Сочетание приятного с полезным (имитация боевой активности)
Сочетание приятного с полезным
(имитация боевой активности)
Воевать с вражескими солдатами было очень непросто и весьма опасно. Совсем другое дело — уничтожать мирных граждан, объявляя их «вооруженным противником» (полицаями), а деревни — вражескими гарнизонами.
Указания «Центра» требовали «уничтожения опорных пунктов противника». Но большинство партизанских командиров интерпретировали их по-своему. Вместо опорного пункта в деревне N они уничтожали саму деревню N. Ведь приказ не уточнял деталей. «Атаковать селение N» (подразумевая противника в нем)? Так мы и атакуем селение N! Постреляем местных, сожжем хаты и отрапортуем в ЦШПД об «успешной реализации замысла». Своих-то безоружных в тысячу раз легче убивать, чем чужих вооруженных!
Бойня в Старой Рафаловке
Жуткие преступления совершили советские партизаны на Украине в селе Старая Рафаловка.
«Приведем рассказ Раисы Сидорчук, жительницы села Старая Рафаловка Владимерецкого района Ровенской области. Речь идет об уничтожении этого села отрядом Разведуправления Генштаба Красной Армии 13 октября 1943 года в разгар войны между бандеровцами и коммунистами. Но репрессии партизан против населения начались еще до создания УПА.
„Немцы наш городок огибали. Они в Новой Рафаловке, это километров за 15 от нас, стояли. А в лесах вокруг Старой Рафаловки вскоре зашевелились красные партизаны… Часто наведывались в наш городок. Называли себя партизанами „Дяди Пети“ (полковника А. Бринского — М.П.)…
Началось с того, что партизаны „Дяди Пети“ взялись „вершить суд“ над семьями, ребята из которых и оказались в шуцманах. Тогда и по этой причине совершили дикую расправу над семьей Пасевичей. В ней, кроме старших, было двое девчат, и ребята — Николай, Дмитрий и Леонид, который служил в шуцманах. Николая спасло то, что ушел в тот вечер из дома. Ему после войны дали за брата 10 лет (в СССР лицемерно заявляли, что „сын за отца не отвечает“ — М.П.). А старшего Пасевича убили сразу. Потом, на глазах у матери, изнасиловали старшую дочь, Лизу. И всех постреляли. В старую Пасевичиху, Палажку, в мать то есть, которая на все это должна была смотреть, всадили под конец три пули. Но судьба распорядилась так, что Пасевичиха как-то выжила и прожила еще лет 20…
Также расправились они и с семьей Яновицкой Марии, у которой только младший парень остался, и с семьей Паламарчуков… Всего детей в семье было семеро. Сыновья Иван (он в шуцманы пошел), Андрей, Георгий и дочери Надя, Клава, Юля, Вера… Всех Паламарчуков, кроме Ивана и Георгия, которых партизаны не застали дома, поставили на колени и расстреляли. С Надей расправились в особенности жестоко, ее изнасиловали, выкручивали руки, истязали. Клаву тоже, прежде чем убить, изнасиловали.
А рядом с этим велись и обычные грабежи. Не дай чего партизанам, — жизнь отдашь. У старика Лазаря, жил такой в городке, семья была большая, — штаны из корта забирали. А он: „Не дам, это мне на смерть“. Выстрелил какой-то злодей: „Вот тебе, дед, смерть“. Я для себя перешила пальто покойной матери. Пришли. „Отдай!“ — говорят. Прошу: „Оно ж одно у меня, последняя одежка!“ Но напрасно было умолять…
В 1943-м пришли в Старую Рафаловку бандеровцы. Много. Какое-то подразделение УПА… Мы встревожились, так как кто его знал, зачем и что от них ожидать. Но никого, видим, не трогают. Даже в дома не заходят… Потом оставили из своих 16 человек гарнизон, да и ушли куда-то… Как-то рано утром разжигаю печку, слышу, будто выстрел где-то. Потом родителей вопль: „Убегайте, прячьтесь на пасеке!“ А стрельба уже со всех сторон. И горит уже. Мы спрятались, а Галя (соседская девочка — Авт.) нет. И дяди моего нет, он еще раньше пошел к хлеву скот пасти. Отец мне говорит: „Выгляни, может где-то здесь“. Я вылезла: Галя, вижу, бежит. Корзиночку впереди себя с котятами несет. Я ей: „Сюда!“ А она машет руками: „Подожди, сейчас!“ Ошалевшая со страха. Понесла котят к хлеву. А через некоторое время оттуда такой вопль ужасный, что не передать.
Когда все уже успокоилось, узнали: это петровцы окружили Старую Рафаловку и повели „бой с бандеровцами“. Бандеровцев убили нескольких, а городок наш, считай, полностью уничтожили. И людей ни в чем не виноватых убили, не скажу даже сколько. Галю живьем в огонь бросили. Обгорелый труп дяди нашли мы около хлева. А на дворе и возле дома, — тоже сгоревших, — еще шесть трупов тех, кто искал себе, где мог, спасения.
В нашем хозяйстве уцелел только погреб. В нем обнаружили Олежку (соседского ребенка — Авт.). Был в новеньких, бабкой сшитых башмачках и с распоротым штыком животиком. Мать его в другом месте пряталась. Спаслась. Сказали ей про сына. Прибежала, забрала. Как сейчас вижу, несет в охапку Олежку, кишки у него из живота выпали, волочатся по дороге, путаются к матери под ногами. Она же и не замечает ничего, ум от горя утратила. Такого Старая Рафаловка за все свое существование не знала.
А красные согнали всех, кто уцелел и на глаза попался, разгребать насыпанный бандеровцами курган (памятник погибшим за независимость — Авт.). Не разрешили даже лопат взять. Должны были голыми руками, пусть и кровь из-под ногтей, разгребать, хоть зубьями грызть и горстями разносить, пока ровным то место не стало. Потом всех, кто разгребал, расстреляли… Петровцы знали, в какой хате чем можно поживиться, как и то, что основные силы УПА под командованием „Верного“ тогда сс оставили, и, поэтому, можно было показать свой „героизм““…
Отмечу, что полковнику Антону Бринскому („Дяде Пете“) присвоили звание Героя Советского Союза 4 февраля 1944 года — через два с половиной месяца после того, как его партизаны разгромили Старую Рафаловку» (Гогун А., с. 156–157).
