2

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2

28 июля, через четыре дня после того, как шлюпка с «Карлтона» доставила последних спасшихся моряков конвоя PQ-17 на берег, было наконец положено начало совместному англо-советскому расследованию причин катастрофы. В кабинете мистера Идена при Палате Общин собрались Первый лорд Адмиралтейства А.В. Александер, Первый морской лорд адмирал Паунд, сам Энтони Иден и представители советской стороны[87]. Иден предложил Паунду кратко охарактеризовать создавшееся положение, но прежде, чем тот успел приступить к докладу, посол Майский спросил его, когда следующий конвой серии PQ отправится в Россию. На это Паунд сказал, что мистер Черчилль до сих пор не получил ответа от маршала Сталина на его предложение послать в Россию старшего офицера Королевских военно-воздушных сил, чтобы обсудить вопрос усиления воздушного прикрытия конвоев. Русские восприняли реплику Паунда как попытку уклониться от прямого ответа. Если верить Майскому, адмирал Харламов сразу же подверг резкой критике приказ Адмиралтейства об отходе крейсерских сил прикрытия и рассредоточении конвоя. Паунд, чье лицо «с каждой минутой все больше наливалось кровью», бросил: «Этот приказ отдал я! А что было делать? Выхода не было». Граф Александер повернулся к Майскому и извинился за действия Адмиралтейства и Паунда. Майский язвительно произнес, что «ошибки совершают даже британские адмиралы». При этих словах Паунд пришел в еще большее раздражение и воскликнул: «Завтра я попрошу премьер-министра назначить Первым морским лордом вас!»15

На следующий день в Палате Общин состоялся обмен мнениями по поводу усиления вооружения торговых судов16. Несколько членов парламента были взбудоражены некоторыми фактами, которые они узнали на секретной сессии двумя днями раньше. В этой связи мистер Эмануэл Шинвелл задал финансовому секретарю Адмиралтейства следующий вопрос:

«Насколько я понимаю, недавний конвой, который следовал в одну из дружественных нам стран, был по решению Адмиралтейства лишен прикрытия и потерял по этой причине много судов. Так ли это?»

Вся палата поддержала своего коллегу. По залу пронеслось: «Извольте отвечать, извольте отвечать!» Однако финансовый секретарь мистер Джордж Холл, к которому был обращен этот вопрос, даже не соизволил подняться с места и продолжал хранить молчание. Надо сказать, что подробности похода несчастливого конвоя PQ-17 стали достоянием британской и американской общественности только в 1945 году. Кое-какие сведения просочились в прессу после того, как мистер Вернон Фрэнк, третий офицер транспорта «Карлтон», рассказал в письме своей супруге о некоторых деталях разгрома конвоя PQ-17. Это письмо, которое дошло из Германии до адресата при посредстве Международного Красного Креста, подверглось в Соединенных Штатах перлюстрации. Из него американские цензоры, к своему большому удивлению, узнали, что «военно-морское прикрытие оставило конвой; самому же конвою было приказано рассредоточиться». Американцы также почерпнули из этого письма сведения о том, что «транспорты остались без всякой защиты и были почти полностью уничтожены бомбардировщиками и подводными лодками»17.

Но никто ничего не знал наверняка, поскольку эта проблема сознательно замалчивалась руководством союзников. Впрочем, изредка о конвое PQ-17 в прессе все-таки упоминали — но, казалось, только для того, чтобы, наведя на него пропагандистский лоск, снова отложить его дело в долгий ящик. Однако в 1946 году постоянные инсинуации со стороны русских вынудили Адмиралтейство издать посвященное конвою PQ-17 первое официальное коммюнике, в котором, мягко говоря, было очень мало правды18. Много позже, уже в 1962 году, Адмиралтейство вновь отвергло обвинения русских в том, что кораблям эскорта было приказано оставить транспорты конвоя. Кроме того, Адмиралтейство заявило, что немецкие надводные корабли вернулись на свои базы из страха перед флотом метрополии, который якобы собирался вступить с ними в бой. Это неверно. Как мы знаем, когда «Тирпиц» и его группа вышли в море, флот метрополии уже уходил из района патрулирования. Так что немцы прервали свою операцию не из-за действий британского флота, но по причине того, что у них изменились планы19.

