3

3

Следя за развитием событий, связанных с разгромом конвоя PQ-17, читая списки потопленных судов, узнавая об их тоннаже и тех грузах, которые они везли, мы подчас забываем, что все это — свидетельства огромной человеческой трагедии. Ведь при уничтожении судов испытывают страдания не металлы и механизмы, но люди. В своем большинстве это простые моряки, составлявшие экипажи торговых кораблей и транспортов, шедших северным путем в Россию. Но это не однородная безликая масса, но индивидуальности, личности с присущими только им чертами характера, достоинствами и недостатками. Среди них были люди умные и недалекие, самоотверженные и эгоистичные, храбрые и не очень. Но кем бы они ни были, их смерть среди льдов и свинцовых вод Баренцева моря причинила огромную боль их близким и родственникам, дожидавшихся их возвращения в Англии, Америке, Панаме или на Ямайке. В этом смысле судьба транспорта «Хартлбери» ничем не отличается от судьбы других торпедированных или разбомбленных судов.

Капитан Джордж Стефенсон, мастер «Хартлбери», не был новичком в деле проводки конвоев и знал об ужасах войны на море не понаслышке. Он был награжден Орденом Британской империи за таранный удар, который несколько месяцев назад нанес форштевнем своего корабля вражеской субмарине во время проводки одного из конвоев в Атлантике. Стефенсон не остановился, чтобы подобрать бултыхавшихся в воде немцев, и, когда на обратном пути немецкая субмарина торпедировала его корабль, шедший в середине походного ордера и со всех сторон окруженный другими транспортами, он с мрачной ухмылкой заметил, что это месть немецких подводников за то, что он не захотел спасти их товарищей.

Капитан-лейтенант Ла Бауме видел, как две его торпеды одна за другой поразили транспорт, после чего судно стало клониться на правый борт и резко замедлило ход. Третий офицер транспорта, который был свидетелем трагедии и вел дневник, позже писал:

«7 июля. 7.40 вечера. Мы торпедированы. Я только что сменил с вахты второго помощника, который отправился пить чай, поднялся на мостик и в буквальном смысле наступил на торпеду — она взорвалась прямо подо мной. Послышался страшный грохот, все заволокло черным дымом, а потом на рубку обрушилась стена воды. Я сильно ударился о какой-то предмет головой, но, по счастью, сознания не потерял. Помню, что в тот момент мной владела только одна мысль — поскорей выскочить из рубки и перебежать на другой борт — пока в корабль не ударила еще одна торпеда. Должно быть, это то, что называется „сохранять присутствие духа“. Выбравшись из рулевой рубки, где не было ни единой живой души и кругом плескалась вода, я успел добежать до левого борта, когда взорвалась вторая торпеда. Меня подбросило в воздух, после чего я рухнул на палубу, основательно соприкоснувшись с ней спиной»³⁶.

Первого офицера мистера Гордона при взрыве тоже швырнуло на палубу, при этом у него неловко подогнулась рука, но он по крайней мере остался в живых. Радиста при взрыве оглушило свалившимся на него тяжелым радиоусилителем, и он на минуту потерял сознание. Нечего и говорить, что радио было разбито и передать в эфир сигнал SOS было невозможно.

Первая торпеда сделала огромную пробоину в корпусе в районе жилых помещений. Выбежавшие из кубрика стюарды один за другим попадали в провал, образовавшийся посреди коридора. Взрыв второй торпеды поднял большую волну, которая обрушилась на мостик и стоявшую наверху надстройки счетверенную зенитную установку «Эрликон», смыв за борт пять артиллеристов. Сама платформа, на которой находилась установка, рухнула прямо на капитана Стефенсона, выбежавшего после взрыва на крыло мостика.

С помощью капрала морской пехоты из вооруженной охраны корабля, первый офицер вытащил мастера из-под искореженных взрывом металлических конструкций и обломков бетонных блоков, окружавших установку. На удивление, Стефенсон — плотный, небольшого роста выходец из Йоркшира — остался в живых и, если не считать глубокого пореза на голове, даже не слишком пострадал. Ругаясь последними словами, Стефенсон сорвал с себя промокшее насквозь офицерское пальто и надел чей-то черный бушлат.