Отметим попутно, что А.П. Бринский включен в «Энциклопедию истории Беларуси» как «один из организаторов и руководителей партизанского движения на Беларуси в годы Великой Отечественной войны» и «писатель» (том 2, с. 83).
Антон Бринский (1906–1981), командир партизан, убивших жителей села Старая Рафаловка.
Напрасно искать в его сочинениях рассказ о зверских убийствах женщин и детей в Старой Рафаловке. Нет там такого. В своих сочинениях он рассказывает о любви к «девчонке из Марьиной рощи», о своих «боевых спутниках» и «друзьях-товарищах» (таких же бандитах), о «героических действиях» против «фрицев, засевших в хорошо укрепленных опорных пунктах» (наподобие Старой Рафаловки)…
Береснёвка — партизанские Куропаты
«Уважаемая „Народная Воля!“
Каждый раз, когда речь заходит о массовых репрессиях 30—50-х годов прошлого века, символом которых стали у нас, в Беларуси, Куропаты, находятся люди, которые если и не отрицают эти преступления, то говорят примерно так: зачем, мол, тревожить эту рану, уже все известно, надо сплотиться для будущего. А как же без достоверного знания того, что было в прошлом, „сплачиваться“ для будущего?
Сам я житель Бегомля, провожу свое расследование событий, которые происходили в этих местах до войны, во время войны и после войны.
Для нашей семьи эти события начались в январе 1929 года, когда арестовали двух старших братьев моего отца — Михаила и Александра Глазко. Отвезли на хутор в Пострежье, заперли в сарай, а через неделю, придушенных холодом и голодом, доставили в Витебск, где 10 апреля военный трибунал приговорил их к 10 годам каждого за… шпионаж.
Дальнейшие подробности пока опущу. Скажу только, что деревню, где с начала войны жили дядька Михалка и семья его сына Виктора и где одно время базировались партизаны, 9 июля 1942 года сожгли каратели. Людей, правда, не тронули…
19 декабря 1942 года партизаны снова заняли Бегомль. И тут же составили списки так называемых неблагонадежных. В эти списки попали те, к кому немцы в хату заходили, кто в прошлом „нарушал“ советские законы и т. п. Попали в список и дядька Михалка и его сын Виктор.
На второй день Коляд, 8 января (1943 г. — М.П.), партизаны подъехали к дому, где жил дядька Михалка: „Иди-ка сюда, садись“. Завезли под деревню Бересневку, в ельничек: „Слазь!“ Дядька Михалка перекрестился, встал. Знал уже, что последняя дорога. Вдруг — летит возок. Подъезжает человек из Домжериц, Вашкевич Иван, друг Манковича (С.С. Манкович, секретарь Бегомльского райкома партии, считающийся создателем крупнейшей в районе партизанской бригады „Железняк“, сперва ее командир, позже — комиссар, Герой Советского Союза — Авт.). Этот Иван сильно ненавидел дядьку Михалку. Как наших арестовали, он, Вашкевич, забрал себе дом Владимира, младшего брата дядьки Михалки.
И вот дядька Михалка потопал по снегу, шапка такая старенькая, валенки старенькие — ну где ж ему, знаете, было после лагеря новые справить… А Иван Вашкевич взял у одного из партизан винтовку и сам ему в спину выстрелил. Такая была ненависть.
…Сын дядьки Михалки, Виктор, поехал в Бересневку на Коляды в гости. Партизаны — за ним. И повезли в то самое место, чтобы расстрелять.
Около леса их догнала сестра Виктора, Ксения, которая ехала следом. А из соседней деревни уже летела полная ужаса Надежда Глазко. По дороге ехали и другие люди из Бересневки — за сеном. Подняли крик: „А что вы делаете! Немцы убивали, а теперь вы убиваете!“ …Тогда партизаны посадили Виктора в сани и привезли в штаб Манковича. Он на них: „Почему не расстреляли?“ А Виктор с Манковичем — земляки, вместе служили в армии в 1922 году, кровати вместе стояли. Через двери было слышно, как Манкович говорил Виктору: „Я ошибался в тебе. Почему ты живешь со шпионом?“ „Это же мой отец, какой же он шпион?“ — спросил Виктор. Грохнул выстрел.
А жене Виктора Насте уже сказали, что Виктора забрали… Вломилась туда, упала на мужа: „Ай, мой родненький!!“. А Манкович подошел — и ей в голову выстрелил. Потом сказал: везите в Березино (это родина Манковича, в 20 километрах от Бегомля) и повесьте там на дереве.
Привезли. Собрались люди: „Кого же будут казнить, что такое?“ Их тела выбросили из возка, один партизан, проходимец этакий, начал веревку вешать на березе. А люди как закричали! Они увидели, что это Виктор. Знакомые, даже родственники были. Так партизаны трупы снова в возок за руки-ноги швырнули и куда-то увезли. Где их косточки, никто не знает.
В тот день расстреляли более 60 человек. Спецгруппы выезжали в деревни и истребляли людей семьями. Не щадили даже младенцев и детей. А потом пять дней не разрешали забирать тела для погребения»…
Константин Гайдук (г.п. Бегомль Витебской области).
(«Наша Ніва», 12 мая 2010, с. 8–9).
Вряд ли Манкович действовал по собственному почину — личных счетов с пострадавшим семейством у него, в отличие от Вашкевича, не было. Судя по всему, он получил указание «ликвидировать» в своем районе всех «нежелательных», в категорию коих попал и «явный враг народа» — дядька Михалка, и «вероятный враг» — его сын Виктор, а также «пособник» в лице жены Виктора (за время войны партизаны убили практически всех родственников К. Гайдука).
