2

2

К этому времени в штаб морской группы «Норд» (генерал-адмирал Карлс) тоже стали поступать сообщения от субмарин о том, что крейсерская эскадра союзников отошла «в западном направлении на большой скорости». Правда, никаких сведений об «авианосной группе» по-прежнему не было. Упоминалось лишь о небольших военных кораблях, все еще остававшихся с конвоем, который, по словам подводников, стал все больше растягиваться по поверхности моря¹².

Как только эти рапорты достигли Киля, Карлс решил использовать складывавшуюся благоприятную ситуацию к своему преимуществу и немедленно задействовать крупные надводные корабли. Штаб морской группы «Норд» предложил срочно вывести в море линейную группу во главе с «Тирпицем», тем более что ни воздушная разведка, ни подводные лодки до сих пор не обнаружили никаких следов союзнического авианосца, что же касается находившегося неподалеку от конвоя «линкора» (ошибочное представление), то его Карлс надеялся «нейтрализовать» силами авиации к полудню. Карлс подчеркивал, что союзники вряд ли отважатся бросить в бой авианосец, даже если он и имеется у них в этих водах, так как конвой вошел в район, где у немцев подавляющее преимущество в авиации. При таких условиях союзному авианосцу придется держаться от места сражения на максимальном удалении, вследствие чего поднявшиеся с его палубы самолеты смогут оперировать лишь на пределе дальности. Штаб морской группы «Норд» предупредил, что откладывать операцию «Рыцарский удар» более нельзя, и определил один час пополудни 5 июля как крайний срок для ее начала¹³.

Гросс-адмирал Рёдер, памятуя установку фюрера о необходимости «нейтрализации» авианосца перед началом крупной морской операции, этого предложения не одобрил и предложил ждать «дальнейшего развития событий», о чем в 9.00 утра поставил штаб морской группы «Норд» в известность. К тому времени обстановка на морских театрах изменилась еще более радикально: в 6.55 утра немецкая воздушная разведка в разрывах тумана обнаружила английский тяжелый флот, отходивший в юго-западном направлении. Среди кораблей был замечен тот самый авианосец, которого так опасались немцы и который находился теперь на расстоянии 220 миль к северо-западу от острова Медвежий[45]¹⁴. Теперь авианосец отделяло от Альтен-фьорда, где стояли немецкие линейные корабли, более 400 миль, а от того места, где, согласно новой диспозиции, немецкие линкоры должны были завязать сражение с конвоем, до 800 миль.

Немецкий Морской штаб в связи с этим пришел к совершенно правильным выводам, что Адмиралтейство рисковать своими тяжелыми кораблями не намерено и вследствие этого посылать их в воды, где существует реальная угроза нападения немецкой торпедоносной авиации, не будет. Кроме того, немцы знали, что тяжелый союзнический флот находится в море по меньшей мере с 1 июля, ну а коли так, то Адмиралтейство или вообще вернет свои корабли на базы из-за недостатка топлива[46], или предложит им маневрировать на максимально удаленной позиции от мыса Нордкап в ожидании дозаправки с танкеров. Морской штаб заключил, что «ожидать активных действий со стороны авианосной группы неприятеля в настоящее время не приходится»¹⁵. Вскоре после 10.00 утра — примерно в то время, когда был торпедирован «Карлтон», — Воздушное командование Лофотенских островов подтвердило, что между 14 и 26° восточной долготы (вплоть до ледяных полей) никаких следов тяжелых вражеских кораблей не обнаружено. Это еще больше увеличило растущую уверенность Берлина в своем полном преимуществе на этом морском театре.

Командование морской группы «Норд» воспрянуло духом и отдало приказ тяжелым немецким кораблям находиться в часовой готовности к отплытию; в 10.52 утра корабли получили приказ быть готовыми к выходу в море по первому уведомлению. В Альтен-фьорде началась суета: огромные корабли разводили пары, готовясь выйти наперехват транспортам. Поступившие в штаб морской группы «Норд» надежные сведения относительно отхода на запад эскадр Гамильтона и Товея устранили последние препятствия, мешавшие осуществлению плана «Рыцарский удар». Генерал-адмирал Карлс позвонил из Киля в морской оперативный штаб, а потом лично гросс-адмиралу Рёдеру и повторил свое предложение относительно немедленного начала реализации плана «Рыцарский удар», несмотря на «эфемерную угрозу» противодействия со стороны вражеских авианосцев. На этот раз Рёдеру ничего не оставалось, как согласиться с Карлсом. Представитель гросс-адмирала в ставке Гитлера должен был проинформировать фюрера об изменении ситуации на северном морском театре и заручиться его согласием на проведение операции.

Примерно в 11.30 утра вице-адмирал Кранке телефонировал Рёдеру об «успешном завершении» своей миссии. Оперативный штаб в Берлине передал эту радостную новость в штаб-квартиру морской группы «Норд» в Киле через 10 минут. При этом группу «Норд» поставили в известность, что всякие действия надводных немецких кораблей могут быть приостановлены в случае «преждевременного» обнаружения их выхода из Альтен-фьорда со стороны вражеской воздушной разведки или в случае непредвиденных маневров авианосной группы союзников. Минутой позже, ровно за час до установленного морской группой «Норд» крайнего срока выхода линкоров из Альтен-фьорда, генерал-адмирал Карлс передал в эфир кодовое слово о начале операции[47]¹⁶.

