3

3

Немецкие моряки весьма ревниво следили за тем интересом, который проявляли ВВС к использованию во время налетов торпед, так как считали торпедное оружие прерогативой флота. Когда в начале войны было принято решение о создании эскадрилий торпедоносцев, специальных воздушных торпед на вооружении и в серийном производстве не было, а испытания опытных образцов долгое время заканчивались неудачей. Морские штабы старались к информации о новых разработках морского торпедного оружия авиаторов не допускать и своим опытом в этой области с люфтваффе не делились. Более того, моряки противились попыткам авиаторов заказать воздушные торпеды у частных фирм — разработчиков оружия. Только в январе 1942 года Геринг добился права на создание собственной экспериментальной базы авиационного торпедного оружия, как, равным образом, тренировочных центров по его применению. К концу апреля 1942 года воздушными торпедами были вооружены не только Хе-115 так называемого Берегового командования, но и 12 самолетов Хе-111 из авиагруппы КГ-26, базировавшихся на вновь созданных аэродромах в Банаке и Бардуфоссе в северной Норвегии. К тому времени, когда конвой PQ-17 вышел в море, Береговое командование располагало 15 поплавковыми торпедоносцами Хе-115 и 42 торпедоносцами типа Хе-111 из авиагруппы КГ-26¹⁸.

В 12.20 дня 2 июля немецкий разведывательный самолет «Блом & Фосс-138» завис над конвоем. Через час или полтора к нему присоединились еще два самолета. Сквозь мощную оптику морских биноклей можно было заметить, что это не разведчики, а торпедоносцы. Эти три самолета кружили над конвоем примерно час, правда, стараясь держаться на почтительном расстоянии от зенитных орудий кораблей союзников. Через некоторое время командир субмарины U-456 капитан-лейтенант Тейхерт радировал в Нарвик, что корабли конвоя начинают поднимать аэростаты воздушного заграждения⁶. Зенитчики находились при орудиях и в ожидании воздушного нападения два часа всматривались до рези в глазах в силуэты самолетов над головой. Коммандер Бруми, чей радист перехватил сигналы с круживших над конвоем самолетов, передал на другие корабли сообщение о том, что немецкие пилоты, скорее всего, занимаются наведением на караван новой группы торпедоносцев. Разведка боем началась после шести тридцати вечера, когда два висевших над караваном торпедоносца неожиданно пошли на снижение и, находясь на высоте нескольких футов над поверхностью воды, устремились в атаку на корабли. Завыли сирены боевой тревоги.

6.36 вечера. Зенитчики открыли огонь. От самолета отделилась торпеда.

6.40 вечера. Руль на 105°.

6.47 вечера. Сообщение с «Кеппела»: торпеды приближаются к конвою.

6.50 вечера. «Красный» на 160°. Два самолета. Руль на 100°.

6.51 вечера. «Красный» на 90°. Самолет приближается. «Зеленый» на 140°.

6.52 вечера. «Кеппел» открыл огонь по головному самолету¹⁹.

Атака прекратилась так же неожиданно, как началась. Оба торпедоносца «скрылись в густом тумане»²⁰. Следовало однако иметь в виду то обстоятельство, что самолеты, начав атаку, возможно, пытались отвлечь внимание моряков от следовавших за конвоем субмарин. Но в 6.56 вечера «Лимингтон» уже предупреждал по радио о новом нападении: «Вражеские самолеты выходят в атаку на 160°»⁵.

На этот раз в атаке принимали участие не менее семи торпедоносцев, которые надвигались на конвой с правого борта. Четыре самолета отделились от прочих, снизились чуть ли не до поверхности моря и открыли огонь из пулеметов; корабли конвоя, отчаянно паля из зенитных автоматов, отгородились от самолетов огневой завесой. Один самолет, как казалось, устремился к русскому танкеру «Азербайджан». Три спасательных корабля, двигавшиеся в тылу конвоя — «Ратхлин», «Заафаран» и «Замалек», — также засверкали от вспышек выстрелов. Один из снарядов 4-дюймовой пушки с «Заафарана» взорвался прямо под носом у атакующего самолета²¹. «Замалек» угодил под длинную очередь с подбитого торпедоносца; пули вдребезги разнесли стекла его рулевой рубки и ранили трех морских артиллеристов — стрелка зенитного автомата «Бофорс» и двух стрелков с зенитной установки в центре судна. У стрелка «Бофорса» осколком был выбит глаз. Хирург-лейтенант Маккаллум — корабельный врач — и страдавший от морской болезни санитар вынесли артиллеристов с палубы и отнесли в госпиталь, находившийся в одном из переоборудованных трюмов. Там они стали готовить раненых к операции, чтобы приступить к делу сразу же после того, как окончится налет²².

