Дворянки требуют права распоряжаться имуществом

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Дворянки требуют права распоряжаться имуществом

В XVIII в. дворянки в подавляющем большинстве не противились ограничению своей финансовой независимости. И все же довольно много женщин активно стремились к расширению власти над своим имуществом, а потому добивались, чтобы законодатели пересмотрели указ 1715 г. Так, в целях предотвращения продаж собственности обманным путем Сенат в 1733 г. распорядился, чтобы в случае заключения сделки через уполномоченное лицо оригинал купчей записи хранился в Крепостной конторе, а с уполномоченного бралась клятва в том, что представленное им письмо с разрешением на продажу является подлинным. Отныне каждая сделка записывалась в регистрационную книгу, а участники ее получали копии этого документа. Отметим, что именно женские злоупотребления заставили власти ввести эти тонкости бюрократической процедуры: в суды поступило несколько жалоб от мужчин, чьи жены продали имущество без их согласия. Сенат привел пример Матрены Грязновой, которая продала свои приданые деревни капитану Колычеву за тысячу рублей, коварно заявив, будто письменное согласие мужа потерялось. Разгневанный мичман Грязнов написал своему зятю, князю Вяземскому, что долгов не имеет и в капитале не нуждается, а потому не давал своей жене ни письменного, ни устного разрешения продать деревни. Грязнов поручил зятю принять необходимые меры к возврату имения, добавив, что его жена заслуживает любого наказания, какое ей назначат. Другая дворянка, Анна Дурново, заложила свое имение за пятьсот рублей, также с помощью покупателя, готового смотреть сквозь пальцы на отсутствие письма от ее мужа. Так как собственники обоих полов могли продавать имущество через своих представителей, то возможностей провернуть сделку обманным путем было множество. Таким образом, целью новых процедурных правил было сведение подобных случаев к минимуму. Но, как признавал один из членов Юстиц-коллегии, продажи, совершенные на основании «писем от мужей к женам и от жен к мужьям», очень часто встречались в фальшивых сделках{149}.

Поскольку жены не оставляли попыток отчуждать собственность без согласия мужей, сенаторам то и дело приходилось ломать голову над вопросом о праве замужних женщин распоряжаться имуществом. Наконец в 1753 г., вынося решение по одному делу (по поводу которого негодовал князь Щербатов в своем сочинении), Сенат разрешил эту проблему в пользу женщин. Тяжбу, о которой идет речь, начала супруга майора Ивана Головина, Аксинья, которая написала в Сенат, что желает продать своих дворовых людей, а Юстиц-коллегия в Москве отказывается зарегистрировать сделку без согласия ее мужа. Истица пояснила, что с мужем они не ладят, вместе не живут, а потому она и не может получить его согласие на продажу. По мнению Головиной, Юстиц-коллегия поступила «в противность указу 715 года, по которому точно от женских персон крепости писать дозволено», т.е. нарушила постановление 1715 г., в котором дворянкам прямо разрешалось совершать сделки от своего имени. Поэтому Головина просила Сенат распорядиться, чтобы Юстиц-коллегия зарегистрировала продажу ее дворовых.