Перспективы для действий германского надводного флота в это время представлялись блестящими. До такой степени, что командующий немецким линейным флотом адмирал Шнивинд не стал дожидаться кодового слова и, чтобы сэкономить время, вскоре после 11 часов утра вышел из Альтен-фьорда. Закодированный приказ о подъеме якорей догнал его, когда корабли уже двигались по каналам (Лидсам) в сторону моря. Несмотря на то что в приказе содержалось требование выйти в море в районе мыса Нордкин — то есть в самой восточной точке от Альтен-фьорда, — Шнивинд придерживался собственного плана и шел к более западному выходу из этой системы каналов, находившемуся неподалеку от Рольвсёй, — считал, что там меньше угроза нападения со стороны вражеских подводных лодок¹⁷.

На время проведения надводной операции генерал-адмирал Карлс принял на себя общее руководство над субмаринами из «Стаи ледяных дьяволов». В этой связи он послал Шмундту радиограмму:

«Атака наших надводных сил на корабли конвоя запланирована на полдень завтрашнего дня. Когда операция начнется, в эфир будет передано кодовое слово „Конкорд“. В случае обнаружения подводными лодками вражеских линкоров, авианосцев или самолетов морской авиации немедленно докладывать лично мне»¹.

Без четверти час Киль передал адмиралу Шнивинду, находившемуся на борту линкора, последние данные о передвижениях вражеского флота. Согласно этим данным, крейсерская эскадра союзников отходила «на запад на большой скорости»; что же касается линейно-авианосной группы, то она двигалась средним ходом в том же направлении и находилась на расстоянии около 400 миль к северо-западу от Альтен-фьорда. Никаких других крупных военных кораблей противника в этом районе вплоть до кромки ледяных полей замечено не было. Конвой, согласно немецким разведданным, охранялся только легкими кораблями эскорта; он распался на две шедшие без всякого строя группы, в хвосте которых плелись поврежденные транспорты. Немецкая разведка также считала, что союзники о нахождении тяжелых немецких кораблей в Альтен-фьорде не подозревают. Кроме того, из района следования немецких кораблей во избежание каких-либо эксцессов убрали все германские подводные лодки. Так что предстоящее плавание представлялось немецким морякам легкой прогулкой.

При всем том немцам предстояло рискнуть своими лучшими и новейшими кораблями, и гросс-адмирал Рёдер понимал это, как никто. Даже после того, как решение о выходе кораблей в море было принято, Рёдер позвонил адмиралу Карлсу и высказал ему свои опасения. По этой причине Карлс, связавшись со Шнивиндом, стал взывать к его благоразумию и настаивать на соблюдении с его стороны максимальной осторожности. Все эти призывы и наставления, должно быть, повергли храброго Шнивинда в уныние.

«Короткая операция, принесшая частичный успех, важнее полной победы, если она достигнута за счет больших материальных и временных затрат. Поэтому докладывайте мне о каждом пролетевшем над вами вражеском самолете. Не колеблясь, приостанавливайте проведение операции, если ситуация представляется вам сомнительной. И ни при каких условиях не рискуйте лучшими силами нашего флота, даже если риск кажется вам минимальным»¹².

В немецком линейном флоте никто, однако, в успехе не сомневался. По мнению подавляющего большинства офицеров, лучших условий для проведения операции «Рыцарский удар» и представить было нельзя. В три часа дня «Тирпиц», «Хиппер», «Шеер», семь эсминцев охранения и два торпедных катера вышли, наконец, из каналов и устремились в открытое море.

В это время 5-я воздушная армия увеличила до максимума число разведывательных полетов; равным образом постоянно росло количество вылетов базировавшихся на аэродромах Северной Норвегии бомбардировщиков и торпедоносцев. Велись приготовления для перевода третьей эскадрильи бомбардировщиков Ю-88 из КГ-30 с аэродрома Бардуфосс на авиабазу Банак для усиления базировавшейся там авиагруппы КГ-26. Для проведения совместных операций против конвоя ждали только благоприятной погоды. Скоро, однако, выяснилось, что корабли конвоя сильно растянулись на морской поверхности и самые скоростные из них вот-вот должны были достигнуть зоны густого тумана¹⁸, а потому летчикам следовало поторапливаться. В тот день небо над немецкими аэродромами впервые за долгое время очистилось от тумана и облачности, что создавало почти идеальные условия для проведения массированного авиационного наступления. В 2.30 дня офис Шмундта в Нарвике проинформировали об участившихся воздушных рейдах на корабли конвоя. В этих атаках принимали участия как подразделения Северо-восточного воздушного командования, так и Воздушного командования Лофотенских островов. Днем 5 июля в воздух были подняты все три бомбардировочные эскадрильи из группы КГ-30, к которым присоединились самолеты-торпедоносцы. Вся эта воздушная армада неслась над поверхностью Баренцева моря, высматривая бредущие на восток транспорты.

Фатальные последствия рассредоточения конвоя с каждым часом становились все более очевидными. Лейтенант Градвелл, чей маленький тральщик возглавил группу из трех транспортов и отвел ее в убежище во льдах, был, пожалуй, единственным офицером, который истолковал данные ему инструкции подобным образом. Другие транспорты никакой помощи от кораблей эскорта не получили и спасались, кто как мог. Корветы же в компании с кораблями ПВО «Паломарес» и «Позарика» следовали на восток своими собственными курсами.

Тральщики на флоте были постоянными объектами насмешек. И неудивительно: они были шумными, неуклюжими и медлительными. Помощник Градвелла первый лейтенант Дик Элсден даже сочинил о тральщиках смешную, но трогательную песенку, которая называлась «Парни с тральщиков», где говорилось о том, что эти кораблики совершенно не приспособлены для войны с немцами, но, тем не менее, воюют, хотя, как сказано в песенке:

Дали нам такие пушки, что безвреднее хлопушки.

Хоть дымим, как паровозы, мы врага достать не можем.

Ведь машина слабовата, а патронов — маловато.

