Пушкин

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Пушкин

Первым литературным трудом, вызвавшим искреннее восхищение Белинского, увидевшего в нем воплощение своих представлений о литературе, стал «Евгений Онегин» Александра Пушкина, «энциклопедия русской жизни». Характерно, что критик хвалил поэму за познавательные качества — безусловно, это сочинение действительно дает широкую картину русской жизни как в городе, так и в деревне, как среди элиты, так и среди простого народа. Но что заставляет русских снова и снова перечитывать поэму, так это описание духовных последствий жизни в обществе, регулируемом иностранными моделями, которые глубоко восприняты образованными людьми, но совершенно не проникли в народ.

Каждый из главных героев или героинь видит себя в кривом зеркале европейского образца и ищет судьбы в соответствии с этим искаженным отражением. У Онегина собственный образ жизни, щегольской, но без иллюзий, заимствованный из поэзии Байрона и гостиных Лондона и Парижа; Ленский, с его «геттингенской душой», декламирует свои любимые романтические стихи и в их свете неверно воспринимает свою невесту; Татьяна приходит в восторг от английских любовных романов и воспринимает Онегина как персонаж, сошедший с их страниц; а рассказчик петляет между ними, ведя такой же образ жизни, но при этом предстает немного более мудрым и печальным, способным внести в повествование долю здравого смысла, приобретенного собственным опытом.

Противопоставление элитной европейской и народной русской культур особенно заметно, когда Татьяна пытается рассказать своей старой няне, что влюблена. Старая женщина не понимает воспитанницу, ведь для нее брак связан не с любовью, а с болью и грустью и означает отрыв от семьи и подчинение чужому человеку.

Проблему наследия Петра Великого Пушкин решал в поэме «Медный всадник». Это не только хвалебная песнь Санкт-Петербургу, но и драматизация судьбы жителей города, обреченных на тяжелые условия существования в городе, построенном на неподходящем для строительства месте. Мелкий чиновник Евгений, «герой» поэмы, теряет возлюбленную, утонувшую во время наводнения, которое часто угрожало расположенной в заболоченной низине столице. В отчаянии бродя по городу, он оказывается у знаменитой скульптуры Фальконе, изображающей Петра на вздыбившемся коне. Сжав кулаки, в бессильной ярости Евгений проклинает «чудотворного строителя», а затем, пораженный ужасом совершенного святотатства, бежит прочь, преследуемый воображаемым стуком копыт, и в конце концов сходит с ума. В «Медном всаднике» Петр — творец великого города, но также безжалостный губитель, правитель, преследующий цель имперского величия без оглядки на законы морали и природы.

Воспитанный в традициях французского Просветительства (отец поэта восхищался Вольтером) с его материализмом и гедонизмом, Пушкин пересмотрел его идеи в свете личного опыта и опыта своих товарищей, участников декабрьского восстания (среди которых оказался бы и он сам — по собственному признанию Николаю, — если бы не находился в ссылке). В конце жизни поэт пришел к осознанию, что такая философия, с притязаниями на особые знания, способна породить как эгоистический и циничный имморализм, так и альтруистскую преданность.

В «Пиковой даме» Германн (примечательно, что у «героя» немецкое имя), молодой, отчаянно нуждающийся в деньгах офицер, готов пойти на любой безнравственный поступок, чтобы получить их. Узнав, что некая восьмидесятилетняя графиня владеет тайной трех волшебных карт, дающих возможность выигрывать любую партию, он, злоупотребляя чувствами ее юной воспитанницы, проникает в будуар графини и пытается угрозами выведать магический секрет. Сама старуха — порождение масонского французского Просветительства, узнала тайну в Париже от некоего графа Сен-Жермена, выдававшего себя за «Вечного Жида, изобретателя жизненного эликсира и философского камня».

Здесь мы видим пример распространенного убеждения, что все аморальные доктрины проникают в Россию с Запада, главным образом через евреев и масонов.

В последние годы жизни Пушкин отошел от поэзии, словно почувствовав, что стихи не в состоянии помочь в исследовании интересующих его вопросов, и обратился к художественной прозе и истории. Его беспокоил вставший после поражения восстания декабристов вопрос об особенностях развития России и причинах ее непохожести на большинство европейских стран. Он написал повесть и историческую хронику, посвященные восстанию Пугачева, в самом конце жизни занялся историей правления Петра Великого. Пушкин также основал журнал «Современник», словно сознавая, что, как ведущий писатель своего поколения, должен помочь литературе добиться большего значения в обществе.

«Современник» был первым предприятием подобного рода. Хотя сам Пушкин оказался неудачливым бизнесменом и вскоре начал испытывать финансовые трудности, а также вступил в конфликт с цензурой, все же журнал внес крупный вклад в литературную и интеллектуальную жизнь общества; стал прототипом «толстого журнала», публикующего не только беллетристику, поэзию и драму, но и дающего комментарии по общественно-политическим проблемам, знакомящего читателя с исследованиями по истории, этнографии, экономике и даже естественным наукам. Прилагательное «толстый» приобрело собственное особое значение, намекая на ту традицию, что более длинные публикации подвергались менее строгой цензуре. После 1865 года под такое определение попадали периодические издания с объема более 10-и авторских листов, цензоры полагали, что уже количество страниц способно отпугнуть менее образованного читателя.

В течение XIX века и особенно в периоды жестокой цензуры протекция, обеспеченная «толщиной» и «художественным» характером издания, позволяла помещать завуалированные иносказаниями, но вполне понятные искушенному читателю комментарии по широкому кругу вопросов, что было недоступно другим изданиям. «Толстые» журналы сами по себе стали центрами интеллектуальной жизни, каждый с собственным кругом писателей, критиков, обозревателей и публицистов, каждый с собственной политической тенденцией, славянофильской или фициально-националистической, либеральной или радикальной. Ежемесячные «залпы», выстреливаемые журналами, оказались, пожалуй, единственными общественными проявлениями политической жизни России на протяжении большей части XIX века.