Что же касается хладнокровия, с которым будущий Герой Советского Союза застрелил своего бывшего сослуживца и его жену, то не стоит забывать, что партизанский комиссар — всего лишь бездушный винтик бездушной машины. Он был готов к выполнению ЛЮБЫХ приказов «сверху», ибо только таким способом мог сам забраться на этот «верх» по номенклатурной лестнице. У советских «партийцев» верность партии всегда тесно переплеталась с собственным шкурным интересом (почти все они были выходцами из низов, вспомним рассуждения И.Л. Солоневича об «активе»), различать эти две ипостаси (где верность партии, где — собственный интерес) практически невозможно.
В заключение — несколько слов о жизненном пути этого «активиста», палача своего народа.
Степан Манкович (1903–1978) был родом из местечка Березино Борисовского района Минской области. Получил начальное образование. С 1929 года занимал ряд руководящих должностей в Бегомльском районе (т. е. этот малограмотный «кадр» принадлежал к номенклатуре районного уровня). В 1939 году стал секретарем Бегомльского райкома КПБ. В 1941 году эвакуироваться не смог, где-то скрывался. В марте 1942 года подался в партизаны. Уже в апреле его назначили комиссаром отряда «Железняк», а с августа — еще и секретарем подпольного райкома партии. В 1944 году получил звание Героя Советского Союза за «организацию и руководство патриотического подполья и партизанского движения на территории Минской области». В 1944–1946 гг. «ценный кадр» обучался в Высшей партийной школе в Москве. Далее едва ли не до конца жизни находился на советской и партийной работе. В честь Манковича названа улица в Бегомле и школа в поселке Березино.
Дражно
Отряд Израиля Лапидуса из бригады Сергея Иванова 14 апреля 1943 года атаковал деревню Дражно (в Стародорожском районе). Это было уже второе нападение на деревню, первое состоялось в январе. Разгромить крестьянский отряд самообороны партизаны тогда не смогли.
Не удалось партизанам покончить с этим отрядом и в апреле. Но в этот раз они сожгли околицу деревни — Застенок (37 домов), убив при этом 25 жителей (10 мужчин, 15 женщин и детей), которых в отчете назвали «полицаями», увеличив число убитых «предателей» до 234 (более чем в девять раз).
Горит беларуская деревня.
Через 60 лет после трагедии минский литератор Виктор Хурсик издал за свой счет малым тиражом (150 экземпляров) небольшую книгу «Кровь и пепел Дражно». Однако, несмотря на сенсационное содержание, она осталась тогда почти незамеченной. Только минский журнал «Абажур» в № 5 за 2008 год напечатал интервью с Хурсиком, посвященное этой истории. Вот отрывки из указанного интервью:
«Нелицеприятную историю», в которой партизаны предстают преступниками, Виктор Хурсик не считает журналистской сенсацией.
— Да разве об этих фактах знаю только я?! В любой деревне вам расскажут шепотом, как партизаны грабили, расстреливали за одежду, еду или просто так, как кутили и насиловали. Многие факты зафиксированы работниками особых отделов партизанских отрядов и бригад, хранятся в архивах. Моя роль в этой истории — транслятор. Я просто озвучил факты, которые достаточно хорошо известны. Единственное, что выглядит сенсационно в нынешних условиях в Беларуси, — вопреки официальной точке зрения на партизанское движение, вдруг появился иной взгляд. (…).
В Беларуси, говорит Виктор, все еще делят жертв войны на «правильных» и «неправильных».
— Пожалуй, все народы Европы, кроме белорусов, прошли путь национального примирения после Второй мировой войны. В странах, переживших ту войну, нет деления комбатантов — людей, которые держали в руках оружие, — на своих и чужих. Это мы видим на примере России, Украины, не говоря уже о Прибалтике и Западной Европе.
Беларусь этот путь еще не прошла. Мы так и не вникли в суть причин, заставлявших белорусов убивать друг друга. Мы очень далеки оттого, чтобы поставить памятник безымянной крестьянке, у которой муж воевал на фронте, а партизаны грабили подворье.
Израиль Лапидус, командир отряда имени Кутузова, расправившегося с жителями Застенка, околицы Дражно.
Это в деревне Хозянинки Пуховичского района командир отряда Писарчик расстрелял мать и ее малолетних детей за то, что истерзанная поборами женщина не выдержала… (…).
— О ситуации в Беларуси во время той войны нужно говорить с позиции правды. Иначе мы и далее будем оставаться в плену бумажных партизанских приписок и очковтирательства. Сегодня очевидно, что белорусы вели тогда гражданскую войну. Зачастую и партизаны, и полицейские сводили личные счеты, вели разборки за причиненные обиды, не нанося значительного урона противоборствующим армиям. (…).
— Нельзя отрицать: многие партизаны-белорусы храбро сражались тогда за свободу Советского Союза. Но при этом допускались преступления против мирного населения (не допускались, а совершались в массовом порядке! — М.П.). И не только в Дражно. Такая же трагедия произошла в деревне Староселье Белыничского района, в Налибоках и других местах.
После появления публикаций о Дражно Виктору Хурсику звонят люди. Хотят выговориться. Рассказывают новые истории о злодеяниях партизан. Выходит, общество уже готово по-иному взглянуть на свое прошлое?
— Да, эта тема стала востребованной. У людей сохранились воспоминания о расстрелах, сожжениях, мародерстве «народных защитников». До сих пор люди боялись это обсуждать, — подчеркивает журналист. — Факты преступлений нельзя замалчивать. (…).
— С другой стороны, есть единственный стойкий брэнд Беларуси как республики-партизанки. Тогда мы рискуем его лишиться…
— Мы действительно пострадали в той войне больше всех. Но давайте спросим сами себя: только ли от немецко-фашистских захватчиков? Мы ведь истязали, истребляли сами себя с невероятной жестокостью. Какая нация может этим гордиться?
Если сосчитать количество убитых партизанами врагов и число партизан и мирных жителей, убитых фашистами, то цифры получатся несопоставимые[67]. До конца 1942 года партизанской войны на территории Беларуси практически не велось. Лишь в 1943 году Сталин в ответ на болтологию Пономаренко о героизме в тылу врага начал требовать конкретных результатов. Вот тогда и стали засылать в Беларусь спецотряды из-за линии фронта, чтобы вывести ситуацию в республике из состояния равновесия. Вывели. Вплоть до ненависти друг к другу. (…).