Даже та версия событий, которая изложена в неплохом во многих отношениях официальном труде «Война на море», грешит пробелами в той его части, где говорится о связанных с проводкой конвоя PQ-17 морскими операциями. Кроме того, там мало что сказано о судьбе торговых кораблей и их грузе. А ведь именно доставка военных грузов для России и являлась целью проводки Арктических конвоев.

Если разобраться, конвой PQ-17 далеко не единственный из тех, чья проводка завершилась неудачно и дорого стоила союзникам. Взять хотя бы средиземноморский конвой «Пьедестал», во время проводки которого на Мальту было потеряно девять транспортов из четырнадцати. Есть и другие примеры. Так, объединенный североатлантический конвой, состоявший из двух караванов — SC122 и НХ.229, — потерял при проводке в марте 1942 года двадцать транспортов общим водоизмещением 141000 тонн. Конвой PQ-17 отличает от других почти столь же неудачливых конвоев только то, что связанная с ним трагедия особенно тяжело отразилась на моральном духе моряков торгового флота. Первая «привилегированная» группа спасшихся была доставлена в Англию на борту американского крейсера «Тускалуза», а остальные вернулись в свои порты на транспортах «западного» конвоя QP-14, которые вошли в устье Клайда 28 сентября 1942 года. После этого 1500 спасшихся моряков были препровождены в Глазго на торжественную церемонию, которую устроил муниципалитет в их честь в большом зале городского собрания. Там к ним обратился мистер Филипп Ноэль-Бейкер, заместитель министра военных перевозок, который, в частности, сказал: «Мы все знаем, каких жертв стоила нам проводка этого конвоя. Но я хочу вам заметить, что, как бы ни были велики эти жертвы, дело того стоило». Ответом ему послужили громкие гневные крики собравшихся в зале моряков. «Шум стоял такой, — вспоминал один из участников этого собрания, — что временами мне казалось, будто сегодня 4 июля и я снова нахожусь на своем транспорте в Баренцевом море»20.

Во время проводки конвоя PQ-17 погибло 153 моряка. Все они были из союзного торгового флота. Интересно, что до рассредоточения конвоя погибло только семь человек. Конечно, в разгаре войны потеря 153 человек может показаться не столь существенной. Однако все познается в сравнении. К примеру, за все годы войны во время проводки Арктических конвоев в Россию было потеряно 829 офицеров и матросов и 90 транспортов. В среднем это девять убитых на один потопленный транспорт. В конвое PQ-17 эта цифра куда ниже — в среднем на каждый потопленный корабль здесь приходится около шести убитых. Принимая во внимание этот показатель, а также погоду, которая во время проводки PQ-17 считалась для этого района сравнительно мягкой, приходится с сожалением констатировать, что тенденция к оставлению транспортов на этом конвое была, пожалуй, наиболее выраженной, чем где-либо еще.

И в самом деле: никогда еще моряки не бросали так много пригодных к плаванию транспортов, как во время проводки этого рокового конвоя. Считая с «Уинстон-Сапемом», не менее девяти транспортов (в том числе один британский) были покинуты командами после атак немецких субмарин или бомбардировщиков, хотя даже после вражеских атак все эти корабли находились во вполне удовлетворительном состоянии и могли идти своим ходом или на буксире. Если бы конвой атаковали немецкие надводные корабли, наверняка большинство из этих транспортов достались бы немцам в качестве «призов», так как перегон брошенных командой судов в норвежские порты всегда входил в планы операции «Рыцарский удар».