После долгих споров Сенат вынес решение в пользу Головиной. Сенаторы начали с того, что просмотрели материалы дел 1744 и 1752 гг., по которым Юстиц-коллегия своими решениями запретила дворянкам осуществлять сделки купли-продажи без ведома мужей, и вынуждены были признать, что в обоих случаях Сенат не ответил на запрос коллегии о заключении относительно законности таких сделок. Юстиц-коллегия тогда доложила, что она хорошо осведомлена об указе 1715 г. относительно продажи имущества женщинами, но не решается его применять без подтверждения со стороны Сената («токмо-де Юстиц-Коллегия онаго собою учинить не смеет»). Затем сенаторы обратились к проблеме сделок, заключенных обманным путем, — проблеме, которая и вызвала появление указа 1733 г. о процедуре регистрации продаж через посредников. Были приведены доводы в пользу признания женщин самостоятельными владелицами имущества — например, указ 1677 г., в котором говорилось, что вдовы могут требовать обратно вотчинные земли, проданные мужьями без их ведома, а также указы за 1679 г., запретившие мужьям продавать собственность жен или принуждать их отступаться от приданого имущества. Затем был приведен и указ от 1680 г. о том, что продажа приданой вотчины жены является законной, если купчая подписана мужем и женой или только женой. Сенаторы рассмотрели все ограничения на продажу недвижимости, введенные Петром Великим, — все они касались продавцов обоих полов. Кроме того, они не раз возвращались к пресловутому указу 1715 г., который, по их мнению, уже уполномочил женщин продавать принадлежащую им недвижимость, как полученную в приданое, так и иную. Наконец, Сенат пришел к заключению о том, что ни одно из прежних законодательных постановлений не содержит прямого требования, чтобы женщины получали согласие мужей на имущественные сделки. Словом, в Сенате было признано, что Головина, а следовательно, и все замужние женщины имеют право продавать свое имущество без разрешения мужа{150}.

То, что сенаторы, как ни странно, совсем не принимали во внимание пол участников всех этих спорных дел, является самой существенной чертой постановления 1753 г. Обсуждение ими дела сконцентрировалось исключительно на бюрократической процедуре, а о подчиненном статусе женщин в браке как о причине для ограничения их имущественных прав (о чем нередко писали в европейских правовых сводах) здесь даже не упоминалось. Более того, готовность сенаторов принять указ 1715 г. как аргумент в пользу независимости женщин в вопросах собственности означала явный отход от взглядов их предшественников. Сенаторы рассудили, что раз они не могут указать в российском праве ни одного закона, в котором бы ясно говорилось о запрете женщинам неограниченно распоряжаться своим имуществом, то нет и оснований этого не позволять. Вместо этого они сосредоточились на двух ключевых проблемах: на положении о защите собственности женщин от их мужей (которое было официально введено в XVII столетии) и на действующих ограничениях продажи недвижимости (ни в одном из которых не проводилось различий между полами). Сенаторы решили, что поскольку и постановления XVII в., и петровский указ 1715 г. гласят, что подписи женщин под купчими являются не только необходимым, но и достаточным доказательством законности сделок, то не существует законных оснований требовать, чтобы женщины получали от мужей согласие на продажу своих земель («на собственное их имение»).

Этот практический подход к проблеме составляет резкий контраст с взглядами западных законодателей, веривших, что отношения собственности должны отражать иерархию в отношениях мужа и жены и что раздельное владение имуществом разрушительно для самой сути брака{151}. По иронии судьбы, в то же самое время, когда российские законодатели вынесли решение в пользу предоставления женщинам финансовой самостоятельности, законодатели по крайней мере двух западноевропейских стран столкнулись с такой же задачей — и решили, что устранение мужской опеки в вопросах имущественных отношений было бы, по выражению одного ученого, «нетерпимым»{152}.[68] Новые положения в английском праве XVIII в. обеспечили право женщин на обособленное владение, но при этом законодатели так и не решились позволить замужним женщинам контролировать собственный капитал{153}. Революционное правительство Франции, покончив с законами Старого режима, объявило замужних женщин самостоятельными субъектами в вопросах собственности. Но в 1804 г. Code civil снова возродил принцип тендерного покровительства, причем не только во Франции, но и во всех странах, попавших в сферу влияния наполеоновской империи{154}.

В отличие от своих европейских коллег, российские законодатели довели принцип обособленной собственности супругов до логического завершения и дали замужним женщинам полную власть отчуждать свои земли. Российские законодатели не рассуждали о том, как изменения в отношениях собственности отразятся на институте брака. Вместо этого они изучили все прежние указы, устанавливавшие разделение собственности супругов, и уничтожили единственное противоречие в их применении. Так было заложено важное расхождение между путями развития женских имущественных прав в России и на Западе.