Злодеяние партизан в Дражно отказываются признавать на официальном уровне. Но и после громкого резонанса в обществе никто не привел веских аргументов в оправдание «народных мстителей». Никто не взялся опровергать факты, изложенные в книге Виктора Хурсика «Кроў і попел Дражна».
Но вскоре по всей Беларуси буквально прогремела статья Е. Волошина «Злодеяния партизан», опубликованная в газете «Комсомольская правда в Белоруссии».
Злодеяния партизан (Евгений Волошин, «Комсомольская правда в Белоруссии»)
Советская история идеализировала образ «народного мстителя», и говорить о его проступках было немыслимо. Только через шесть десятков лет уцелевшие жители белорусской деревни Дражно Стародорожского района решились рассказать о страшных событиях, пережитых ими в 1943 году. Их истории собрал в своей книге «Кроў і попел Дражна» белорусский краевед Виктор Хурсик. Показания уцелевших дражненцев автор подтверждает документами из Национального архива Республики Беларусь.
Один из выживших свидетелей сожжения деревни Николай Иванович Петровский после войны переехал жить в Минск, где до пенсии проработал электриком на госпредприятии. Сегодня ветерану 79 лет, он тяжело болен.
— Наверное, в последний раз навещаю Дражно, — медленно, нахмурившись, говорил Николай Иванович, когда мы въезжали в деревню. — Больше шестидесяти лет я каждый день вспоминаю тот ужас, каждый день. И хочу, чтобы люди узнали правду. Ведь партизаны, которые убили своих земляков, так и остались героями. Эта трагедия страшнее Хатыни.
«Выстрелы разбудили нас около четырех утра»
— Когда в 1941 году пришли фашисты, полицейский гарнизон, на нашу беду, сформировали в Дражно. Полицаи, а их было 79 человек, обустроились в школе, которую огородили дзотами. Место это было стратегическим. Деревня стояла на пересечении дорог, на возвышенности. Полицаи могли идеально простреливать местность, да и леса стояли далеко — в трех километрах от Дражно.
Еще до прихода немцев мой отец, председатель сельпо, член партии, успел уйти в лес вместе с председателем колхоза и майором Красной армии. И вовремя. Полицаи начали зверствовать: арестовали ветврача Шаплыко и расстреляли. Охотились и за моим отцом. Ему устроили засаду возле дома.
Всю нашу семью — меня, маму, трех братьев и сестру Катю почти голыми погнали в колхозное гумно. Отца пытали на наших глазах, били, заставили копать могилу. Но почему-то не расстреляли и через несколько дней отправили в концлагерь, — Николай Иванович старается говорить сухо, без эмоций. Но, кажется, старик вот-вот сорвется.
— Так мы и жили: без отца, с ненавистью к оккупантам, ждали освобождения, — продолжает Николай Иванович. — И вот в январе 1943 года партизаны провели операцию по захвату полицейского гарнизона.
Сегодня ясно, что операция была спланирована бездарно, партизаны атаковали в лоб, почти всех их положили из пулемета. Сельчан заставили хоронить убитых. Помню, как мама переживала, плакала. Ведь партизан мы считали нашей надеждой…
Но через несколько месяцев эти «защитники» учинили невиданное зверство! — Старик на минуту остановился, окинул взглядом деревню, долго смотрел в сторону леса.
— Выстрелы разбудили нас около четырех утра 14 апреля 1943 года.
Мама кричала: «Дзеткі, гарым!» Голые выскочили на двор, смотрим: все хаты горят, стрельба, крики…
Мы побежали спасаться на огород, а мама вернулась в дом, хотела что-то вынести. Соломенная крыша хаты к тому времени уже пылала. Я лежал, не двигался, долго не возвращалась мама. Повернулся, а ее человек десять, даже женщины, колют штыками, кричат: «Получай, сволочь фашистская!» Видел, как ей перерезали горло. — Старик снова сделал паузу, его глаза были опустошены, казалось, Николай Иванович снова переживал те ужасные минуты.
— Катя, сестра моя, вскочила, просила: «Не стреляйте!», достала комсомольский билет. До войны она была пионервожатой, убежденной коммунисткой. Билет и партийное удостоверение отца во время оккупации зашила в пальто и носила с собой. Но высокий партизан, в кожаных сапогах, обмундировании начал целиться в Катю. Я закричал: «Дзядзечка, не забівайце маю сястру!» Но раздался выстрел. Пальто сестры вмиг набрякло кровью. Она умерла на моих руках. Я навсегда запомнил лицо убийцы.
Помню, как я отползал. Смотрю, соседку Феклу Субцельную вместе с малюткой-дочкой три партизана живьем бросили в огонь. Свою кроху тетка Фекла держала на руках. Дальше, у дверей пылающей хаты, лежала старушка Гриневичиха, обгоревшая, в крови…
— Как же вы уцелели? — спрашиваю у почти рыдающего старика.
— Огородами мы с братьями доползли до дядьки. Дом его сожгли, а он чудом выжил. Выкопали землянку, в ней и жили.
Позже мы узнали, что ни одного полицая партизаны не застрелили. Дома, которые находились за их укреплениями, тоже уцелели. В деревню приехали гитлеровцы, оказали пострадавшим медицинскую помощь, кого-то отвезли в госпиталь, в Старые Дороги.
В 1944 году уже полицаи начали издеваться, отправили меня и еще нескольких подростков на работы в концлагерь города Униген, под Штутгард. Нас освободили американские военные.
После войны я узнал, что непосредственно сжигали и убивали дражненцев партизаны из отряда имени Кутузова, которым командовал Израиль Лапидус. Другие отряды из бригады Иванова «кутузовцев» прикрывали. Я нашел Лапидуса, когда мне было 18 лет. Он жил в Минске, в районе Комаровки, работал в обкоме партии. Лапидус спустил на меня собак… Знаю, что этот человек прожил неплохую жизнь, так и умер героем.