Капитаны кораблей ПВО скоро пришли к выводу, что следовавшие за ними маленькие тральщики с аппаратурой прослушивания глубин «Асдик» — «Лорд Мидлтон» и «Лорд Остин» — слишком сильно дымят и что скорости им явно не хватает. С кораблей просигналили: «Какой максимальный ход вы можете развить?» — «Одиннадцать узлов», — последовал ответ. На этом совместное путешествие кораблей ПВО с тральщиками и закончилось, так как последние были оставлены за кормой и предоставлены их собственной судьбе.

Корабль ПВО «Позарика», имевший, кстати сказать, на борту мистера Годфри Уинна — военного корреспондента «Бивербрук Ньюспейперз», вел за собой на восток вдоль кромки паковых льдов корветы «Ла Малоуин» и «Лотус». За ними поспешал спасательный корабль «Ратхлин», а на некотором удалении от него шел корвет «Поппи»¹⁹. Рано утром 5 июля американский транспорт «Беллингхэм», который шел пересекающимся курсом, заметил эту небольшую группу кораблей и сделал попытку с ними сблизиться. Прошло три часа; капитан «Позарики» Лоуфорд приказал «американцу» изменить курс на сорок пять градусов вправо, поскольку, как показалось капитану, американский транспорт держал прямо на паковые льды. «Американец» неправильно расценил этот сигнал и ответил на него коротким: «Пошел к черту!» Корабль ПВО на это просигналил: «Всего хорошего. Желаю удачи!»²⁰ — и отвернул от «американца». Второй офицер с «Беллингхэма» по этому поводу написал несколько горьких строк[48].

У других транспортов также случались аналогичные стычки с кораблями бывшего эскорта. Мы уже знаем о том, как корабль ПВО «Паломарес», собрав вокруг себя противолодочные тральщики «Бритомарт» и «Халкион», ушел с ними к востоку, не взяв под охрану ни одного судна. Рано утром транспортам «Фейрфилд Сити» и «Дэниел Морган» удалось их нагнать. Капитана Дженси, надо сказать, это факт очень удивил, так как он не ожидал, что транспорты продемонстрируют такую прыть. Около 6 часов утра показался на горизонте и увязался за ними «Бенджамен Хэррисон», а тремя часами позже к ним пристроился «Джон Уитерспун» — таким образом, за английскими эскортными судами шли в надежде на защиту четыре американских транспорта. За этой группой судов неотступно следовали немецкие разведывательные самолеты «Блом & Фосс», которые, вне всякого сомнения, наводили на них подводные лодки. То, что случилось после этого, отражено в официальном рапорте офицера американской военной охраны, находившегося на борту «Джона Уитерспуна»: в час ночи «эскорт изменил курс и просемафорил на транспорты, чтобы они шли своим путем и к ним не пристраивались»²¹. Офицер с «Дэниела Моргана» сообщил своему начальству, что «эскорт от нас ушел, велев нам следовать своим курсом»²². Ему вторил офицер военной охраны с «Бенджамена Хэррисона»: «Корабль ПВО изменил курс, а нам приказал выдерживать взятое прежде направление»²³. Избавившись от транспортов, «Паломарес» и другие корабли эскорта пошли на восток на максимальной скорости[49].

Оставшиеся без прикрытия американские транспорты решили укрыться в густом тумане, нависавшем над морем на юго-востоке. В 2 часа дня над кораблями снова появились немецкие разведчики «Блом & Фосс». Прежде чем транспорты вошли в туманную мглу, «Дэниел Морган» слегка изменил курс и открыл огонь по немецким самолетам из своих 3-дюймовых зенитных орудий. Все эти действия были произведены с той целью, чтобы отпугнуть немцев, спутать им карты и не позволить просчитать, в какой точке пространства транспорты выйдут из стены тумана.

Пока «Морган» стрелял по самолетам, германская субмарина, следовавшая за ним всю первую половину дня, заняла выгодную позицию для атаки. Это была та самая U-88, которая утром потопила «Карлтон». Перезарядив свои торпедные аппараты, она погрузилась и теперь на перископной глубине подкрадывалась к «Дэниелу Моргану»²⁴. Впрочем, Бохманну, командиру U-88, выбирать не приходилось: все остальные транспорты уже скрылись за непроницаемой стеной тумана. Неожиданно для немца «Морган» снова изменил курс и двинулся в сторону Адмиралтейского полуострова, что на Новой Земле. Выгодный момент для торпедного залпа был упущен. Бохманн еще некоторое время оставался на перископной глубине, просчитывая курс «Моргана», а когда тот скрылся за пологом тумана, всплыл на поверхность и снова двинулся за ним следом.

Примерно в три часа дня «Дэниел Морган» вышел из тумана и увидел «Фейрфилд Сити», который шел от него с правого борта параллельным курсом. На «Моргане» по-прежнему не имели представления о том, что за ними следует вражеская подводная лодка, между тем Бохманну снова удалось настичь свою жертву. Когда он начал осуществлять маневр, выбирая удобное место для торпедного залпа, из облаков вывалились три Ю-88 из авиагруппы КГ-30 и стали кружить над «Фейрфилд Сити», готовясь нанести по нему удар²⁵. «Морган» снова открыл огонь, надеясь отвлечь внимание атакующих от транспорта, но этого ему не удалось. Первая серия сброшенных с Ю-88 бомб взорвалась вблизи от правого борта «Фейрфилд Сити», потом бомбы сбросил второй бомбардировщик, добившись прямого попадания в кормовую часть корабля. Третий бомбардировщик положил свои бомбы точно на ходовой мостик, убив там всех, за исключением рулевого и еще двух человек, спустившихся в это время в камбуз. С транспорта также сорвало три спасательные шлюпки, одна из которых была серьезно повреждена. Вскоре после этого бомбового удара транспорт затонул, унеся с собой на дно танки, которые он вез. Пережившие эту воздушную атаку и кораблекрушение люди добрались до уцелевших шлюпок и стали грести в сторону Новой Земли, так как «Дэниел Морган» уже скрылся за горизонтом.

