покорным вражеским воинам: реальных свидетельств, что подобное непрактичное средство когда-нибудь применялось, не существует. Быть может, это искаженное отражение военного приема пехоты, смыкающей щиты в защитную стену.
Византийские силы, возможно, собирались в Хомсе и двигались на юг по долине Биквы мимо Баальбека с его громадными языческими храмами — теперь почти лишившимися почитателей, но по-прежнему великолепными даже в упадке — и далее к Дамаску. Предвидя подход этих сил, арабы, кажется, отошли от города, позволив византийцам занять его без боя. У нас нет сведений о том, в каком состоянии те нашли город, но существуют записи о напряженных отношениях между византийскими генералами, требовавшими, согласно обычной византийской практике, снабжения для своих людей, и местной финансовой администрацией, утверждавшей, что город не в состоянии прокормить их. Так или иначе, войско не использовало город как базу, а двинулось на юг.
Византийское войско сосредоточилось в Джабийе на Голанских высотах. Эти места традиционно служили летними пастбищами еще при Гассанидах. Согласно наиболее правдоподобной реконструкции, уже наступил август 636 года, и Голаны могли обеспечить войскам столь необходимые пищу, воду и пастбища. Тем временем мусульманские армии готовились встретить византийцев и удержать недавно завоеванные земли. Их войска также собирались в районе Голан, на юго-восток от византийцев. Несколько мусульманских армий соединились под командованием Абу-Убайды или, возможно, Халида ибн аль-Валида. Йазид ибн Аби Суфйан и Амр ибн аль-Ас вели свои войска. Согласно мусульманским источникам арабская армия насчитывала 24 ООО человек. Учитывая завышенность оценки византийской стороны, возможно, силы обеих армий были приблизительно равны.
Сражение между христианским и мусульманским войсками известно как битва на Йармуке и, равно как и битва при Кадисии в Ираке, считается главным сражением, символизирующим победу мусульман в землях Плодородного Полумесяца. Как и в случае со сражением при Кадисии, существует множество противоречивых арабских описаний, из которых затруднительно уяснить, что происходило на самом деле. Свидетельств современников или надежных источников, излагающих византийскую точку зрения, не существует. Обе стороны, по словам мусульманских авто-ров, были воодушевлены верой. Когда византийцы в своем укрепленном лагере готовились к бою, «священники, дьяконы и монахи вдохновляли их и оплакивали судьбу христианства». С другой стороны, Халид ибн аль-Валид обратился к своим людям: «Это — одна из битв Аллаха. В ней не должно быть месту ни гордыне, ни несправедливости. Бейтесь честно, ища Господа в трудах ваших, ибо в этом дне и то, что лежит за ним (т. е. будущая жизнь)»[25], и далее он наставлял их держаться дружно и биться в согласии.
Река Йармук, не пересыхающая даже летом, стекает с плато Хавран в долину Иордана чуть южнее Галилейского моря. Спускаясь по обрывистым склонам долины, она проточила глубокий каньон. С северной стороны в нее впадает множество меньших речных долин, из которых самая заметная — Вади аль-Руккад. Ее крутые берега определили исход битвы и, возможно, привели к катастрофе побежденных, когда те пытались бежать с поля боя. Собственно место битвы между ущельем Йармука на юге и Голанами на севере представляет собой пологие каменистые холмы со множеством полей и селений. В сущности, местность была достаточно ровной для маневров кавалерии, и в то же время давала возможность укрыться или устроить засаду за скалами и деревьями.
После 1948 года эта местность превратилась в «горячую точку», оказавшись на границе между Сирией (к северу от реки), Иорданом (на южном берегу) и оккупированными Израилем Голанскими высотами. В результате историку очень трудно получить доступ к месту сражения. Однако так было не всегда. До Первой мировой войны, когда все эти земли принадлежали Оттоманской империи, на месте сражения побывал великий итальянский востоковед Леоне Каэтани. Он, пользуясь собственными наблюдениями и арабскими источниками, определил географическое положение места битвы и описал его, взяв за основу наиболее правдоподобные свидетельства современников боя.
Битва при Йармуке была серией стычек, продолжавшихся, возможно, более месяца и достигших кульминации в большом сражении в конце августа. Первое столкновение произошло в районе Джабийи, поле чего мусульмане отступили на восток к Дааре. Затем последовал период выжидания и мелких стычек, пока византийцы готовили войска и пытались посеять рознь в рядах мусульман. По-видимому, настоящее сражение началось, когда мусульмане изобразили отступление со своих позиций и заманили часть византийской армии в скалы, где поджидала засада. Контратака мусульман отделила византийскую кавалерию от пехоты, дав возможность коннице мусульман нанести тяжелый удар по пехоте, пока кавалерия пробивалась сквозь фланг мусульманского войска. Рассказывают, что Халид ибн аль-Валид построил мусульманскую конницу «в боевой порядок, которого арабы прежде не использовали». Он разделил кавалерию на маленькие отряды (кардус) по тридцать шесть — сорок человек, очевидно, для того чтобы представить ее более многочисленной в глазах врага. Возможно, византийцев напугала и пыльная буря. Главные силы византийцев оттеснили к западу и зажали между скалистыми долинами Вади аль-Руккад и Вади аль-Аллан, а за спиной у них оказался каньон Йармука. Все надежды на отступление к западу рухнули, когда Халид ибн аль-Валид захватил старый римский мост через Вади аль-Руккад, и мусульманское войско штурмом взяло византийский лагерь в Йакусе на дороге к Галилейскому озеру. Мусульмане развивали полученное преимущество, а между тем войска христиан были деморализованы слухом, что арабы-христиане переходят на сторону мусульман. Отчаявшиеся византийцы совершенно утратили боевой дух. Рассказывают, что измученные и отчаявшиеся солдаты садились на землю, завернувшись в плащи, оплакивали свое бессилие отстоять христианство и ждали смерти. Других сбрасывали со скал в вади. Мусульмане почти не брали пленных.
Поражение на Йармуке стало катастрофой для Византии. Известие о нем разлетелось по всему свету. В далекой Франции один из авторов хроники Фредегара двадцать лет спустя упомянул об этом ужасном разгроме. Он оценивает мусульманское войско в 20 000 человек. По его словам, в ночь перед сражением «армию Ираклия поразила кара Господня: 52 000 его воинов умерли во сне». Не удивительно, что выжившие были сильно обескуражены. «Когда наутро настала пора вступить в битву, его люди, видя, что такое множество их пало перед господним судом, уже не дерзали наступать на сарацин, но повсюду стремились назад»[26]. К концу VII века аскет святой Анастасий Синайский в своем отдаленном монастыре вспоминал ее как «первое, ужасающее и непоправимое поражение ромейской армии»[27].