Корабль сильно накренился, оба его двигателя остановились. Взрывом во многих местах искорежило и приподняло палубы; котлы сорвало с фундаментов, и из всех вентиляторов били струи пара. Пронзительный свист, который издавали поврежденные паропроводы, перекрывал все другие звуки. Прежде чем капитан Стефенсон успел отдать команде приказ «оставить судно», люди бросились к шлюпкам. Изначально их было две, и каждая могла вместить до тридцати шести человек. Между тем экипаж судна насчитывал пятьдесят девять моряков, включая морских артиллеристов и сигнальщиков военно-морского флота («Хартлбери» в составе PQ-17 был назначен вице-коммодорским судном). Однако шлюпка правого борта была повреждена при взрыве второй торпеды, вследствие чего все моряки, вне зависимости от того, кто к какой шлюпке был приписан, сгрудились у шлюпки на левом борту судна. Несколько особенно активных парней начали приводить в действие лебедку.

Капитан Стефенсон бросился к спасательным плотикам у грот-мачты, чтобы проследить за их спуском. Первый офицер с той же целью поспешил к разрушенным надстройкам у фок-мачты, где тоже крепились спасательные плотики. Действуя одной рукой — другая была ушиблена при взрыве, — Гордон попытался освободить плотик левого борта; несколько человек занялись плотиками, которые крепились справа. Гордону было неудобно работать одной рукой, поэтому свой плотик он не удержал, и тот упал в воду. Гордон бросился в море, подплыл к плотику и вскарабкался на него. Так как за плотиком все еще тянулся канат, Гордон достал складной нож, перерезал канат и освободил плотик³⁷.

Поскольку судно все еще двигалось по инерции вперед, первый офицер скоро оказался на своем плотике рядом с местом, где находилась исправная шлюпка, и был свидетелем того, как моряки пытались спустить ее на воду — к сожалению, неудачно. Она опрокинулась при спуске, и заполнивших ее моряков выбросило в море. Шлюпку продолжало тащить за кораблем по поверхности, а вокруг плавали выброшенные в море люди. Дело было так: третий офицер Нидхэм Форт, поспешивший к шлюпке левого борта, приказал находившемуся на судне морскому кадету постепенно опускать на шлюпбалке фалы, но, как писал впоследствии Форт, «кадет С. опустил только носовой фал, в результате чего шлюпка рухнула вниз носом, и несколько глупцов, которые успели в нее вскочить, полетели в воду. Началась паника».

Ничего бы не случилось, если бы были исправными обе шлюпки или если бы на воду спускали пустую шлюпку. Но теперь людьми владело только одно чувство — желание выжить. Поэтому за первым инцидентом сразу же последовал второй — почти аналогичный. Кучка стюардов и кочегаров стала спускать на воду маленькую шлюпку-четверку, и это им удалось. Другое дело, что они, не будучи моряками, забыли вставить пробки в отверстия для стока воды, и шлюпка мгновенно ушла на глубину. Люди остались на поверхности моря; шлюпку же, так как она была не из металла, а из дерева и утонуть не могла, несколькими днями позже прибило волной к побережью Новой Земли[68]. Во время имевших место печальных инцидентов наряду с другими моряками погиб двадцатилетний третий радист, который сменился с вахты как раз в тот момент, когда в корабль ударила торпеда. Этого радиста звали Джордж Стори. Во время одного из воздушных налетов на Шеффилд он потерял отца. Перед тем как он уходил в рейс в составе конвоя PQ-17, его мать просила первого радиста «Хартлбери» мистера Ричарда Фернсайда «позаботиться о Джордже», поскольку у нее «никого, кроме этого мальчика, не осталось»³⁸.