В небе появились еще три «Юнкерса-88», которые, объединившись с тремя первыми, провели серию атак на «Дэниел Морган», продолжавшихся в общей сложности около часа. Однако капитан транспорта так искусно маневрировал, что немцам не удалось добиться ни одного попадания. Артиллерия транспорта также все это время била не переставая. Однако видно было, что команда стала уставать — сказывалось напряжение последних двадцати восьми часов, на протяжении которых большинству моряков не удалось ни на минуту сомкнуть глаз. После короткого перерыва, позволившего артиллеристам транспорта поднести боеприпасы и перезарядить зенитные автоматы, появилась еще одна группа «юнкерсов» из пяти машин, которая, набрав высоту, стала заходить на транспорт со стороны солнца; вражеские машины одна за другой сваливались над кораблем в пике. Артиллеристы транспорта подбили один бомбардировщик, и он пошел со снижением в сторону берега; из его подожженного двигателя вырывалось пламя. Его бомбы упали на расстоянии пятидесяти ярдов от правого борта. Второй и третий бомбардировщик тоже сбросили свои бомбы мимо цели. Но четвертый бомбардировщик положил свои бомбы так близко от правого борта, что обшивка корпуса между 4-м и 5-м трюмом лопнула. Корабль почти мгновенно дал крен на правый борт, а потом стал оседать на корму. При взрыве было также повреждено рулевое управление. Отбомбившись, самолеты улетели. Бохманн сквозь перископ своей U-88 наблюдал за судорожными, неуклюжими движениями поврежденного судна и сразу понял, что рулевое управление у него вышло из строя.

«Дэниел Морган», имевший в трюмах 8.200 тонн легированной стали, взрывчатых веществ, грузовики и танки, храбро сражался с врагом, но теперь был практически беззащитен. Единственное имевшееся на борту трехдюймовое орудие раскалилось от стрельбы и заклинило, а патроны 50-го калибра для зенитных пулеметов подошли к концу; при взрыве был также убит один моряк. Лейтенант Мортон Уольфсон из военной охраны сообщил капитану о положении дел; радист передал в эфир с пометкой «воздушная атака» координаты судна, после чего мастер приказал команде собраться у спасательных шлюпок. Морган и два артиллериста сделали попытку исправить орудие и извлечь из ствола заклинивший его снаряд, но их попытки ни к чему не привели. Увидев, что судно не имеет никаких средств для обороны, некоторые матросы запаниковали и, не дожидаясь приказа капитана, самовольно спустили на воду шлюпки, словно забыв о том, что на борту осталась половина экипажа и большинство солдат из военной команды. Одна из шлюпок при спуске перевернулась, и паникеры как горох посыпались в воду. Капитан, управляя судном посредством одних только машин, подошел к шлюпкам, подцепил их лебедками и поднял на борт. Люди в своем большинстве тоже были спасены — утонули только двое (в том числе старший офицер). После этого шлюпки были снова спущены на воду, но на этот раз в них разместился весь экипаж.

Должно быть, с какого-то корабля все-таки заметили U-88, поскольку приемопередающие станции союзников перехватили в этом квадрате сигнал SOS и координаты «Дэниела Моргана» с пометкой: «атака субмарины»²⁶. Гидроакустик на U-88 слышал странные металлические звуки, доносившиеся с поврежденного транспорта, и Бохманн ошибочно решил, что кто-то из команды остался на корабле и пытается отремонтировать рулевое управление. Чтобы побыстрее разделаться с беспокойным транспортом, он выстрелил из торпедного аппарата номер один, положил торпеду в левый борт и увидел, как из стального чрева транспорта повалил серый дым. Корабль однако продолжал оставаться на плаву; тогда Бохманн выстрелил из торпедного аппарата номер четыре и угодил в двигательный отсек. После этого на судне взорвался паровой котел и транспорт стал медленно погружаться в воду. Потом в трюмах начали рваться снаряды, что ускорило гибель «Моргана» — он неожиданно перевернулся вверх килем и быстро затонул; на поверхности моря остались только три шлюпки, на которых спасались члены его экипажа²⁷. Бохманн записал в своем судовом журнале следующее: «Потопил транспорт в то время, когда на нем производились ремонтные работы. Расход боезапаса: две торпеды».

Американцы неожиданно увидели, как из глубины на поверхность поднялась большая германская подводная лодка и двинулась в их сторону. Пока люди с лодки фотографировали сидевших в шлюпках моряков, немецкий офицер, который очень хорошо говорил по-английски, задавал вопросы мастеру. «Как называлось ваше судно?» «Какой у него тоннаж?» «Что находилось у вас в трюмах?» Капитан Салливан солгал — сказал, что они везли продукты питания и выделанные кожи. Немец дал ему понять, что не верит ни единому его слову, но на этом расспросы и закончились. Американцы, в свою очередь, спросили у него, как добраться до берега. Немец предложили им держать к югу. Подводная лодка еще некоторое время шла за шлюпками, но потом отвернула, погрузилась и отправилась на розыски других отбившихся от конвоя транспортов²⁸.