Приходится признать, что конвой PQ-17 был обречен на неудачу с самого начала, ибо его поход никак нельзя назвать результатом продуманной разумной стратегии; скорее он явился следствием различных политических манипуляций. Никогда еще политики не оказывали на Британское адмиралтейство такого беспрецедентного давления, как в случае с его отправкой. Но хотя застрельщиком похода конвоя PQ-17 являлось американское и русское руководство, за эту авантюру пришлось расплачиваться своей кровью прежде всего простым британским парням. Из 153 погибших моряков не менее половины ходили по морям под британским флагом, что в процентном отношении количеству британских кораблей в конвое никак не соответствует. Но хуже всего то, что эти жертвы были принесены напрасно. Контр-адмирал Гамильтон в своем письме к матери писал: «Я только что вернулся в Англию после проводки русского конвоя, во время которой мы потеряли множество прекрасных торговых судов, но железную шкуру „Тирпица“ даже не поцарапали. Так что нам еще не раз придется иметь с ним дело; хотелось бы только, чтобы не ценой столь высоких потерь»21. Интересно, что после завершения операции по проводке конвоя PQ-17 Гамильтон был до конца войны списан с кораблей на берег, между тем как коммандер Бруми, который увел от конвоя эскортные эсминцы, получил повышение и звание капитана второго ранга. После этого у Гамильтона не осталось и тени сомнения в том, что виновным за разгром PQ-17 руководство «назначило» его.

Мистеру Черчиллю нужен был виноватый, и он, дабы не дискредитировать «друга Дадли» (Первого морского лорда Паунда), выбрал жертву в лице командира эскадры крейсеров. 15 июля премьер-министр, обращаясь к графу Александеру и другим высшим адмиралтейским чинам, заявил: «Только сейчас я окончательно себе уяснил, что адмирал Гамильтон, уведя с собой эсминцы, оставил конвой без всякого прикрытия». Это, разумеется, не соответствовало действительности, но мистер Черчилль, обведя собравшихся зловещим взглядом, задал риторический вопрос: «Подумайте и скажите — неужели подобное решение может быть оставлено без последствий?»22

Между тем расследование по этому делу еще не было закончено. Но так как оно проводилось комиссией Адмиралтейства, ничего нет удивительного в том, что виновник так и не был найден. 1 августа адмирал Дадли Паунд поведал членам кабинета о причинах, вынудивших его дать приказ о рассредоточении конвоя. Особенно он настаивал на том пункте, что «Тирпиц» был замечен союзными подводными лодками у мыса Нордкап еще в ночь с третьего на четвертое июля, но немецкому линкору удалось ускользнуть от преследования. Хотя информация, полученная автором этой книги от нынешнего Первого морского лорда, вполне согласуется с этим заявлением Паунда, сведения, которые автор почерпнул у официального историка британского военно-морского флота, ставят это заявление под сомнение. «Наличие такого рода свидетельств о передвижениях „Тирпица“ послевоенные изыскания не подтверждают», — писал официальный историк флота. Нам представляется, что к этим словам известного исследователя следует прислушаться23.

Гамильтону здорово не повезло, что мистер Черчилль заранее записал его в виновники происшедшей трагедии; по идее, одним из главных виновников разгрома конвоя PQ-17 премьер-министр должен был считать себя, так как в конечном счете именно он настоял на отправке каравана. Однако премьер-министр, несмотря на неоднократные заявления Гамильтона о том, что ситуация с топливом на эсминцах Бруми была критическая, продолжал называть отход эсминцев от конвоя «роковой ошибкой». В своих военных мемуарах Черчилль по этому поводу писал: «Никакой риск не считался чрезмерным, если речь шла об стране торговых кораблей»24. Неужели это написал тот самый человек, который в 1942 году утверждал, что «отправка конвоя будет оправдана даже в том случае, если он потеряет половину своего состава»? Печально все-таки, что в этом неприглядном деле козлом отпущения стал такой блестящий офицер, как контр-адмирал Гамильтон.