«Хартлбери» погружался в воду, одновременно кренясь на правый борт. Первый радист Фернсайд выскочил из разбитой радиорубки и побежал к правому борту, где моряки ухитрились спустить на воду чудом уцелевший спасательный плотик. На плотик, который был рассчитан на восемь или девять человек, забралось не меньше тринадцати. По этой причине плотик сильно просел, и люди находились в нем по грудь в воде. Когда Фернсайд попытался отыскать себе на нем местечко, чтобы присесть, такового не нашлось, и ему вместе с тремя такими же, как он, бедолагами, пришлось всю ночь стоять. Но это спасло им жизнь.

Плотик, на котором находился первый офицер Гордон, постепенно отнесло к тащившейся за кораблем на фале наполненной водой шлюпке, которая, словно норовистая лошадь, сбросила усевшихся в нее людей. Несколько моряков, продемонстрировав прямо-таки цирковую сноровку, спустились по фалу с борта корабля на корму полузатопленной шлюпки и перешли с нее на плотик Гордона, практически не замочив ног. Когда на плотике оказался полный комплект из девяти человек, Гордон оттолкнулся от кормы шлюпки и стал отходить от тонущего корабля в море.

Второй и третий офицеры «Хартлбери» появились у ограждения борта в тот момент, когда плотик удалялся от судна. На «Хартлбери» еще оставались люди, не нашедшие себе места на плотах. Их единственной надеждой была полузатопленная большая шлюпка, которую тонущий корабль продолжал буксировать за собой. В надежде, что ее еще можно использовать, моряки один за другим стали соскальзывать на нее по канату. Вместе с ними был и третий офицер, который вел дневник.

«Другого средства спасения, кроме этой полузатопленной шлюпки, у меня и у дюжины остававшихся на корабле или плававших в море людей не было. Когда мы забрались в нее, то оказались по пояс в ледяной воде».

Через десять минут после того, как U-355 выпустила по «Хартлбери» четыре торпеды, Ла Бауме с расстояния в тысячу ярдов ударил по нему пятой торпедой из кормового аппарата. При взрыве с транспорта сбило трубу, а пламя и дым взметнулись вверх на четыреста футов. У корабля, что называется, переломился хребет; если раньше он имел крен на правый борт, то теперь стал быстро заваливаться влево.

«Когда взорвалась третья торпеда и корабль стал крениться на левый борт, мы решили, что его туша вот-вот нас накроет. Старший матрос Диксон — ничтожный себялюбец и индивидуалист — запаниковал и стал орать, что всем нам пришел конец».

Третий офицер Нидхэм Форт спустился на борт полузатопленной шлюпки последним. Те, кто уже находился в ней, кричали, что судно тонет и чтобы он поторапливался, и ему под конец пришлось прыгать. Второй офицер Харолд Спенс последовал было за ним, но сидевший в лодке восемнадцатилетний помощник стюарда Артур Спалер схватил топор и перерубил фал, соединявший шлюпку с кораблем, после чего шлюпку сразу же отбросило волной в сторону. Несчастный Харолд Спенс, не успевший спуститься в шлюпку, повис на канате над морской бездной.

Оказавшиеся в полузатопленной шлюпке люди сделали попытку вычерпать из нее воду. Но каждая новая волна, которая накатывалась на шлюпку, снова наполняла ее чуть ли не до краев. Если разобраться, суденышко держалось на поверхности только за счет запаянных емкостей, обеспечивавших плавучесть. Третий офицер, используя весло, попытался направить шлюпку вразрез волне, но сделать это одному человеку было не под силу. Позже он писал: «Никто не выразил желания мне помочь. Похоже, люди больше полагались на волю судьбы, нежели на собственные усилия». Кроме того, на борту было слишком много людей. Третий офицер понимал, что, пока шлюпка перегружена, превратить ее в полноценное спасательное судно, способное передвигаться по морю в нужном направлении, не удастся.