На дражненском кладбище похоронены убитые 14 апреля 1943 года жители. Некоторые семьи в то роковое утро партизаны уничтожили полностью.
Не жалели даже семьи фронтовиков
Сегодня Дражно — благополучная деревня, с хорошей дорогой, старенькими, но ухоженными домиками.
У деревенского продовольственного магазина мы встретились с другими живыми свидетелями партизанского преступления. До дома Евы Мефодьевны Сироты (сегодня бабушке идет 86-й год) партизаны не добрались.
— Деточки, не дай Бог кому-нибудь узнать ту войну, — хваталась за голову Ева Мефодьевна. — Мы выжили, а мою подругу Катю застрелили, хоть кричала: «Я своя!» Застрелили невестку и свекровь, их маленького мальчика бросили умирать. А ведь отец их семейства воевал на фронте.
— Люди хавались в ямах из-под картошки, так одну семью прямо там и расстреляли, не пожалели, — с отчаянием говорил 80-летний Владимир Апанасевич. Дедушка не выдержал и разрыдался. — Меня судьба спасла, а ведь некоторых подростков партизаны специально отводили за полкилометра в поле и расстреливали.
Александр Апанасевич, сын дедушки Владимира, показал паспорт убитой партизанами Валентины Шамко. На фотографии — девочка, милая, с наивным взглядом, беззащитная.
— Это моя тетя. Мама рассказывала, что ей стреляли в голову, — с недоумением в голосе рассказывает дядька Александр. — Мама хранила простреленную косынку Валентины, но сейчас найти ее я не могу.
Комбриг Иванов: «…бой прошел очень удачно»
А комбриг Иванов в докладе начальству подвел итог боевой операции в Дражно так (из дела № 42 фонда 4057 Национального архива РБ, целиком сохраняем авторский стиль):
«…бой прошел очень удачно. Свою задачу выполнили, гарнизон разгромлен полностью, за исключением 5 дзотов, в которые войти не удалось, остальная полиция уничтожена, убитыми и задохнувшимися от дыма насчитывается до 217 сволочей»… (цифру он взял с потолка. — М.П)
За эту «операцию» многие партизаны были представлены к наградам.
Если бы дражненцы не рассказали о трагедии далеких дней Виктору Хурсику, о сожжении белорусской деревни партизанами никто никогда бы не узнал.
Виктор Хурсик: «Партизаны хотели выдать мирных жителей за полицаев»
— Виктор, некоторые люди пытаются оспорить содержание вашей книги…
— Видимо, это делать поздно. Мне известно, что, когда вышла книга, Министерство информации отправило ее на закрытую рецензию авторитетным специалистам. Ученые пришли к выводу, что факты, которые я привожу в книге, соответствуют реальности. (…)
Виктор Хурсик возле креста, установленного на месте бывшей околицы Застенок.
У меня была одна цель — поиск истины. К политике книга «Кроў і попел Дражна» никакого отношения не имеет.
— Как вы узнали о сожжении деревни?
— Ко мне решились обратиться сами дражненцы. Сначала я не поверил, что партизаны могли сжечь деревню с мирными жителями. Проверял и перепроверял. Копался в архивах, не раз встречался с жителями Дражно. Когда я осознал глубину трагедии, то понял, что необходимо говорить не только о геройстве, но и о преступлениях партизан, а они были.
— В книге много документальных компроматов на партизан, откуда?
— В каждом отряде был чекист. Он старательно фиксировал все случаи нарушений дисциплины, доносил об этом вышестоящему начальству.
(…) случаи преступлений против мирного населения были и не только в Дражно. Такая же трагедия произошла в деревне Староселье Могилевской области, в других регионах. Сегодня необходимо ставить вопрос о том, чтобы государство установило памятники на местах трагедий.
— А какова судьба командира 2-й минской партизанской бригады Иванова?
— Руководить бригадой Иванова направили из штаба партизанского движения. Из документов понятно, что из-за его неопытности погиб не один партизан. Тех, кто отказывался идти в глупые атаки, он лично расстреливал. По сведениям, полученным от бывших ответственных работников Пуховичского райкома КПБ, он покончил жизнь самоубийством.
— И все-таки в голове не укладывается, почему партизаны пошли на такое жуткое преступление?
— До 1943 года они практически не воевали, отсиживались в лесах. Полицаи и партизаны жили относительно мирно, только под давлением сверху случались стычки. Но в 1943 году Сталин начал требовать конкретных результатов. Взять полицейский гарнизон в Дражно Иванову не хватило таланта. Тогда командование бригады пошло преступным путем. Решили сжечь деревню, убить местных жителей и выдать их за полицаев.
«За отрядом Кутузова мародерских поступков очень много»
Виктор Хурсик включил в свою книгу свидетельства еще нескольких выживших жертв сожжения Дражно. Этих людей уже нет в живых. Приводим отрывки из книги «Кроў і попел Дражна».
Докладная записка начальника особого отдела НКВД Безуглова «О политико-моральном состоянии 2-й минской партизанской бригады»:
«…Возвращаясь обратно, заехали (партизаны. — М.П.) к Гуриновичу М., выдрали еще 7 семей пчел, сломали замок, влезли в хату, забрали все вещи, вплоть до чугуна, забрали также 4 овечки, 2 свиней и прочее. Данным мародерским поступком возмущено все население и требует от командования защиты. За отрядом Кутузова мародерских поступков очень много, поэтому требуется по данному вопросу принять меры в самом жестком порядке…»
Об одном письме
Доктор исторических наук Эммануил Иоффе в свое время обратился в редакцию газеты «Комсомольская правда в Белоруссии» с письмом по поводу книжки В. Хурсика и статьи Е. Волошина. Письмо не было опубликовано, и тогда автор разместил его в интернете. Познакомимся с аргументами доктора исторических наук.
В интервью с Е. Волошиным один из выживших свидетелей сожжения деревни Николай Иванович Петровский говорит: «Когда в 1941 году пришли фашисты, полицейский гарнизон, на нашу беду, сформировали в Дражно полицаи, а их было 79 человек, обустроились в школе, которую огородили дзотами. Место это было стратегическим, деревня стояла на пересечении дорог, на возвышенности, полицаи могли идеально простреливать местность, да и леса стояли далеко — в трех километрах от Дражно».