В то время, когда транспорт «Дэниел Морган» бомбили Ю-88 из авиагруппы КГ-30, на сравнительно небольшом от него удалении подвергся атаке другой американский транспорт — «Хоному», который вез 7500 тонн груза, состоявшего из легированной стали, танков, амуниции и продуктов питания. К нему подходил на своей U-334 капитан-лейтенант Хилмар Симон, подготовив к выстрелу носовые торпедные аппараты номер один, два и четыре. Корабль представлял собой почти идеальную для подводника цель: шел с постоянной скоростью в 10,5 узла и противоторпедного маневра при движении не осуществлял²⁹. U-334 двинулась ему наперерез и в 3 часа дня 5 июля притаилась в засаде у него на пути. Чтобы выстрелить, Симону нужно было только дождаться, когда транспорт войдет в зону действия его торпедных аппаратов. В 3.28 дня, когда ничего не подозревающий «Хоному» шел на расстоянии каких-нибудь 1300 ярдов от субмарины, Симон, поймав его силуэт в перекрестье перископа, выпустил по нему одновременно три торпеды. Гидроакустик Симона следил за движением торпед по шуму их винтов на протяжении шести минут, после чего сделал вывод, что торпеды прошли мимо. Тогда Симон быстро развернулся к транспорту кормой и в 3.36 ударил по «Хоному» из кормового торпедного аппарата³⁰. Сразу же после этого из корпуса судна в районе трюма номер три вырвался столб коричневого дыма, а нос корабля основательно просел. После того как отгремел взрыв, гидроакустик U-334 снова уловил шум винтов, который принадлежал ее же собственной торпеде, выпущенной из кормового аппарата. Это означало, что «Хоному» торпедировал не Симон, а кто-то другой. Через несколько минут прогрохотал второй взрыв, и весь корабль окутался огромными клубами пара и дыма.

Вторая попавшая в «Хоному» торпеда поразила его в трюм номер четыре, отчего транспорт начал разламываться надвое. Тридцати семи морякам удалось избегнуть смерти, спустить шлюпки и отойти от тонущего судна. Среди спасшихся был и капитан Фредерик А. Стрэнд. Однако девятнадцать членов экипажа пошли на дно вместе со своим кораблем³¹. Как только несчастный «Хоному» с разрушенными надстройками и остановившимися двигателями скрылся под поверхностью воды, чтобы, пронизав ее почти четырехсотметровую толщу, найти себе последний приют на морском дне, на некотором расстоянии от утонувшего корабля стали одна за другой всплывать выкрашенные серо-голубой краской немецкие подводные лодки. Две из них — U-334 и U-456 — всплыли довольно близко от плававших на воде огромных пятен солярки и обломков кораблекрушения, в то время как третья субмарина — возможно, U-88 — вынырнула на поверхность на расстоянии четверти мили от места гибели судна. Как выяснилось, смертельные удары по транспорту нанесла U-456 капитан-лейтенанта Макса Мартина Тейхерта³². Тейхерт подвел свою субмарину к спасательным шлюпкам с «Хоному» и приказал его мастеру, капитану Стрэнду, подняться на борт, взяв его таким образом в плен. Что же касается остальных членов команды, то немцы, осведомившись, достаточно ли у них пресной воды, передали им завернутый в фольгу хлеб и несколько жестянок с консервированным мясом. Потом немецкие подводники поставили американцев в известность, что через несколько дней их подберут германские эсминцы. Задав Стрэнду несколько вопросов относительно «Хоному» и его груза, Тейхерт передал Шмундту следующее сообщение: «В 3.30 в точке АС.2937 потоплен транспорт „Хоному“, водоизмещением 6.977 тонн. Груз: танки и запчасти к ним. Корабли эскорта потеряны в тумане»³³. После этого немецкие субмарины в надводном положении двинулись на восток. Оставшиеся на шлюпках люди различали их силуэты еще на протяжении как минимум полутора часов. Капитан-лейтенант Симон по громкоговорящей связи обратился к своему экипажу и заявил, что следующий транспорт они будут атаковать в надводном положении.

Перед тем как «Хоному», получив два торпедных попадания, пошел на дно, его радист ухитрился послать в эфир три сообщения об атаке субмарины и напоследок дал свои координаты²⁶. В северном квадрате эти сигналы перехватил корабль ПВО «Позарика», который продвигался вдоль кромки паковых льдов на восток³⁴. Когда разбудили капитана Лоуфорда, он прочитал сообщение и решил, что идти на юг, чтобы подобрать уцелевших членов экипажа транспорта, не представляется возможным. В конце концов, он не мог подвергать риску находившихся под его командой триста моряков, чтобы спасти тридцать или сорок. Да и удастся ли вообще их найти из-за стоявшего на море тумана?

После сообщения с «Хоному» сигналы бедствия с пометкой «воздушная атака» или «атака субмарины» стали поступать со всех сторон. Командир корвета «Лотус» предложил создать из их трех кораблей мобильную боевую группу и направиться на юг, чтобы помешать избиению незащищенных транспортов со стороны бомбардировщиков и подводных лодок. Капитан Лоуфорд отверг эту идею: «Я обдумывал сложившуюся ситуацию на протяжении получаса и пришел к выводу, что приказ о рассредоточении конвоя был дан для того, чтобы корабли конвоя не попали в расставленную немцами ловушку. В этой связи я полагаю, что мы и впредь должны придерживаться отданного Адмиралтейством приказа».

Положение одиноких транспортов иначе, как отчаянным, не назовешь, и большинство их мастеров не раз уже задавались вопросом, как быть дальше. С одной стороны, они были ответственны за жизни членов своих экипажей, с другой — обязаны были исполнять свой долг перед нацией. Перед тем как транспорты отошли от берегов Америки, каждый мастер получил меморандум от представителя военно-морского флота, где проводилась мысль о том, что о сдаче врагу не может быть и речи.

1. Соединенные Штаты проводят в настоящее время решительную политику, исключающую сдачу американского судна врагу.

