Евреи

Евреи

Ни в какой другой области русификация не проявила столь недвусмысленно свой разрушительный потенциал, как в политике властей по отношению к евреям. Впрочем, сам термин «русификация» здесь вряд ли уместен, так как власти, отказавшись от надежды ассимилировать евреев, стали воспринимать их как чужаков: с 1880-х годов евреи, как и кочевники, попали под категорию инородцев.

Кризис 1878–1882 годов показал — и панславизм, и революционное народничество оказались не в состоянии восстановить разорванную русскую этническую ткань и сблизить государство и народ. Волна антисемитских погромов, последовавшая за убийством Александра II, вдохновила идею о том, что вызвать прилив патриотизма масс можно и другим способом — сыграв на антиеврейских предрассудках. Со времени введения черты оседлости евреи, не имея доступа ко многим профессиям и должностям, зарабатывали на жизнь как откупщики, управляющие, лавочники, ростовщики и в силу этого выглядели в глазах рабочих и крестьян грабителями и вымогателями, устанавливающими высокие цены и проценты. При Александре II, в период некоторых послаблений жестких ограничений, многие евреи успешно освоили городские профессии, заслужив негативное отношение части образованных русских, увидевших в них опасных конкурентов.

Решающую роль в превращении антисемитизма в политическую доктрину, в последние два десятилетия XIX века ставшую в России чуть ли не респектабельной, сыграл Иван Аксаков, чьи расчеты на панславизм потерпели неудачу. Идеи Аксакова основывались на работе, опубликованной примерно пятнадцатью годами раньше и принадлежавшей перу принявшего православие еврея, профессора Минской семинарии Якова Брафмана. Работа называлась «Книга Кагала». Кагал — еврейская самоуправляющаяся корпорация в независимой Польше; российские власти ограничили ее права на присоединенной к России территории, а в 1844 году запретили совсем. Однако, по мнению Брафмана (теперь его поддержал Аксаков), Кагал не только продолжал существовать, но и пользовался беспрецедентным влиянием на евреев, склоняя к безнаказанной эксплуатации православных верующих, среди которых они жили.

Более того, как утверждал Аксаков, Кагал пользовался поддержкой могущественных зарубежных сторонников, заинтересованных в ослаблении России. «Евреи в черте оседлости составляют „государство в государстве“, со своими административными и судебными органами, со своим местным национальным правительством, государство, центр которого лежит вне пределов России, за границей…»

Международная власть давала евреям возможность продолжать стремиться к всемирному господству, которого они не достигли в личности Иисуса Христа и к которому теперь стремились, «к миродержавству антихристианской еврейской идеи».

Причина скрытой власти евреев над Россией, по мнению Аксакова, заключалась в том, что те образовывали международный заговор с целью создания для себя сферы самоуправления внутри самой России. Здесь мы видим характерную для многих российских интеллектуалов точку зрения: полному расцвету национального самосознания в России препятствует некая таинственная враждебная сила, опирающаяся на международные связи. В некотором смысле это так и есть, но только настоящим виновником являлось имперское государство, заимствовавшее чужую культуру и изгнавшее из общественной жизни русский национальный миф.

Антисемитизм был чем-то вроде славянофильства разочарования, осознанием нереализованности национального потенциала. Ради статуса великой державы русские отбросили свой миф об избранном народе и империи правды и справедливости. Евреи, по контрасту, продолжали верить в свою избранность и держаться за мессианские пророчества. Тогда как славянофилы мечтали о крестьянской общине, основанной на принципах православия, все евреи, как казалось, жили собственными общинами, управляемыми религиозными лидерами, и добились успеха там, где русские потерпели неудачу: мессианская религия евреев стала сутью их национального самосознания.