Н.И. Петровский ошибается. Полицейских было значительно больше, не говоря уже о том, что подавляющее большинство из них были местными жителями. В деревне Дражно в годы войны располагался один из самых мощных, самых сильных полицейских гарнизонов на территории Беларуси.
В 1961–1964 гг., работая учителем истории в Стародорожском районе, недалеко от этой деревни, я неоднократно бывал в Дражно и помню, что во время бесед некоторые жители этой деревни вспоминали годы войны и обилие полицаев, в большинстве местных жителей.
Типичный пример. Кандидат исторических наук Константин Ильич Доморад в годы войны был заместителем командира Борисовско-Бегомльского партизанского соединения. После войны он стал профессиональным историком, кандидатом исторических наук, автором ряда книг о партизанском движении в Минской области. В книге «Памяць, Старадарожскі раен» (1998) опубликована его статья «Фронт в тылу врага». В ней К.И. Доморад писал:
«На перекрестке гравийных и проселочных дорог около дер. Дражно оккупационные власти создали крупный гарнизон для борьбы с партизанами. Он контролировал окрестные деревни, подходы к Старым Дорогам и Варшавскому шоссе. В составе гарнизона были полицейские, солдаты „добровольных“ формирований, немецкой жандармерии, охранных и эсэсовских частей. Он насчитывал 365 человек. Имел на вооружении 4 станковых пулемета, винтовки, артиллерию и размещался в 36 дзотах и блиндажах, которые были соединены между собой подземными ходами».
Мой комментарий:
Это называется — врет, не моргнув глазом. Упоминает пять различных видов формирований, в том числе вездесущих «эсэсовцев». Не было такого! Если стояла где-нибудь рота или взвод из состава охранной дивизии, то уж никаких эсэсовцев там быть не могло. Да еще и артиллерию приплел! Суть дела иная: в этой злосчастной деревне имелся отряд самообороны от партизан — 78 или 79 местных жителей. Если учесть, что партизаны сплошь и рядом называли «гарнизонами» деревни, где оккупантов представляли староста (солтыс) и пара полицаев из числа местных жителей, то Дражненский отряд почти в 80 человек однозначно казался им «крупным гарнизоном» во главе с «эсэсовцами».
Иоффе продолжает:
«Теперь о бригаде, осуществившей разгром полицейского гарнизона в Дражно. Это 2-я Минская партизанская бригада, действовавшая в Пуховичском, Минском, Стародорожском и Руденском районах. Она была создана путем объединения отрядов „Сокол“ Н. Теренника (позже имени Суворова), имени Чапаева, имени Кутузова, имени Калинина.
Командиром бригады в сентябре 1942 — июне 1943 г. был Сергей Иванов, комиссаром — Алексей Михайлов, начальником штаба — Иван Тищенко». (…).
Хурсик утверждал, что «командование бригады (2-й Минской — Э.И.) пошло преступным путем — решили сжечь деревню, убить местных жителей и выдать их за полицаев».
Вот фрагмент отчета (в июле 1944 г.) Хачика Матевосяна, с мая 1943 г. командира отряда имени Чапаева 2-й Минской бригады, где он пишет о разгроме 2-й Минской бригады полицейского гарнизона в д. Дражно Стародорожского района 13–14 апреля 1943 г.:
«…2-я Минская бригада, в составе которой был тогда отряд им. Чапаева, была расположена в деревнях Стародорожского и Гресского районов. Противник имел густо разветвленную сеть своих гарнизонов, из которых по своей свирепости в расправе над мирным населением выделялся гарнизон, расположенный в Дражно — большом селе Стародорожского района. Гарнизон имел около 400 полицейских и „добровольцев“. Команда, как и в других немецких гарнизонах, была безусловно немецкая. Штаб 2-й Минской бригады через свою агентуру узнал, что минометы дражненского гарнизона вывезены в другой гарнизон. Перед бригадой встала задача разгромить гарнизон в Дражно и уничтожить укрепленные точки гарнизона.
13 апреля 1943 г. командование бригады поставило перед отрядом им. Чапаева задачу двигаться в район Дражно и 14 апреля в 5.00 занять исходные позиции между дер. Залужье и дорогой, идущей из Дражно на северо-восток. Отряд им. Чапаева получил приказ громить доты и дзоты противника, расположенные с восточной стороны гарнизона. Бой длился 3 часа. Операции отряда им. Чапаева по уничтожению дзотов протекали в тесном взаимодействии с другими отрядами бригады. Отряд выполнил поставленную задачу: разгромил дзоты и проник на улицы гарнизона. Ввиду того, что засевшие полицейские вели огонь из домов, были подожжены эти дома, В 9.00 по условленному сигналу (ракете) отряды бригады начали отход…
Сожжены здания, где находились полицейские, уничтожены в основном доты… Потери отряда убитыми и ранеными — 13 чел.
Командир бригады им. Чапаева ст. лейтенант Матевосян.
Нач. штаба бригады капитан Цветков».
Таким образом, делает вывод Иоффе, все здания и постройки, сожженные партизанами во время разгрома полицейского гарнизона в деревне Дражно 14 апреля 1943 года, это дома полицейских, проживавших в этой деревне.
Комментарий: Ну конечно, ведь на каждом из них были вывески, с надписями большими буквами: «Здесь живет семья полицейской сволочи». ДЗОТы (дерево-земляные укрепления) уже превратились в ДОТы (долговременные огневые точки). В общем, опять вранье. Но заметьте, что о потерях противника в документе X. Матевосяна ничего не сказано!
* * *
Далее Э.Г. Иоффе признает, что среди 234 «сволочей» были и 25 мирных жителей, и что партизаны сожгли именно их дома. Это дело рук партизан отряда имени Кутузова (командир Израиль Лапидус), атаковавших околицу Дражно под названием Застенок, где и произошла трагедия.
