Сделки между супругами

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Сделки между супругами

Установление принадлежности крестьян было не единственным затруднением, с которым сталкивались суды, пытаясь уладить имущественные отношения между супругами во второй половине XVIII в. Исходя из той удобной посылки, что женщины теперь в самом деле могут решать, как им использовать свою собственность, законодатели постепенно лишали их той защиты, которую некогда распространили на жен, принуждаемых отдать свое состояние. Разобравшись с последствиями, ожидавшими супругов-помещиков, которые женили между собой своих крепостных, суды принялись за решение вопроса о том, можно ли мужьям и женам продавать или закладывать друг другу имущество. Блюстители закона возражали против этого не на том основании, что не могут же муж и жена, являясь единым существом, оформлять взаимные контракты (так считалось кое-где в Западной Европе). Их смущало другое — постулат об обязанности женщин слушаться своих мужей, который первоначально являлся одним из догматов церковного права, а затем был сформулирован и в гражданских сводах законов. Сначала суды выражали вполне обоснованное понимание того, что мужья способны, пользуясь слабостью своих жен, заставлять их уступать свою собственность на невыгодных условиях. Но к XIX в. забота властей о беззащитных женах постепенно сменилась твердой уверенностью в том, что замужние женщины должны сами защищать собственные интересы.

Хотя имущественные сделки между супругами, судя по нотариальным документам, были сравнительно немногочисленны, вопрос, разрешать ли им продавать друг другу недвижимость, тревожил сенаторов и в XIX в. Суды издавна ощущали, что существует вероятность насильственных продаж земли принуждаемыми к этому женами. Чтобы свести к минимуму подобную угрозу, в XVII в. продавцов обоего пола опрашивали в суде при оформлении купчих записей, закладных или завещаний[89]. Впрочем, самым эффективным препятствием намерениям мужа переписать собственность жены на свое имя служил надзор со стороны родственников жены. В указе 1679 г., запретившем мужчинам продавать вотчины их жен, содержалась ссылка на родственников «вдов и девиц»; эти люди утверждали, что их родственниц мучили до тех пор, пока те не соглашались на отчуждение своих земель{207}. Лишь гораздо позднее, в XVIII в., женщины привыкли обращаться в суды от собственного имени с жалобами на то, что их обижают и обирают.

Лишь во второй половине XVIII в., после того как женщины приобрели власть над своим состоянием, вопрос о законности сделок между супругами занял серьезное место в сенатских дебатах. Весьма показательно, что первое обсуждение статуса таких сделок в Сенате, состоявшееся в 1763 г., было инициировано не супругой, павшей жертвой принуждения, а потомками владельца имения, поспорившими из-за права его выкупить. В резюме этого дела главное внимание уделялось праву членов одного рода продавать имущество другому роду; в конце концов Сенат постановил, что продажа имущества мужьями женам неприемлема. Основанием этого решения послужил указ 1748 г., запретивший мужьям и женам претендовать на наследственную седьмую часть владений своих супругов при их жизни. Продажа женами имущества мужьям была, по мнению сенаторов, еще нежелательнее, так как женщина, не имея права возражать мужу, могла по его требованию отступиться от своего имущества{208}.

В последующих судебных постановлениях власти то исходили из неопределенности правового статуса имущественных сделок между супругами, то подчеркивали необходимость защищать жен от жадных мужей. Как ни странно, женщины оказывались в проигрыше и тогда, когда они покупали недвижимость у своих мужей, и тогда, когда у них обманом выманивали их поместья. В 1780 г. Наталья Сухотина пожелала зарегистрировать в Вотчинной коллегии имение, купленное ею у мужа, но там отказались удовлетворить ее ходатайство. Авторы этого решения утверждали, что ни в Соборном уложении, ни в позднейших узаконениях не содержится прямого разрешения на сделки между супругами. Исходя из резолюции Сената от 1763 г., Вотчинная коллегия постановила, что не может регистрировать никакие имущественные сделки между мужьями и женами. Впрочем, вопрос о том, вернет ли муж Сухотиной ту сумму, которую она ему заплатила за имение, не обсуждался{209}. Подобным же образом в 1805 г., когда жена титулярного советника Иванова подала в суд на мужа, не вернувшего ей 2 тыс. рублей, взятые в долг, Сенат отказался передать в ее руки имение, которое Иванов дал жене в заклад, объявив, что согласно судебному решению 1763 г. сделка их была незаконной. С другой стороны, Сенат позволил Ивановой требовать через суд возврата суммы, одолженной мужу{210}.