Вскоре после взрыва третей торпеды судно разломилось на две секции и стало быстро тонуть. Когда погружалась корма, полуют опустился, и со стороны можно было различить крохотную человеческую фигурку, метавшуюся по наклонной палубе. Потом корма, взметнувшись вверх на 40 футов и продемонстрировав позеленевшие от времени и морской воды винты, скрылась под водой. Вскрытые торпедой трюмы были открыты всем взглядам, и, перед тем как кормовой отсек ушел под воду, люди могли рассмотреть содержимое трюма номер пять. Человеку, который метался на корме, удалось-таки в последний момент прыгнуть в море. Позже выяснилось, что это был капитан Стефенсон.

Стефенсон подплыл к шлюпке, где находился третий офицер, и это утлое полузатопленное суденышко его подобрало. Когда Форт бросил прощальный взгляд на корабль, он заметил на тонувшей носовой секции еще одного человека, который карабкался по лестнице, которая вела с палубы на мостик. Оказавшись наверху лестницы, человек повернулся, и моряки узнали в нем второго офицера Харолда Спенса, которого они оставили болтаться на обрывке каната над морем. В следующее мгновение люди увидели, как он скинул с себя спасательный жилет, бушлат и фуражку, и замерли от ужаса: определенно, этот человек считал, что с ним все кончено, и не видел смысла длить свои страдания. Однако он до самого конца сохранял самообладание — когда носовая секция уходила под воду, он помахал на прощание сидевшим в шлюпке и на плотиках морякам. Потом вокруг забурлила вода, и носовая секция исчезла из виду вместе со стоявшим на мостике вторым офицером³⁹. Это была еще одна отдельная человеческая трагедия, каких при проводке рокового конвоя PQ-17 было множество. К этому следует добавить, что за десять дней до того, как «Хартлбери» вышел из Сандерленда в свой последний вояж, Спенс сочетался законным браком.

Морская гладь разверзлась, и на поверхность вынырнула U-355. Из всех отверстий ее балластных цистерн хлестала вытесняемая сжатым воздухом вода, а за ограждением конической рубки стояло с полдюжины германских подводников. Капитан-лейтенант Ла Бауме позже замечал, что открывшееся их взгляду зрелище было не для слабонервных: в море плавало множество облаченных в спасательные жилеты трупов моряков, а положение тех, что спасались на полузатопленной шлюпке и перегруженных плотиках, представлялось абсолютно безнадежным. Когда субмарина подошла к одному из плотиков, второй офицер U-355 задал английским морякам вопросы относительно названия судна, его водоизмещения и груза и получил на них исчерпывающие ответы. В свою очередь, немец сообщил англичанам курс и расстояние до ближайшего берега. При этом немцы держали британских моряков на прицеле своих автоматов. Потом с субмарины передали на плотик буханку черного хлеба в фольге, бутылку джина и бутылку рома.

Со спасательными средствами у британцев дело обстояло из рук вон плохо: помимо двух плотиков с одним-двумя моряками на каждом, в море находились полузатопленная морская шлюпка, в которой спасалось двадцать человек, и еще два перегруженных плотика; на плотике старшего офицера нашли пристанище девять моряков, а на том, где был радист Фернсайд, — четырнадцать.

Немцы предложили выдать им капитана. Но Стефенсон предупредил своих людей, чтобы они хранили молчание относительно его статуса. Надо сказать, что в том потертом бушлате, который он надел вместо промокшего форменного пальто, на капитана он отнюдь не походил. Британцы надеялись, что немцы помогут им хотя бы вычерпать воду из шлюпки, чтобы они смогли расположиться в ней с большими удобствами, но ничего подобного не произошло. Настроение у подводников было довольно агрессивное. Не дождавшись выдачи капитана, они прокричали из рубки привычное: «Вы ведь не коммунисты, не так ли? Тогда какого черта вы сражаетесь на стороне красных?» — после чего, так и не оказав британским морякам никакой помощи, стали отходить от них в сторону. Возможно, немцы опасались, что если их субмарина подойдет слишком близко к британцам, то поднятая ею волна перевернет или потопит перегруженные плотики. В скором времени адмиралу Шмундту в Нарвик была отправлена очередная радиограмма с сообщением о победе.

