«Старцы»
«Старцы»
Для стороннего наблюдателя церковь XVIII–XIX веков представляла жалкое зрелище: бедная, зависимая от государства, отбивающаяся от многочисленных противников, изолированная от общественной и интеллектуальной жизни. И тем не менее, именно в это время появились первые ростки движения возрождения и обновления, впоследствии внесшего вклад в национальную жизнь России.
Для понимания корней этого движения необходимо усвоить — православные церкви имеют отличный от католической и протестантской церквей взгляд на то, каким образом на «грешника снисходит благодать». В соответствии с западной точкой зрения, Бог дарует «благодать» отдельным людям либо потому, что те того заслуживают (Пелагий), либо потому, что так в своей непостижимой мудрости повелевает Господь (Августин). На востоке же считают: «благодать» — перманентное состояние, связанное с самим актом творения и потенциально доступное любому человеку в любое время.
Согласно этой доктрине, для того, чтобы приблизиться к Богу, верующему требуется нечто вроде «духовной карты», которая дает возможность познать себя и легче справиться с поджидающими в пути опасностями и ловушками. В общем виде контуры подобного «плана» представлены в Новом Завете, а более детальные «топографические» указания содержатся в трудах отцов церкви. Впоследствии ее хранителями были монахи, передававшие через века традицию, в рамках которой верующий сердцем способен постичь премудрости «карты». В этом и заключается главная функция православных монастырей.
Их метод состоял в достижении состояния духовной сосредоточенности, при котором человек способен «прикоснуться к божественной энергии». Ключевой фигурой в передаче этого метода являлся старец, без чьего вдохновения и руководства верующему всегда угрожает опасность сойти с «пути истинного». Желающий познать «истину» приносит обещание абсолютного послушания и поверяет учителю все свои мысли и тайны.
Теология этой традиции, известная как исихазм, в наиболее сжатой форме была выражена византийским богословом, Григорием Паламой, жившим и писавшим в XIV веке, во время религиозного кризиса в империи. Палама предполагал, что полностью сосредотачиваясь на самой простой молитве, обращенной к Иисусу и многократно повторяемой в ритме с дыханием, верующий способен достичь высшего знания и соприкоснуться с «энергией» Бога. В своей крайней форме это учение противоречило некоторым постулатам византийской церкви и несло следы влияния восточных религий, но, тем не менее, не было осуждено как еретическое, а наоборот, после падения Византии культивировалось и сохранялось в монастырях на горе Афон, переживших все превратности оттоманского владычества.
В Россию исихастское учение принес святой Нил Сорский (1433–1508), некоторое время проведший в монастырях на горе Афон, где изучал писания отцов церкви и современных византийских теологов. Нил проповедовал идеи аскетизма, призывал жить в бедности и регулярно повторять «молитву Иисусу», что позволяло достичь духовной сосредоточенности. Такие взгляды не нашли поддержки у московской церкви ни при жизни святого, ни после его смерти, когда руководители церкви тесно сотрудничали с государством, а сама церковь была крупнейшим землевладельцем и собственником крепостных. Вряд ли случайно, что учение возродилось во второй половине XVIII века, когда церковь переживала кризис и была вынуждена приспосабливаться к жизни в относительном унижении и бедности, в том скромном углу, который оставило ей светское имперское государство.
Человеком, в наибольшей степени содействовавшим возрождению исихазма, был старец, отец Паисий Величковский (1722–1794). Неудовлетворенный учебой в Киевской академии и не нашедший духовного направления в монастырях своей родины, еще в молодости Паисий предпринял паломничество на гору Афон, где изучал писания «отцов церкви» как «священное сокровище, посланное нам самим Богом». Кроме того, Паисий занимался подготовкой текстов для русских читателей. Вместе с группой учеников он основал монастырь в Молдавии, где сознательно поощрялись методы и приемы «исихастов» и откуда сторонники и последователи Величковского расходились по всей России.
Наиболее известным центром религиозного созерцания старцев была Оптина Пустынь, СКИТ возле Козельска, возрожденный в начале XIX века учениками Паисия. Общинная жизнь в ските почти отсутствовала: большую часть времени отшельники проводили в своих кельях, предаваясь размышлениям, молитвам, чтению или что-нибудь мастеря. В неделю совершались одна-две службы, кроме того, каждый отшельник регулярно исповедовался старцу, рассказывая о всех своих мыслях и желаниях. В течение почти ста лет традицию исихазма поддерживали трое старцев, Леонид, Макарий и Амвросий, успевших за это время прославиться своей мудростью и добрыми советами как среди простых людей, так и среди интеллектуалов. Вряд ли будет преувеличением сказать, что эти три человека сумели достичь некоего неформального воссоединения высокого и низкого слоев русской культуры, чего не смогли сделать ни государство, ни интеллектуальная элита.
Все это происходило в то самое время, когда русская литература — параллельно, собственным путем — шла к детальному психологическому анализу проявившихся в обществе моральных проблем. Показательно, что крупнейшие российские мыслители и писатели XIX века посещали Оптину Пустынь во времена отчаяния или в надежде найти там духовное просветление. В последние годы жизни часто приезжал Иван Киреевский, помогавший в переводе богословских трактатов и принимавший советы старцев. В период личного кризиса веры дважды посетил Пустынь Гоголь.
Достоевский после смерти своего сына в 1878 году также провел три дня в Пустыни в обществе Владимира Соловьева. Как вспоминала впоследствии его жена, Достоевский вернулся оттуда «окрепшим духом» и «в мире с самим собой»… Он повидал знаменитого старца, отца Амвросия, дважды беседовал с ним наедине и испытал на себе глубокое влияние этого необычного человека.
Писатель изобразил Амвросия в образе отца Зосимы в «Братьях Карамазовых». «К старцам нашего монастыря стекались, например, и простолюдины, и самые знатные люди, с тем, чтобы, повергаясь перед ними, исповедовать им свои сомнения, свои грехи, свои страдания и испросить совета и наставления… Старец выходил к толпе, ожидавших его выхода у врат скита богомольцев… Они повергались перед ним, плакали, целовали ноги его, целовали землю, на которой он стоит, вопили, бабы протягивали к нему детей своих, подводили больных кликуш. Старец говорил с ними, читал над ними краткую молитву, благословлял и отпускал их».
Не все так просто оказалось у Льва Толстого, который выступал против церкви, предлагая в качестве альтернативы собственную нравственно-рационалистическую доктрину, основанную на своеобразно понимаемых им Евангелиях. И все же старцы будоражили дух Толстого. Лев Николаевич побывал в Оптиной Пустыни пять раз и собирался в шестой, в 1910 году, когда его постиг духовный кризис, он умер именно на дороге туда. Толстой не смог получить от своих поездок даже простого покоя: по собственному признанию, он чувствовал святость Амвросия, его духовную чистоту и мудрость, но не сумел найти общего языка. Амвросий счел Толстого «надменным», а писатель в разговоре с сестрой заметил: «С какой радостью я жил бы там, исполняя самые низкие и трудные дела; только поставил бы условием — не принуждать меня ходить в церковь».