Хотя судебные власти и штрафовали женщин за участие в имущественных сделках с мужьями, они все же не упускали из виду их уязвимое положение. В 1801 г. сенаторы слушали дело об имении тамбовской дворянки Марии Мосалевой, заложенном ею мужу за 10 тыс. рублей. Кончилось тем, что Сенат вынес решение в пользу ее двоюродных братьев на том основании, что перед смертью сама Мосалева подала в суд на своего мужа, причем утверждала, что это он принудил ее составить закладную, а потом завладел ее имением, так и не заплатив деньги{211}. Случай Мосалевой был вполне типичен для дворянок, многие из которых, как она, умирали, не дождавшись правосудия.

Ходатайства женщин о разводах в XVIII в. были полны подобных обвинений: эти женщины описывали, как мужья непрестанно избивали их до полусмерти, как таскали за волосы по полу, как морили голодом — и все ради того, чтобы заставить их расстаться со своим имуществом{212}. В одном ужасающем документе 1758 г. Ульяна Головнина рассказывала, как муж не только избивал ее до синяков, но еще и приехал однажды вечером в ее деревню и пригрозил переломать ей руки-ноги и поджечь дом, если она откажется отписать на него свое поместье{213}.

Пока Сенат обсуждал правовые тонкости разрешения супругам вести дела между собой, в губерниях, куда не доставала рука центральной власти, продолжались имущественные сделки между мужьями и женами. Убедившись, что пресечь это невозможно, Сенат в конце концов пересмотрел свои прежние постановления и объявил, что резолюция по делу 1763 г. представляла собой всего лишь решение по конкретному спору, а не общий принцип и что в российских законах нет никаких оснований запрещать супругам продавать друг другу имущество[90]. Последний спор по этому вопросу состоялся в Сенате в 1825 г. между министром юстиции и членами комиссии по составлению Свода законов. В своей аргументации почти все сенаторы вообще не касались проблемы власти мужа над женой и настаивали, что постановление 1763 г. так и не было возведено в ранг закона. Министр юстиции решительно возражал, указывая на то, что Вотчинная коллегия сформулировала тогда свое мнение как руководство для решений по всем будущим сделкам между супругами. В ответ члены комитета выдвинули собственное понимание проблемы: по их мнению, она заключалась не в пользе или вреде продажи имущества между супругами для участников сделки, а в том, существует ли в российских законах какое-нибудь положение, позволяющее запретить эти сделки. Пересмотрев статьи Соборного уложения и «Жалованной грамоты дворянству», комитет заключил, что не обнаруживается никаких причин, препятствующих переходу собственности от супруга к супругу. После долгого обсуждения, в котором ни слова не прозвучало о незащищенном положении женщин, трое из четырех сенаторов на Общем собрании признали, что отныне сделки между мужьями и женами надлежит разрешить{214}.

Если учесть, что прежние решения опирались, хотя бы отчасти, на убеждение, что жен следует защищать от жестоких мужей, это был странный вывод[91]. Но постановление Сената находилось в общем русле российского имущественного права с его тенденцией предоставлять женщинам минимальное покровительство. С середины XVIII столетия закон делал мало различий между тем, как использовали свое имущество мужчины и женщины. Когда на оба пола возложили равное бремя защиты своих интересов, это стало логическим следствием повышения статуса женщин в имущественном праве. Так, в начале XIX в. российские чиновники столкнулись с парадоксом, который по сей день сбивает с толку юристов: если закон не проводит различия между полами, это никоим образом не означает, что у женщин появляются равные возможности в осуществлении их законных прав.