2. Всякий американский корабль или судно обязаны защищать себя силой оружия, маневром и всеми иными, имеющимися в их распоряжении средствами, до последней возможности. Если, по мнению мастера, захват судна врагом неизбежен, он обязан затопить судно. Для этого необходимо открыть кингстоны в трюмах и в машинном отделении, а также принять все другие меры, включая подрыв или поджог судна, чтобы обеспечить его уничтожение.

3. В случае, если мастер по той или иной причине освобождается от командования судном, он обязан передать этот меморандум своему преемнику и взять у него расписку в получении документа³⁵.

Однако игра в кошки-мышки, которую затеяли с транспортами германские субмарины, слишком сильно сказывалась на нервах мастеров, чтобы они могли в точности придерживаться слова и буквы выданного им меморандума. Нечего и говорить, что рассредоточение конвоя и поспешный отход кораблей эскорта этому также не способствовали. Офицер вооруженной охраны транспорта типа «Либерти» «Сэмюэль Чейси» в своем рапорте так описывает случай выплеска чрезмерного напряжения, которое испытывали на кораблях конвоя люди, предоставленные своей судьбе:

«5 июля в 7 утра мы заметили далеко за кормой черную точку, которая все увеличивалась в размерах и в 8.45 приобрела очертания подводной лодки. Она догоняла нас в надводном положении, а потом стала по широкой дуге обходить с правого борта. Примерно в 10 утра она погрузилась и исчезла из виду. Шедший на горизонте транспорт — мы предполагаем, что это был „Дэниел Морган“, — тоже, по-видимому, заметил лодку, так как изменил курс и двинулся в северном направлении.

В 10.30 утра в положении 75° 44 мин. северной широты и 37 градусов восточной долготы капитан дал команду застопорить двигатели и приказал экипажу собраться у спасательных шлюпок. В 10.45 все шлюпки были спущены и отошли от корабля на расстояние около 600 ярдов…»

Удивительное дело! Германская подводная лодка даже не попыталась атаковать оставленный экипажем огромный транспорт, едва заметно покачивавшийся на легкой волне. Экипаж, прождав в шлюпках два часа и так и не дождавшись ни взрыва, ни появления немецкой «призовой команды», решил вернуться на борт. Мастер, старший офицер и группа инженерного обеспечения первыми поднялись на корабль, развели пары, а в 2 часа дня, подняв с поверхности моря паровыми лебедками шлюпки с экипажем, продолжили плавание. Интересно, что «Сэмюэль Чейси» оказался одним из немногих транспортов, которые дошли до места назначения, не получив никаких повреждений.

В другом квадрате Баренцева моря над другим американским транспортом — «Алкоа Рейнджер» — долгое время кружил немецкий самолет: то ли определял его координаты, то ли наводил на него подводную лодку, то ли примеривался, как с минимальным для себя риском его атаковать. И у мастера Хьялмара Кристофенсена, который, кстати сказать, имел звание лейтенант-коммандера вспомогательных сил флота США, не выдержали нервы. Несмотря на то что «Фокке-Вульф» своих агрессивных намерений никак не демонстрировал и даже ни разу их не обстрелял, Кристофенсен приказал спустить развевавшийся на корме большой звездно-полосатый флаг Соединенных Штатов — то есть совершил деяние, именующееся на международном дипломатическом языке «актом полной и безоговорочной капитуляции». После этого Кристофенсен приказал команде сесть в шлюпки и оставить судно³⁶. Судьба груза — а он вез 7000 тонн броневой стали, пшеничную муку и 19 танков, которые размещались на верхней палубе, — его, похоже, ни в малейшей степени не волновала. В его оправдание можно сказать только то, что «Алкоа Рейнджер» был наименее защищенным судном из всего каравана PQ-17 и имел на борту всего четыре легких пулемета, так что отразить воздушное нападение ему вряд ли бы удалось. Но как бы то ни было, после спуска флага немецкий самолет неожиданно улетел, после чего командование кораблем взял на себя второй офицер, который велел флаг поднять, а мастера Кристофенсена арестовать и посадить в трюм. Просидев некоторое время в холодном трюме, мастер, что называется, «очухался», справился с овладевшей им паникой и несколько позже снова взял командование на себя.

Около трех часов дня английский пароход столкнулся со сходной угрожающей ситуацией, однако его экипаж отреагировал на угрозу совершенно по-другому. Старший офицер транспорта «Эрлстон» мистер Хотри Бенсон на расстоянии трех миль от своего корабля заметил небольшой грязноватый айсберг³⁷. В этом не было ничего удивительного — в этих широтах айсберги встречаются постоянно. Удивительно было другое: куда бы корабль ни шел, айсберг, словно привязанный, двигался за ним. На самом деле это была рубка подводной лодки, выкрашенная сверху белой краской. Когда Бенсон сообщил о своих подозрениях капитану Стенвику, тот, глянув на айсберг в бинокль, согласился с мнением своего помощника, что это подводная лодка, следующая за транспортом в полупогруженном состоянии. Тумана на море не было, и укрыться от преследования транспорту было негде. Капитан приказал рулевому резко изменить курс, а радисту — передать в эфир сообщение: «„Эрлстон“ вступил в бой с подводной лодкой» — и дать координаты судна.