Доктор-историк сокрушается по поводу того, что Хурсик (автор книжки) и Волошин (автор газетной статьи), во-первых, обвиняют советского патриота с кристально чистой совестью — Лапидуса — в преднамеренном убийстве мирных селян, а во-вторых, утверждают, что весь отряд имени Кутузова состоял из евреев. Мол, бросают мрачную тень на людей еврейской национальности.
Между тем, подчеркивает он, в списке партизан отряда имени Кутузова среди 109 человек только 21 (19 %) имели явно еврейские фамилии, имена или отчества.
Хочу отметить, что И.А. Лапидус был не просто командиром отряда. Этот лейтенант РККА, бывший политрук роты, одновременно занимал еще и пост секретаря Минского сельского подпольного райкома партии. Иными словами, являлся типичным представителем советского «актива», готового на все ради личной карьеры.
Относительно имен и фамилий… Вот что писал 28 марта 2002 года в своей статье «Партизанские командиры — евреи» журналист Марк Штейнберг (сайт «Russian Canadian INFO»):.
«Одним из первых еврейских партизанских отрядов (выделение мое. — М.П.), действовавших в Белоруссии, командовал Израиль Абрамович Лапидус, который этот отряд и сформировал весной 1942 года».
Далее журналист, ссылаясь на свидетельства бывших партизан-евреев, приводит интересный факт. Оказывается, «начальство» требовало от партизан-евреев менять свои имена, отчества и фамилии на русские или украинские. Якобы потому, что они похожи на немецкие, другим партизанам (не евреям) «ухо режет». Например, лейтенант РККА Исаак Аронович Зейфман назвался Иваном Андреевичем Гринюком. Аркадий Григорьевич Лехтман сохранил свое имя и отчество, а вот фамилию поменял на Волков. Евгений Финкельштейн превратился в Мирановича.
Наконец, М. Штейнберг пишет, что «национальные еврейские отряды выполняли только боевые задачи, в основном диверсионно-террористического плана». Эта характеристика идеально соответствует уничтожению жителей Застенка — околицы Дражно.
* * *
Вопрос: с какой стати в деревне Дражно, пусть она на перекрестке дорог, был огромный гарнизон (365 человек, по меркам военного времени — целый батальон) и 42 дзота с пулеметами и пушками? Это уже не опорный пункт, а настоящая полевая крепость!
Мы знаем, что успешно штурмовать хорошо укрепленные и вооруженные опорные пункты противника (да еще такие, где якобы сидели эсэсовцы — отборные вражеские солдаты!) партизаны не умели, не хотели и не могли. Но почтенный профессор как ребенок верит (или делает вид, что верит) сказкам партизанских начальников. В качестве доказательства он приводит справку из Национального архива Республики Беларусь от 30 сентября 2003 года:
«Сообщаем, что вопросу ликвидации партизанами 14 апреля 1943 г. полицейского гарнизона в д. Дражно в архиве имеются следующие документы:
В истории организации и боевой деятельности 2-й Минской бригады Минской области в разделе „Характерные боевые операции“ записано: „Разгром полицейского гарнизона Дражно проводился по приказу штаба бригады, гарнизон насчитывал 400 чел. полицейских и 42 дзота, которые нужно было штурмовать, на гарнизон наступала бригада полностью. Заслоны выбрасывала соседняя бригада им Суворова. Уничтожено 217 полицейских и разрушено 38 дзотов, противник при поддержке крупных сил танков и артиллерии со стороны Старые Дороги сбил заслон, бригада вынуждена была отойти, не подобрав трофеев…“.
Комментарий: Несусветное вранье! Танки в глубоком тылу Вермахта просто отсутствовали! В Старых Дорогах и артиллерии не было. Это ведь не прифронтовой тыл группы армий „Центр“. Численность „гарнизона Дражно“ здесь увеличена на 35 человек, а его потери наоборот сокращены на 17 трупов.
Далее Иоффе сильно обижается на высказывание Хурсика:
„До 1943 года они /партизаны/ практически не воевали, отсиживались в лесах, полицаи и партизаны жили относительно мирно, только под давлением сверху случались стычки…“.
В качестве доказательства неправоты автора Иоффе ссылается на очередную партизанскую сказку:
„Приказ № 1 по 2-й Минской партизанской бригаде о разгроме вражеского гарнизона в деревне Омельно Пуховичского района 29 сентября 1942 г.
Для борьбы с партизанами, для грабежа населения, сбора заготовок, насильной мобилизации рабочей силы в Германию, для охраны дорог враг поставил военно-полицейский гарнизон в дер. Омельно. Состав гарнизона — около 60 чел. Вооружены 2 станковыми пулеметами, 6 ручными, 4 автоматами, 1 ротным минометом и остальные — винтовками. Гарнизон размещен и укреплен только в школе.
Приказываю: Силами 4 отрядов бригады гарнизон уничтожить. Наступает на гарнизон 1-й отряд. Командиру 2-го отряда сделать засады силою полтора взвода по дороге Омельно-Любачка, на опушке леса, полтора взвода по дороге Липники-Омельно, на опушке леса. Командиру 3-го отряда сделать засаду по дороге Омельно-Поречье. В районе дер. Островки командиру 5-го отряда сделать засаду по дороге Омельно-Клетное. Быть на месте к 4.00 30 сентября 1942 г. Я наступаю вместе с 4-м отрядом.
Комбриг Иванов“.
Сергей Иванов, командир 2-й Минской бригады, напавшей на Дражно.