В своем отчете о проводке конвоя Гамильтон еще раз подчеркнул огромную важность воздушного прикрытия и заявил о первоочередной необходимости уничтожения разведывательных самолетов врага. Нетрудно догадаться, что эту миссию один-единственный истребитель «си-харрикейн», находившийся на борту транспорта типа КАМ, выполнить не мог. Гамильтон полагал, что эту задачу способен решить только входящий в состав эскорта конвойный авианосец25. В своем письме адмиралу Товею от 10 сентября 1942 года он писал, что за недальновидную политику правительства, годами державшего морскую авиацию на голодном пайке, расплачиваться придется всему британскому народу. «Мы поставили под угрозу наши главные коммуникации — и все для того, чтобы позволить Бомбардировочному командованию уничтожать как можно больше немецких детей и женщин, исходя из порочной концепции, что подобные действия способны обеспечить нам скорую победу».

Несколькими днями позже он отправил другому адмиралу еще более резкое письмо, которое люди, знавшие Гамильтона, сочли бы совершенно для него нехарактерным.

«Общественность хочет знать факты, и наш долг ее просветить, чтобы люди наконец поняли, какую неприглядную роль во всем этом деле сыграли „Уинстон и Ко.“. Теперь мы хорошо знаем, что премьеру плевать на нехватку у флота воздушных сил. Поэтому они с Паундом очень не прочь сплавить с флота адмирала Товея и поставить на его место какого-нибудь покладистого парня, который будет соглашаться с их политикой „умиротворения“ Германии посредством бесконечных бомбардировок и не станет выдвигать чрезмерных требований относительно наращивания морской авиации.

Я пробыл адмиралом только восемнадцать месяцев, но за это время меня уже трижды грозились списать на берег. Это не считая того, что премьер-министр чуть ли не во всеуслышание называет теперь меня трусом. Но я всегда говорил и буду говорить, что русские конвои являются бессмысленными с военной точки зрения операциями»26.

В скором времени Гамильтон попал в больницу с диагнозом «обострение аппендицита», и ему была сделана операция. Тем временем во главе крейсерской эскадры был поставлен другой адмирал, который и обеспечивал прикрытие конвоя PQ-18, когда он в середине сентября двинулся наконец в сторону России. На этот раз в состав эскорта входил конвойный авианосец — как Гамильтон и предлагал. К 21 сентября, когда конвой прорвался в Белое море, из сорока транспортов, которые входили в его состав, десять были потоплены немецкими бомбардировщиками, а три — подводными лодками. Хотя германский надводный флот в борьбе с этим конвоем участия не принимал, британские военные моряки подготовились и к такому развитию событий. После проводки этого конвоя Товей в своем письме к Гамильтону писал: «На этот раз мне удалось пресечь все попытки вмешательства со стороны руководства». В сентябре Товей не вышел с флотом метрополии в море и остался в Скапа-Флоу, чтобы лично руководить по радио всеми операциями надводных кораблей и избежать того, что Гамильтон называл «попытками Адмиралтейства оказать давление на командующего»27.

Уничтожив конвой PQ-17, немцы добились большего стратегического успеха, нежели рассчитывали. Прежде всего, они лишили русских важных для них грузов. И не только тех, которые союзники везли на кораблях конвоя PQ-17, но и тех, которые так и не были доставлены в русские порты в связи с тем, что проводка Арктических конвоев была отложена до зимы. Единственным исключением в этом смысле был сентябрьский конвой PQ-18, отправленный только для того, чтобы умилостивить маршала Сталина, у которого малейшая задержка с отправкой конвоев вызывала сильнейшее раздражение. Тем не менее, даже кратковременный выход тяжелых германских кораблей в море (начальная стадия операции «Рыцарский удар») продемонстрировал союзникам уязвимость их коммуникаций к востоку от острова Медвежий и заставил озаботиться усилением их защиты. Когда в декабре 1942 года конвои снова один за другим пошли в Россию (обозначение «PQ» было заменено другим, менее зловещим), все попытки немецкого надводного флота выйти в море и атаковать транспорты были отбиты. Такого рода неудачи заставили Гитлера разувериться в способностях германского надводного флота проводить крупные самостоятельные операции, в связи с чем Рёдер подал в отставку, и пост командующего флотом занял апологет подводной войны гросс-адмирал Дёниц28.