Фраза «вступил в бой» полностью соответствовала истине, так как артиллеристы из вооруженной охраны «Эрлстона» уже развернули в сторону субмарины стоявшую на полуюте 4-дюймовую пушку и открыли из нее огонь. После того как капитан субмарины понял, что его обнаружили, он, увеличив скорость, начал быстро сближаться с транспортом. Когда лодка шла на дизелях в надводном положении, скорость у нее была больше, чем у старого английского парохода. Капитан Стенвик тоже решил увеличить скорость до максимума. Для этого он велел спуститься в машинное отделение отдыхавшей смене кочегаров, которые вместе со сменой, которая там работала, стали с удвоенной скоростью бросать в топку уголь³⁸. Механик выжимал из машин все, что они могли дать, и транспорт, увеличивая ход, вибрировал от напряжения. Радист постоянно передавал в эфир сигнал SOS, а также фразу: «Транспортное судно „Эрлстон“ ведет бой с немецкой субмариной, направление 207°, время — 3.09 дня»³⁹. Орудие «Эрлстона» продолжало вести частый огонь, и через некоторое время выпущенные из него снаряды стали ложиться в опасной близости от высокой рубки подводной лодки. У немецких подводников не выдержали нервы; субмарина стала погружаться и в скором времени скрылась под водой. Надо отметить, что подлодка так и не успела выйти на дистанцию торпедного залпа, а двигаясь в подводном положении на аккумуляторах, догнать развивший максимальный ход транспорт она не могла. Подводя некоторые итоги, можно сказать, что из всех транспортов «Эрлстон» единственный оказал сопротивление атакующей подводной лодке, использовав пушку, которая именно для таких целей и предназначалась.

По мере того как боевая активность «Стаи ледяных дьяволов» возрастала, количество колыхавшихся на волнах спасательных шлюпок и надувных плотиков все увеличивалось. Впрочем, боевую активность демонстрировали не только подводные лодки. В 5.00 вечера над головами сидевших в шлюпке и на спасательных плотиках матросов пронеслись семь торпедоносцев «хейнкель» из эскадры 1.906 Берегового командования, дислоцировавшейся на базе гидропланов в Билле-фьорде к югу от мыса Нордкап. Вскоре после этого моряки услышали доносившиеся со стороны горизонта взрывы. Когда торпедоносцы возвращались, торпед у них под крыльями уже не было. Эти полеты не могли не тревожить моряков с потопленного утром «Карлтона», стремившихся добраться на своей шлюпке и плотах до берега. Самолеты пролетали у них над головами на высоте каких-нибудь пятидесяти футов, обдавая их целым каскадом брызг от взвихривавших водную поверхность бешено вращавшихся авиационных винтов. Шесть самолетов скрылись за облаками, но седьмой неожиданно для всех вернулся. Моряки скинули бушлаты и куртки — на тот случай, если самолет откроет огонь и им придется, чтобы спастись, нырять в воду. На этот раз самолет прошел над ними даже на меньшей высоте, чем в прошлый раз. Определенно, немцы пытались выяснить, есть ли у них оружие. Разумеется, со шлюпки и плотиков по самолету никто стрелять не стал; тогда самолет снизился еще больше, коснулся поверхности воды поплавками и медленно заскользил по водной глади, описывая круги в нескольких ярдах от моряков с «Карлтона».

Пилот, не выключая моторов, показал американцам сквозь остекление кабины три пальца; это означало, что он может принять на борт трех пассажиров. Три матроса — Станкевич, «Большой» Макдонах и Хиггинс — спрыгнули с плотика в ледяную воду и поплыли к самолету. С первого раза они не сумели взобраться на скользкие поплавки находившегося в движении гидроплана, но со второй попытки Хиггинсу и Станкевичу все-таки удалось это сделать, после чего они залезли в кабину. В этом смысле «Большому» Макдонаху — здоровенному парню, весившему более ста килограммов, — повезло меньше. Помимо всего прочего, с него почти свалились брюки, что мешало ему плыть. Гидроплан сделал еще один круг по поверхности моря; один из летчиков вылез из кабины, съехал вниз по стойке на поплавок и протянул Макдонаху багор. Впрочем, «протянул» — не совсем то слово; немец скорее пытался этим багром Макдонаха подцепить, поскольку бедный парень едва держался на воде. Коллеги Макдонаха, наблюдавшие из шлюпки за его безуспешными попытками ухватиться за багор, просто умирали со смеха, не выказывали своему товарищу ни малейшего сочувствия. Немецкий пилот оставил наконец попытки затащить Макдонаха на борт своего гидроплана, забрался в кабину и, пообещав американцам вернуться, поднял свою машину в воздух. Только после этого приятели Макдонаха достали его из воды; парень умирал от холода, почти не двигался и едва дышал. Его тут же раздели и завернули в одеяло.

Немцы и вправду за ними вернулись. Через два часа рядом с американцами приводнился большой санитарный гидросамолет «Дорнье-24». Он долго искал летчиков с «хейнкеля», о падении которого ему сообщили с разведывательного самолета, не нашел их и решил подобрать хотя бы часть американских моряков. «Дорнье-24» взял на борт только 9 военных моряков из вооруженной охраны транспорта — матросы торгового флота его не интересовали — и улетел. Тремя часами позже прилетел другой большой гидроплан и увез еще 10 человек из экипажа «Карлтона». «Неудачники», которые остались на шлюпке и плотиках, вынуждены были грести изо всех сил, чтобы согреться. При этом они старались не слишком удаляться от того места, где их товарищей подобрали немцы. «Чтобы, — как выразился один из матросов, — не пропустить следующий самолет до Норвегии»⁴¹. Через некоторое время рядом с американцами приводнился еще один немецкий гидроплан и забрал на борт Муни — главного инженера «Карлтона» и уборщика по прозвищу Чико. Матросы спросили, будут ли еще самолеты; на это пилот ответил, что вряд ли — «мой, похоже, последний». Оставшиеся семнадцать американцев перебрались с плотиков на шлюпку. Туда же они перетащили все имевшиеся у них продукты и вещи. Потом они распустили по ветру небольшой парус и направились к побережью Советского Союза, бросив ненужные уже плотики на поверхности моря.