В 1881 году Н. П. Игнатьев, вступая в должность министра внутренних дел, направил царю меморандум с выражением своих опасений по поводу господства «чуждых сил». В нем Игнатьев связал «западническое» течение с евреями и поляками, двумя народами, стоявшими на первых местах в демонологии новоявленных российских патриотов. «В Петербурге существует могущественная польско-жидовская группа, в руках которой непосредственно находятся банки, биржа, адвокатура, большая часть печати и другие общественные дела. Многими законными и незаконными путями и средствами они имеют громадное влияние на чиновничество и вообще на весь ход дел». Это влияние они используют для формирования общественного мнения и предложения своих рецептов: «Самые широкие права полякам и евреям; представительные учреждения на западный образец. Всякий честный голос русской земли усердно заглушается криками о том, что… русские требования следует отвергать как отсталые».

Эти утверждения имели целью представить дело так, словно многие профессии в области предпринимательства и финансов, а также недавно реформированные институты империи захвачены агентами международных сил, стремящихся поставить Россию на колени. Это весьма удобное объяснение, почему реформы Александра II не только не укрепили страну, но даже ослабили ее. Тем не менее не все в высшем эшелоне власти приняли это объяснение. Во время обсуждения меморандума Игнатьева в правительстве министр финансов Н. X. Бунге возразил коллеге, отметив, что евреи играют продуктивную роль в торговле, а также умело привлекают столь нужный стране иностранный капитал. Но это-то и подтверждало опасения Игнатьева — в иностранном капитале ему виделся инструмент тайных международных сил, желающих подорвать подлинную экономическую мощь России, сельское хозяйство и промыслы.

В том тревожном настроении, которое охватило власти после убийства Александра II, параноические идеи Игнатьева получили поддержку. «Временные правила», принятые в мае 1882 года, запрещали евреям переселяться или приобретать собственность в аграрных областях, даже в пределах черты оседлости. В последующие годы евреям отказали в праве заниматься адвокатской деятельностью и обучаться военно-медицинским профессиям, ограничивался их доступ в средние и высшие учебные заведения. Евреи не могли участвовать в городских выборах и лишались голоса в земствах. Во время еврейской Пасхи 1891 года многих евреев, нелегально проживавших в Москве, изгнали из города, в результате чего численность еврейского населения во второй столице уменьшилась на две трети.

Отождествление евреев с финансами и торговлей сделало их пешкой в распре между Министерством финансов и Министерством внутренних дел, символизировавшей столкновение императивов экономического роста и внутренней безопасности. Примечательно, что коммерческие и технические училища, пользовавшиеся поддержкой министра финансов Витте, не ограничивали прием ни евреев, ни представителей какой-нибудь другой этнической или социальной группы. В то же время министры внутренних дел, особенно В. К. Плеве (1902–1904), неоднократно предупреждали: такие меры поощряют евреев, как природно одаренный и энергичный народ, к установлению контроля над экономикой страны, средствами массовой информации, к эксплуатации крестьян, которые оставались бы беспомощными без защиты сельской общины. Оппоненты Витте упорно характеризовали его как «государственного социалиста» и «друга евреев».

Кульминацией кампании против Витте стал документ, сфабрикованный в полицейском департаменте Министерства внутренних дел. Так называемые «Протоколы сионских мудрецов» представляли собой якобы стенографический отчет заседания лидеров международного еврейского сообщества, планирующих заключительную стадию кампании по захвату всего мира, стадию, на которой главной мишенью представлялось российское самодержавие как наиболее серьезное препятствие на их пути после того, как Западная Европа и Северная Америка стали их добычей. В протоколах объяснялось, как евреи, используя лозунги либерализма и Французской революции, ведут подрывную работу против легитимных монархий во всей Европе, как с помощью промышленности и финансов уничтожают земельную аристократию, как посредством школ и университетов ослабляют нравственность и, проповедуя атеизм, отвращают людей от церкви. В документе излагалась стратегия использования финансовых учреждений, средств массовой информации и системы образования для свержения существующего режима и захвата власти, после чего еврейское мировое правительство установит безжалостное и эффективное полицейское государство, защищающее себя с помощью пропаганды и шпионажа.