Самолеты Хе-115 были очень прочными машинами и выдерживали множество попаданий. Офицер с одного из американских транспортов впоследствии заметил: «Казалось, наши пулеметы 50-го калибра почти не причиняли этим самолетам вреда. Мы видели, как пули дырявили их обшивку, но они продолжали лететь»²³. Только один из торпедоносцев получил смертельную рану — возможно, от разорвавшегося у него под носом тяжелого снаряда с «Заафарана». Самолет, пилотируемый командиром немецкой эскадрильи, выдерживал множество попаданий из зенитных автоматов, пролетая между двумя рядами поливавших его свинцом кораблей. Но потом он начал терять высоту и неожиданно для всех зарылся носом в волны — на виду у сотен моряков с конвоя.

Жаждавшие крови военные корабли из эскорта Бруми устремились к рухнувшему в воду самолету. Коммандер Бруми просигналил на эсминец класса «Хант» «Уилтон»: «Германский самолет сбит и упал в воду. Срочно выясните, что там происходит!»⁵ Офицеры эсминца наблюдали сквозь бинокли за тем, как люди с Хе-115 вылезали из кабины на крыло и спускали в воду оранжевый надувной плотик. Многие моряки с кораблей конвоя впервые видели врагов во плоти. Надо сказать, положение их было отчаянным: со всех сторон к ним спешили корабли охранения, наводя на них свои пушки.

А потом произошло такое, о чем моряки конвоя до сих пор вспоминают с изумлением, недоверчиво покачивая головами. Второй «хейнкель» опустил нос и стал быстро терять высоту. Было очевидно, что он хочет совершить посадку рядом со своим поверженным собратом прямо на пути эсминцев охранения. Командир «Уилтона» лейтенант Адриан Нортей повернулся к своему артиллерийскому офицеру и спросил, не желает ли он немного пострелять. «Противно, конечно, палить по людям, оказавшимся в затруднительном положении, но если мы позволим им удрать, завтра они снова атакуют конвой и, возможно, потопят наши корабли. Так что извольте открыть огонь!» Эсминец начал стрелять из главного калибра по поверженному самолету врага, двигаясь в его сторону на полном ходу. Снаряды взрывались вокруг подбитого самолета, поднимая вверх фонтаны воды. Приближавшийся с противоположной стороны второй эсминец тоже открыл огонь.

«Хейнкель» опустился на воду и помчался на поплавках по направлению к оранжевому плотику. Когда он остановился рядом с плотом среди взметавшихся к небу столбов воды, три пилота с разбитого торпедоносца в мгновение ока вскарабкались на борт самолета, где сидели их товарищи по оружию. Потом его пилот дал полный газ; торпедоносец некоторое время бежал по морю, потом отделился от поверхности воды, взмыл в воздух и исчез в облаках.

Все произошло очень быстро. Чтобы сесть на воду, подобрать своих коллег и снова подняться в воздух, немцам потребовалось всего несколько минут. «Уилтон» прекратил огонь. Люди с эсминца разочарованно вздохнули — так бывает с охотниками, упустившими верную добычу. Потом «Уилтон» отвернул и снова занял свое место в походном ордере. Разбитый самолет и пустой плотик безжизненно болтались на свинцовых волнах. Как бы то ни было, первое столкновение между немцами и конвоем PQ-17 завершилось в пользу последнего: немцы потеряли торпедоносец, не сумев поразить ни одного корабля союзников. Субмаринам также не удалось прорваться к конвою сквозь цепочку кораблей эскорта. Когда гул моторов торпедоносцев затих, зенитчики принялись собирать засыпавшие мостики и палубы драгоценные латунные гильзы. Суда конвоя снова построились в походный ордер и пошли прежним курсом. Однако над головами у моряков продолжал висеть немецкий самолет-разведчик.