Оценка экономической активности дворянок

Оценка экономической активности дворянок

В целом по всей России в XIX в. дворянки участвовали примерно в 40% сделок с недвижимостью как продавцы и покупатели — эта цифра, насколько нам известно, далеко превосходит показатели женского землевладения в других европейских странах. Количественная оценка участия женщин в рынке недвижимости — задача довольно простая, а вот оценить значение этой цифры гораздо сложнее. Как можем мы определить, насколько заметную роль играли русские дворянки императорского периода как хозяйки земельных владений? Отражают ли изменения в рыночной активности женщин реальное количество собственности в женских руках или говорят о возросшем стремлении женщин использовать свои земельные участки как источник дохода? Иными словами, в какой степени использование женщинами земельных владений зависело от нового представления дворянства об отношении женщин к собственности?

Например, динамика продажи имений может быть истолкована или как признак растущего богатства дворянок, или как показатель их заинтересованности в наличных деньгах. При заключении имущественных сделок продавцы обычно указывали, как они приобрели свои владения, а вот причин продажи они не объявляли. Продажа имений женщинами могла быть вызвана необходимостью расплатиться с долгами, а не вложить средства в более доходную собственность. Впрочем, в этом смысле они находились в солидной мужской компании. Редко случалось, чтобы продавец (как, например, Андрей Зыков, продавший часть отцовского поместья, которое он унаследовал в 1715 г.) объявил, что расстается с землей, чтобы заплатить родительские долги^{285}. Один персонаж «Господ Головлевых» Салтыкова-Щедрина на вопрос о том, почему сын Арины Головлевой продал свой московский дом, мог ответить лишь: «За долги… Так нужно полагать! Известно, за хорошие дела продавать не станут»[119]. С другой стороны, как мы увидим, данные о приобретении собственности (табл. 4.15) свидетельствуют о том, что с конца XVIII в. собственники земли обоего пола все чаще продавали землю, чтобы купить другое имение ради выгоды или удобства. Кэтрин Уилмот писала сестре в 1806 г., как была удивлена, услыхав о дворянке, ехавшей в свое имение на Украине с целью «продать усадьбу, так как ее удаленность от поместий мужа создает большие неудобства»^{286}. Мемуары и переписка дворянок содержат немало подобных историй. В 1754 г. Наталья Дивова продала несколько деревень, чтобы купить другие, поближе к имению родственницы^{287}. В письмах перед нами предстают и такие помещицы, которые всегда ищут, где бы купить доходное имение^{288}.

Пусть продажа имений и не является надежным показателем экономической самостоятельности дворянок — но женщины далеко не ограничивались ею в своей рыночной деятельности. Помещицы не только расставались со своей собственностью, но и вкладывали средства в землю и покупали все больше крепостных. Более того, готовность помещиц отпускать крестьян на волю и сдавать земли в аренду росла вместе с цифрами продажи земель. Нет никаких оснований считать, что с середины XVIII в. задолженность женщин постоянно росла в пропорции к мужской, или что все больше мужей принуждали своих жен жертвовать имениями. Если цифровые показатели участия женщин в деятельности рынка, может быть, и не являются надежным мерилом их экономического потенциала, то они ясно показывают, что в результате реформы системы наследования в 1731 г. процентная доля богатства дворянок стала возрастать.

Снова обращаясь к сравнению, мы видим, что экономическое поведение русских дворянок выглядит как аномалия на фоне того, как обстояли дела у их западноевропейских современниц. По мнению одной исследовательницы, согласно положениям английского обычного права, в котором первородство было незыблемым законом, а при отсутствии сыновей имение делили между собой дочери, почти 42% женщин должны были бы становиться наследницами земли. На практике же английские землевладельцы крепко держались традиции передачи семейной собственности по мужской линии, предпочитая оставлять наследство родственникам мужского пола, а не собственным дочерям. Таким способом доля женского наследования в XVII—XVIII вв. была сокращена до 13%^{289}. И напротив, видное место русских дворянок в имущественных операциях более точно отражало определяемую демографической ситуацией вероятность того, что они станут наследницами. Режим владения имуществом во многих европейских странах или подрывал возможность женского наследования, или отдавал пользование женским имуществом в руки мужей. В России же шанс для дворянки стать владелицей земли становился реальностью едва ли не в каждом случае, а закон активно поощрял помещиц к участию в деятельности рынка. Иными словами, заметное место русских женщин в экономике было в той же мере продуктом правовой культуры, как и демографии. Итак, преобразование правового положения женщин в XVIII в. обернулось для них ощутимыми экономическими выгодами.