Диверсии — в последнюю очередь

Диверсии — в последнюю очередь

Львиную долю времени партизанские формирования занимались своим бытом (и чем больше было формирование, тем больше времени).

Если мы рассмотрим для примера структуру Черниговско-Волынского партизанского соединения, то увидим, что в нем было 7 отрядов. В каждом отряде — 3 роты по 2 взвода. Плюс к ним штабной и разведывательный взводы. Для диверсионной работы выделялся еще один отдельный взвод, непосредственно подчинявшийся заместителю командира отряда по диверсионной работе.

Таким образом, среди девяти взводов каждого отряда диверсионным являлся только один. Боевая деятельность остальных бойцов сводилась к налетам на деревни с целью грабежа жителей и уничтожения так называемых «предателей», к устроению засад на проселочных дорогах, к повалке столбов линий проводной связи. Ну и, само собой разумеется, они несли караульную и гарнизонную службу в своих лагерях.

В отрядах присутствовало много безоружных гражданских лиц. Но главное — отсутствовал ежедневный надзор вышестоящих штабов и партийно-административных органов. Поэтому вполне естественно, что желание рисковать жизнью в систематических боевых операциях не просматривалось. Вот и выходит, что партизаны основную часть времени существовали, но не воевали.

Диверсионная группа в 7—10 человек не могла причинить серьезного ущерба железной дороге. Установив подрывной заряд (как правило, после 23.00; немцы приноровились к этому графику и на многих участках перестали пускать поезда в ночное время), партизаны убирались восвояси, не дожидаясь результатов диверсии, поэтому случаев, когда они после подрыва еше и обстреливали эшелон, известно очень немного.

Надо также учесть, что отряды, как правило, располагались в безлюдных труднодоступных местах. Это обстоятельство представляло собой «палку о двух концах»: до ближайших магистральных линий было далеко, иногда — несколько дней пути.

В подавляющем большинстве случаев диверсанты осуществляли диверсию не против конкретных поездов (вспомним в этой связи тезис газеты «Правда» об уничтожении танкового эшелона), а из расчета на «что-нибудь» или вообще ограничивались подрывом рельсов. При этом напрасно расходовалась взрывчатка.

Охрана эшелона: трофейная советская бронедрезина и взвод солдат.

Так что дело не столько в нехватке взрывчатки, сколько в бестолковом ее расходовании. На многих снимках, посвященных «рельсовой войне», хорошо видно, что заряд сделал в насыпи воронку размером с небольшой котлован. А если использовать взрывчатку для подрыва «пустых» шпал, то ее никогда не хватит.

Именно по причине низкой квалификации подрывников «мстителям» требовались готовые мины. Чтобы изготовлять из взрывчатки мины самостоятельно — нужны специальные знания и тренировка под присмотром опытного инструктора (вспомните, сколько чеченцев подорвалось в процессе изготовления самодельных фугасов, и сколько таких фугасов не сработало).

Для подрыва эшелонов партизаны использовали взрыватели трех основных типов (включая всевозможные модификации умельцев): вытяжной, нажимной и электрический. Первый применялся для диверсий на железных дорогах в начале войны. Однако, чтобы дернуть за «шнурок» (к чеке взрывателя заложенного под рельсы ящика с взрывчаткой крепился шнур (или леска) длиной 30–50 метров, рывком за который в момент наезда колес паровоза на мину приводился в действие заряд) партизанам приходилось дожидаться появления поезда. Между тем немцы стали пилить лес по обе стороны от важнейших путей на 100 метров вглубь, а проезжавшие перед поездом дрезины обстреливали из пулеметов все подозрительные кочки и кусты.

Поэтому наибольшей популярностью пользовался стандартный нажимной взрыватель. В обычный ящик от патронов (цинковый или деревянный) набивали столько взрывчатки, что ее хватило бы для подрыва кирпичного жилого дома, а сверху монтировали нажимной взрыватель. Заложив мину под рельсы, диверсанты как можно быстрее уносили ноги. Однако следовавшие перед проходом поезда путевые группы и дозорные дрезины часто обнаруживали такие заряды (в среднем, в двух случаях из трех). Кроме того, немцы стали цеплять впереди паровоза платформу, груженную мешками с песком. Взрыв под платформой выводил из строя на короткое время полотно, но не причинял вреда самому составу.

Электрический взрыватель, для которого требовалась электрическая подрывная машинка (у нее сбоку крутили ручку, затем нажимали рычаг) при действиях на железной дороге был не очень распространен: в таком случае тоже требовалось располагаться вблизи от места закладки, а торчащие из-под рельсов провода, тянущиеся в лес, часто обнаруживали команды путевых обходчиков. Электрический взрыватель обычно применяли для подрыва мостов, зданий и других капитальных сооружений.

Что касается повалки телеграфных столбов и резки телефонных проводов, то специалисты в этом предприятии, как правило, не участвовали. Один гражданин, в годы войны проживавший на «временно оккупированной территории», рассказывал потом, как ему приходилось в течение суток сперва пилить, а потом устанавливать заново одни и те же столбы. Ночью в село приходили партизаны, забирали его с собой (так как не утруждали себя тяжелым физическим трудом) и заставляли пилить у дороги несколько столбов. Утром приезжали немцы, тоже брали мужика в охапку и заставляли столбы ставить снова.

Так вот этот гражданин рассказал о забавном эпизоде. Когда немцам надоела возня со столбами, они просто взяли и заминировали их противопехотными «шпрингенами». Казалось бы, невелика премудрость — обезвредить немецкую S-ку. Но специалистов у партизан не нашлось. Почесав затылки, потоптавшись у столба, явившаяся в очередной раз на «телеграфный промысел» группа партизан не солоно хлебавши отправилась восвояси — чтобы в следующий раз прихватить с собой минера. Такие вот диверсанты.