Нидхэм Форт записал в своем дневнике следующее:

«Неподалеку от нас всплыла немецкая субмарина. Стоявшие в рубке подводники задали нам несколько вопросов о названии корабля и его грузе — но и только. Потом они ушли, оставив нас в отчаянном положении и не оказав никакой помощи. Иначе как проявлением крайней жестокости это не назовешь»[69].

Людям, находившимся на плотике старшего офицера Гордона, немцы, по крайней мере, передали хлеб и крепкую выпивку. Но самое главное, они сообщили им, что до берега плыть всего три мили. Однако морякам, находившимся в полузатопленной шлюпке и на другом плотике, они не дали ни пищи, ни горячительных напитков, ни указаний относительно берега. Сидевшие в шлюпке и на плотике по пояс в ледяной воде люди замерзли, впали в оцепенение и через несколько часов начали умирать. Форт в своем дневнике далее пишет:

«Люди умирали один за другим. Первым отдал концы кочегар Хатчинсон. За ним последовал официант. Потом умер матрос Кларк, потом старина Сиббит — отличный парень; все звали его „Радист“. Потом отправился к праотцам 16-летний мальчишка-уборщик, вслед за ним сыграли в ящик матросы Диксон и Хансен. Все это произошло в течение каких-нибудь двух часов. Отходных молитв никто не читал. Мертвых просто выбрасывали за борт — и дело с концом. Люди были одержимы одной мыслью — любой ценой облегчить лодку. Но это не помогло. Чуть позже умер главный инженер, потом механик и рабочий с камбуза, потом еще один кочегар; к полуночи скончались второй стюард, кок, артиллерист и сержант морской пехоты Джессен. Какая трагедия — и всего в трех милях от берега! За редким исключением, все отходили в лучший мир одинаково — людей клонило ко сну, они начинали заговариваться, а потом глаза у них стекленели и наступал конец. Не самая худшая смерть при таких обстоятельствах, позвольте вам заметить.

Сам я тоже чувствовал себя не лучшим образом, но все время, чтобы согреться, орудовал веслом, хотя это вряд ли помогло нам приблизиться к берегу. Но ледяная вода вытягивает из тебя все тепло — уж такая у нее особенность. Постепенно я стал осознавать, что замерзаю и скоро умру — точно так же, как умерли до этого мои товарищи. Те, кто еще оставался в живых, выглядели ничуть не лучше мертвецов — были такие же бледные, неподвижные и молчаливые. После полуночи нас осталось пятеро: капитан Стефенсон, ваш покорный слуга, матрос Мей, кочегар Стори и помощник стюарда Спалер».

Несколько позже в своем дневнике третий офицер отошел от простой констатации фактов смерти и уделил больше места деталям. Так, он несколько подробнее рассказал о кончине матроса Джеффри Диксона, который перед смертью был сильно не в себе, кричал, что всем им пришел конец, и, опустив голову в воду, доходившую в лодке ему до подмышек, даже попытался утопиться. Потом он неожиданно прекратил буйствовать, затих, и по остановившемуся выражению его глаз третий офицер понял, что он умер. Третий офицер и еще один моряк подняли мертвого матроса с места, бросили за борт и оттолкнули его труп от шлюпки.

Кочегары, которые перед тем, как спуститься в шлюпку, работали у топок, были одеты только в рубашки с короткими рукавами и спасательные жилеты, а потому умерли одними из первых.

«Радист Сиббит был малый сдержанный и немногословный, но обладал одним удивительным качеством — умел вселять в людские сердца надежду. К сожалению, оказавшись в шлюпке, сам он быстро утратил всякую надежду на спасение, отказался от борьбы за жизнь, перестал двигаться, закрыл глаза и заснул. Когда я через минуту на него посмотрел, он находился уже в ином измерении».