Бедняга «Карлтон»! Даже после потопления этого невезучего корабля его команду продолжали преследовать всевозможные бедствия и несчастья. Немецкие гидропланы доставили часть его экипажа в Киркенес — на военно-морскую базу восточнее мыса Нордкап, откуда выходили в море подлодки из «Стаи ледяных дьяволов»⁴². Там американских моряков посадили в концентрационный лагерь, где уже находились сотни русских военнопленных. Немцы пообещали пристрелить каждого американца, который попытается общаться с русскими. Потом немцы вызвали на допрос главного инженера корабля Муни. Их интересовали детали потопления транспорта; они также интересовались, почему капитана корабля и главного инженера не взяли на борт немецкие подводники, имевшие соответствующее распоряжение германского командования. Немецкому морскому офицеру, который вел допрос, удалось внушить Муни и еще нескольким людям из команды «Карлтона» совершенно невероятную мысль о том, что их корабль потопила британская подводная лодка. Дескать, они слишком близко подошли к побережью Норвегии, и англичане опасались, что немцы захватят их корабль. Муни потом по этому поводу замечал, что «капитан Реджинальд Хансен был норвежцем по рождению, хорошо относился к немцам, поэтому ничего удивительного не было бы в том, если бы он и в самом деле правил в сторону норвежского побережья…».

Потом спасшиеся с «Карлтона» моряки дали пространные интервью немецкой прессе, и их улыбающиеся физиономии — определенно, они были уверены, что все худшее у них позади, — появились на страницах немецкого пропагандистского журнала для солдат и матросов «Сигнал» в большом очерке, посвященном разгрому конвоя PQ-17⁴³. Но моряки с «Карлтона» ошибались — на этом их испытания не закончились, так как германская пропаганда решила и дальше использовать их в своих целях. Кроме того, от моряков с «Карлтона» немцы узнали, как это явствует из немецких военно-морских архивов, о переадресовке конвоя в Архангельск из-за «отсутствия исправных средств разгрузки в Мурманске»[50]. Помимо интервью с моряками, германские газеты опубликовали полный список грузов, которые находились на «Карлтоне»: «800 тонн пшеничной муки, 400 тонн свинины, 500 тонн олова, 500 тонн стальных болванок, 200 тонн снарядов, 50 тонн патронов и пуль, тысячи автоматов и пистолетов и 37 танков, включая шесть 28-тонных танков типа „Генерал Грант“, четырнадцать 13-тонных танков канадского производства и семнадцать 20-тонных машин другой модели»⁴⁴. Через три дня после массированных атак самолетов и подводных лодок на транспорты германское радио объявило, что захваченные в плен моряки с потопленных кораблей дали ценную информацию о грузах, которые они везли. Такого рода информация, говорилось далее в радиопрограмме, позволит немецкому командованию совершенно точно установить, в каких грузах нуждается Советский Союз и чего ему не хватает⁴⁵. В передачах на Латинскую Америку германское радио утверждало, что «пленные моряки с „Карлтона“ дали ценную информацию относительно организации и эскорта северных англо-американских конвоев»⁴⁶. Такого рода информация передавалась также по «Радио Люксембург» и шла через другие официальные радиостанции в оккупированных немцами или находившимися под их влиянием странах.

Им вторила германская «подрывная» радиостанция, которая вещала на коротких волнах на Америку под видом «Анти-Рузвельтского американского радио». Вот образчик так называемых новостей, которые это радио передавало в те дни:

«Стокгольм. Наши корреспонденты в Швеции сообщают, что два американских корабля, груженные новейшими американскими танками и тяжелыми грузовиками, несколько дней назад прибыли в Тронхейм. Эти транспорты, имеющие водоизмещение около 8000 тонн, являются своего рода осколками направлявшегося в Архангельск большого конвоя, недавно потопленного немецкими самолетами и подводными лодками. Поскольку транспорты были лишь слегка повреждены, остается только удивляться, почему экипажи их оставили. Корабли были приведены в порт „призовыми командами“ с немецких подводных лодок; на корме у них вместо звездно-полосатого флага развевался флаг со свастикой. В порт прибыл немецкий танковый батальон, чтобы взять под контроль 62 тяжелых американских танка и 132 больших грузовика, которые в настоящее время выгружают с захваченных американских транспортов. Один немецкий офицер сказал, что новые американские танки имеют некоторые улучшения по сравнению с предыдущими моделями, но все же не так хороши, как русские или немецкие»⁴⁷.

Благодаря усилиям немецкой пропаганды по всему миру в течение нескольких дней распространилось известие, что американское торговое судно «Карлтон» сдалось немцам и было приведено в один из норвежских портов.

После отсидки в концентрационном лагере, допросов и интервью с журналистами моряков с «Карлтона» посадили на немецкий войсковой транспорт «Ханс Леонард», который через несколько дней в составе небольшого конвоя из двух кораблей отправился в Осло. Глядя на сопровождавший конвой сильный эскорт, американцы только разводили от удивления руками. «А кроме того, у „нас“ было сильное воздушное прикрытие», — написал позже один из американских пленников. В Осло американцев перевели на другой войсковой транспорт — «Вури», который осуществлял рейсы между Осло и портом Аальборг в Дании. Из Аальборга их перевезли в главный лагерь для пленных моряков в Вильгельмсхафене, который именовался «Марлаг-Милаг „Норд“». Там моряков с «Карлтона» встретили не очень-то любезно. Обитатели лагеря подвергли их остракизму — другими словами, осуждали их и не хотели с ними общаться. До лагеря дошли слухи о том, что парни с «Карлтона» сдали свой пароход немцам. Американцы злились, но помалкивали. «В этом лагере было 5000 британских моряков, — писал Муни, — и с нашей стороны было бы сродни самоубийству сказать им, что нас, возможно, потопила британская подводная лодка»[51].