О результатах этого боя свидетельствует документ из Национального архива Республики Беларусь, подписанный командованием 2-й Минской партизанской бригады во главе с капитаном Н.Г. Андреевым, который стал ее командиром с июня 1943 г. Приведем фрагмент из документа:
„Начали гаснуть звезды. Рассветало, отряды были на местах, 1-й отряд во главе с командиром отряда Доможировым, с ними и комбриг Иванов, незаметно, бесшумно подходили к деревне. Гражданская охрана была захвачена врасплох, боевые группы отряда вошли в деревню. Осталось до фашистского логовища 75 м. Поднялись на горку и перед глазами во весь рост встала школа, огороженная проволокой. Обнесенная деревянным забором, обсыпанная песком. 2 часовых, стоящих около школы, увидев вблизи от себя народных мстителей, растерялись, подав тревогу, бросились бежать. Но было поздно. Первый выстрел минометчика — и мина, попав в трубу дымохода школы, зажгла ее, все выходы со школы были оцеплены. Фашистские людоеды, вылезая из подвалов школы на улицу, уничтожались в упор. Удалось бежать из помещения школы нескольким изменникам. Но они попадали на засады и все были пойманы и уничтожены…
Операция по разгрому гарнизона проведена весьма успешно. Прошло не более 20 мин. как гарнизона не стало. В итоге проведенной операции потери противника: убито и сожжено 47 гитлеровцев. Взяты 2 РП, 30 винтовок и 3 тыс. винтовочных патронов, остальное оружие и боеприпасы сожжены в школе. Потери партизан: осколком мины ранен комбриг Иванов и тяжело ранен его адъютант, который впоследствии умер…
Командир 2-й Минской партизанской бригады капитан Андреев.
Комиссар бригады батальонный комиссар Ванкевич.
Нач. штаба бригады капитан Ф.Раткевич“ (6).
Комментарий: Из текста этого поистине эпического повествования можно сделать кое-какие выводы. „Фашистами“ и „гитлеровскими людоедами“ названы обыкновенные беларусы, то ли из полицейского батальона, то ли из отряда „самааховы“. А как мне нравится партизанский снайпер-минометчик? Первая же выпущенная им мина влетела в трубу! Лично я видел на учениях десятки стрельб минометов, но с такой точностью никогда не встречался. Более того, в любом наставлении можно прочитать, что миномет как гладкоствольное оружие предназначен для ведения огня по площадям.
Наконец, начальники пишут, что застали „людоедов“ врасплох, которых в процессе непонятного „вылезания из подвалов школы на улицу“ уничтожали в упор, и что весь гарнизон был уничтожен за 20 минут. Кто же, в таком случае ранил Иванова и его адъютанта? И почему трофеями стали только 2 ручных пулемета и 30 винтовок? Неужели партизаны отказались от миномета, 4 автоматов, 4 ручных и 2 станковых пулеметов, еще 20 винтовок?
В общем, в этих двух партизанских документах, как всегда, вранье резко преобладает над правдой. Тем, кто сомневается, рекомендую еще раз перечитать „Поэму о самой успешной операции“ в 7-й главе первой части этой книги.
А чего стоит, например, „Акт командования партизанского отряда имени В.И. Чапаева 2-й Минской бригады о подрыве партизанами вражеского эшелона в районе Руденска от 15 октября 1942 года“.
Герои сообщили в Москву, что в результате крушения поезда, по данным разведки из числа гражданского населения, „убито 256 фашистов“. Неужели немцы пустили местных считать трупы?
* * *
В конце своего письма Иоффе заявил:
„Да, война была беспощадной. Партизаны, у которых немцами и полицейскими были расстреляны семьи, которые сами чудом спаслись от смерти, мстили коллаборационистам — полицейским, служившим нацистам. И иногда действовали горячно, выполняя приказ: „Не щадить никого!“. И тогда это оборачивалось человеческой трагедией“.
Что ж, и за то спасибо. Раньше коммунистическая публика в упор не хотела признавать за „своими“ никаких злодеяний. Теперь стали списывать военные преступления на „желание мстить“ и на „горячность“.
* * *
Рассказы о трагедии, произошедшей в Дражно, требуют разъяснений.
Во-первых, „полицейский гарнизон“ — это отряд так называемой „самааховы“ (самообороны), состоявший из 78 или 79 жителей деревни. Обороняться они были намерены от грабежей со стороны партизан. И действительно, в январе им удалось отбить попытку партизан поживиться крестьянскими запасами, причинив потери последним.
Напомню, что согласно инструкциям, которые отправляли из Москвы „на места“ Центральный штаб партизанского движения (П.К. Пономаренко) и Белорусский штаб (П.З. Калинин), все деревни, имевшие отряды самообороны, зачислялись в категорию „полицейских гарнизонов“. Жители таковых подлежали поголовному уничтожению!
Примечательно, что целенаправленные нападения партизан Кличевских (2-й и 5-й), Березинской (3-й) и Могилёвской (6-й) бригад на ряд сел в Белыничском районе Могилёвской области, где имелись отряды самообороны (якобы „полицейские гарнизоны“), повлекшие значительные жертвы среди сельских жителей (т. н. „Белыничские операции“) тоже произошли в апреле 1943 года.
Во-вторых, отряд имени М.И. Кутузова, которым командовал Израиль Лапидус, входивший во 2-ю минскую бригаду С.Н. Иванова, состоял из евреев, которым удалось сбежать из минского гетто. Им сказали, что „полицаи Дражно участвовали в расстрелах минских евреев“. Это мало похоже на правду, так как расстояние от Дражно до городской черты довоенного Минска (площадь столицы БССР в 1941 году было меньше нынешней в 10 раз) около 90 километров. Однако благодаря выдумке комиссаров бойцы Лапидуса горели жаждой мести.
В-третьих, после публикации книжки Хурсика официальное расследование описанной в ней бойни было проведено, но его результаты засекречены. Поэтому никто среди пишущей публики не может сейчас уверенно говорить о том, какие факты, приведенные Хурсиком — правда, а какие — нет. Можно лишь предположить, что „факты в основном подтвердились“, в противном случае выводы следователей были бы опубликованы.
Налибоки
В ночь с 8 на 9 мая 1943 года партизаны атаковали местечко (ныне деревня) Налибоки (в нынешнем Столбцовском районе). Это были отряды им. Дзержинского (командир Ф.В. Сурков), им. Суворова (командир А.Е. Макеев) и „Большевик“ (командир ГЛ. Кудрин) из бригады имени Сталина. Общее командование операцией осуществляли командир бригады П.И. Гулевич, комиссар А.Г. Мурашов, представитель Ивенецкого межрайонного партийного центра Р.Л. Василевич. По их отчету, бой длился 2 часа. Партизаны якобы уничтожили 250 „полицаев“, потеряв всего лишь 6 человек убитыми и 6 ранеными.