Спалер, юный помощник стюарда, выразил желание сплавать к одному из плотиков, предварительно обвязавшись канатом. Возможно, парень полагал, что условия выживания там лучше, чем в нашей шлюпке. Он проплыл только половину пути, но потом мокрая одежда стала тянуть его на дно. Матросы, дергая по приказу Стефенсона за канат, которым стюард обвязался, ухитрились-таки втащить его в шлюпку. Надо сказать, Спалеру удалось пережить всю эту заварушку, хотя в результате этой отчаянно смелой попытки разведать обстановку он и лишился обеих ног.

По мере того как мертвые моряки один за другим оказывались за бортом и отправлялись в последнее меланхолическое путешествие по волнам Баренцева моря, полузатопленная шлюпка все выше поднималась из воды. Этому способствовало еще и то, что оставшиеся в живых моряки, заметив это и приободрившись, стали значительно активнее, чем прежде, вычерпывать из нее воду. Когда наступило утро, в шлюпке из составлявших первоначально ее экипаж двадцати человек остались только пять. Хотя вода из лодки была вычерпана, люди были настолько измучены, что у них почти не осталось сил, чтобы бороться за жизнь. При этих обстоятельствах недюжинную силу духа выказал кочегар Джон Стори, по инициативе которого едва живые люди подняли на шлюпке складную мачту и, как смогли, натянули на ней оранжевый полотняный парус. К сожалению, даже совместных усилий пяти измученных моряков не хватило для того, чтобы установить мачту в вертикальное положение. По этой причине парус наполнялся ветром недостаточно хорошо и тянуть в нужном направлении тяжелую морскую шлюпку не мог. Убедившись в этом, кочегар Джон Стори, не сказав никому ни слова, прыгнул в воду и поплыл прочь от шлюпки, скрывшись в нависавшем над водой утреннем тумане. Пару раз товарищи окликнули его слабыми голосами, но, не получив ответа, замолчали. Теперь на борту шлюпки осталось только четыре человека.

Смерть сняла богатую жатву и на том плотике, где находились радист Фернсайд и еще тринадцать человек с «Хартлбери». Так как плотик был рассчитан максимум на девять человек, люди, погрузившиеся на него последними, были вынуждены стоять. Как выяснилось позже, выжили только те четверо, что всю ночь простояли. Первым умер кочегар, облаченный только в спасательный жилет и брюки. Вслед за ним скончался одетый в тонкую белую куртку официант из кают-компании.

«Когда люди умирали, второй инженер Джозеф Тайт читал нараспев двадцать третий псалом, начинавшийся словами „Господь мой пастырь“, который он знал наизусть. Время от времени он разражался стенаниями и жалобами, из которых явствовало, что более всего в жизни ему бы хотелось сейчас оказаться у себя дома в Глазго. Он умер последним — начал засыпать, хотя мы всячески трясли его и терли ему щеки, чтобы не позволить провалиться в этот смертный сон. Но все напрасно»³¹.

Через несколько часов к этому заполненному мертвецами плоту прибило волной небольшой плотик, на котором находился артиллерист, одетый в шинель цвета хаки. Оставшиеся в живых люди с большого плота кричали ему, всячески стараясь привлечь его внимание, но он не отвечал, так как находился в состоянии полной прострации. Когда оба плотика соприкоснулись краями, радист Фернсайд увидел рядом с артиллеристом еще одного зенитчика. Он был мертв. Его сбросили в воду, а находившиеся на дне плотика коробки с продуктами и медикаментами вскрыли. Пища и тонизирующие таблетки подбодрили оставшихся в живых на двух плотах пятерых моряков, которые перешли на тот плотик, что был поменьше, и на протяжении еще двух суток болтались на нем по волнам среди опустившегося на море густого тумана. Потом туман рассеялся, и спасшиеся с «Хартлбери» люди обнаружили, что все это время дрейфовали по небольшому заливу у побережья Новой Земли. Берег находился от них на расстоянии какой-нибудь мили, а в двух милях от них виднелся большой американский корабль, стоявший на якоре. С «американца» спустили шлюпку-четверку, которая взяла плотик на буксир.

Девяти морякам, которые покинули «Хартлбери» на плотике, где распоряжался старший офицер Гордон, повезло больше. Никто из них не умер — возможно, по той причине, что у них были крепкие спиртосодержащие напитки, которые им передали немцы. Пока плотик находился в море, старший офицер то и дело пускал по кругу бутылки с джином и ромом, чтобы моряки могли согреться, глотнув спиртного. Кроме того, важную роль сыграл психологический фактор — моряки знали, что находятся в трех милях от берега и что через несколько часов обязательно его достигнут. Они подняли мачту и натянули небольшой полотняный парус. Обнаружив на борту жестянку с китовым жиром, они вскрыли ее и натерли этим жиром конечности, чтобы предохранить их от обморожения.

Рано утром они наткнулись на шлюпку — ту самую, где на дне плескалась ледяная вода и где из двадцати человек экипажа замерзло и умерло пятнадцать.

«Из тумана выступила шлюпка с покосившейся мачтой и обвисшим парусом. Мы с помощью весел подошли к ней поближе и поняли, что это полузатопленная шлюпка с нашего корабля, которая, когда мы отходили от „Хартлбери“, находилась в воде по самый борт и, по идее, давно должна была затонуть. В шлюпке мы обнаружили нашего капитана, третьего офицера и еще двух человек из экипажа, а также окоченевший труп. Мы выбросили мертвеца за борт, правильно установили мачту, расправили парус и, перебравшись в шлюпку, направились на ней в сторону Новой Земли»³⁷.

У Гордона был с собой компас, и он знал, где земля, так как немцы указали ему направление. Пока капитан и трое бывших с ним людей запивали джином тонизирующие таблетки «Хорликс» и понемногу приходили в себя, шлюпка вошла по узкому проходу между песчаными отмелями в небольшой залив, посреди которого возвышался скалистый остров, на котором спасшиеся с «Хартлбери» люди и обосновались. Хотя на острове не было никакой растительности, обломков дерева к его берегу прибило предостаточно, и моряки получили возможность развести костер. Люди соорудили из паруса подобие палатки и стали греть на огне банки с тушеной говядиной и сгущенным молоком из находившегося в шлюпке «неприкосновенного запаса». Черный хлеб, который немцы передали спасавшимся, старший офицер разделил поровну среди всех, кто остался в живых. Была восстановлена морская дисциплина и установлено время и очередность вахт наблюдателей. На обед выдали суп из пеммикана (сушеного оленьего мяса) и гусиные яйца. Старший офицер Гордон организовал также поисковую партию, которая должна была обыскать остров и выяснить, не укрывается ли на нем еще кто-нибудь из экипажа «Хартлбери» или других потопленных кораблей.

Прошло три дня — солнечных, но ветреных и холодных. Туман то немного рассеивался, то снова сгущался. На четвертый день старший офицер увидел на расстоянии десяти миль от острова стоявший на мелководье большой американский корабль. Через несколько часов те, кто спасся с «Хартлбери», оказались на борту американского судна. Из пятидесяти шести человек команды британского транспорта остались в живых только двадцать. Годом позже от полученных травм черепа умер капитан Стефенсон. Таким образом, число жертв подлодки Ла Бауме достигло тридцати семи. Надо сказать, что из всех мастеров торговых судов погиб один только Стефенсон. Что и говорить, немецкие подводники жестоко отомстили ему за таран и смерть своих коллег⁴⁰.

В тот вечер, когда произошла трагедия с «Хартлбери», Уильям Джойс (лорд Хау-Хау) вещал по германскому радио на английском языке, рассказывая о конфликте, возникшем между Советским Союзом и его западными союзниками после разгрома конвоя PQ-17, который так и не смог доставить к берегам России столь необходимые на восточном фронте вооружение и стратегические материалы⁴¹. Кроме того, по немецкому радио был зачитан официальный меморандум с Вильгельмштрассе, где не без иронии отмечалось, что «британские и американские производители вооружения, которые, как считается, работают для России, на самом деле производят свои изделия только для того, чтобы немцы могли отправлять их на морское дно»⁴².