Это был старый образ явившегося из-за границы Антихриста, преподанный в новой версии, более подходящей времени. «Протоколы» возникли слишком поздно, чтобы оказать влияние на судьбу Витте, но сыграли зловещую роль в конституционной политике после 1905 года и, позднее, в судьбе евреев по всей Европе. По иронии судьбы кошмарный образ, описанный в фальшивке, гораздо точнее определял черты будущего советского коммунистического государства, чем реально существовавшей императорской России или какой-либо еврейской организации.

Антисемитизм породил своего рода массовую националистическую политику в форме еврейских погромов, наиболее разрушительная волна которых захлестнула Россию в 1903–1906 годах. Они последовали за периодом быстрого экономического роста и миграции населения, которые усилили опасения и недовольство, направленные против тех, кто, казалось, подрывал устои традиционной жизни. Своей кульминации они достигли осенью и зимой 1905–1906 годов, когда после октябрьского манифеста местные власти пребывали в состоянии дезориентации, а нееврейское население в черте оседлости забеспокоилось по поводу того, что евреи составят им еще более сильную конкуренцию, если получат полные гражданские права. Один начальник железнодорожной станции в Херсонской губернии, услышав о манифесте, заметил: «Самое время бить жидов, или нам всем придется чистить им сапоги».

Такую реакцию на манифест и на очевидную слабость правительства следует рассматривать в контексте целой волны беспорядков, охвативших Россию: крестьянские волнения, забастовки, демонстрации, вооруженные восстания рабочих, межэтнические столкновения. В черте оседлости насилие чаще всего направлялось против евреев, как наиболее заметных мишеней, вызывавших стойкое неприятие многих официальных лиц. В период беспорядков широко использовалась традиция самосуда, жертвами которого становились первые попадающиеся на глаза виновники. Что касается местной полиции, она часто не знала, что делать, кому подчиняться и как использовать явно недостаточные силы для борьбы с крупномасштабными волнениями. Некоторые официальные лица прямо поддерживали акты насилия в отношении евреев, но согласованной политикой российского правительства антисемитизм никогда не был.

Первый погром этого периода произошел в 1903 году в Кишиневе, главном городе Бессарабии, на Пасху, время, когда и в более спокойных условиях религиозные и этнические конфликты вспыхивали с особой силой. Погром последовал за убийством мальчика, а потом поползли слухи, что евреи убивают христианских детей в ритуальных целях, чтобы использовать кровь младенцев для приготовления своей пасхальной мацы. Беспорядки длились два дня, было убито 47 евреев и более 400 ранено, сгорело 700 домов и разгромлено 600 лавок.

Это кровавое событие значительно осложнило этническую ситуацию в черте оседлости. Основная газета Бессарабии, редактировавшаяся П. А. Крушеваном, постоянно клеветала на евреев, обвиняя в нелояльности, подрывной деятельности и экономической эксплуатации других национальностей. Официальные отчеты и протоколы судебных заседаний показывают: следователи и судьи относились к погромщикам снисходительно и считали, что евреи своим провокационным поведением сами навлекают на себя неприятности. Несмотря на доказательства участия в погромах официальных лиц Кишинева, ни одного человека не привлекли к ответственности.

Серия погромов, происшедших в 1905–1906 годах, была несравненно более кровавой. В период с октября 1905 года по январь 1906 года погибло более 3 тысяч евреев: за эти три месяца только в Одессе было убито 800 человек и ранено 3 тысячи. К этому времени вопрос стоял уже не об угрозе законности и порядку — революционное движение угрожало самой монархии. Власти, долго пытавшиеся подавить беспорядки, в том числе и направленные против евреев, оказались в полном недоумении и нередко поддавались соблазну направить насилие против тех, кого хотя бы номинально можно было назвать врагами монархии. Полиция, казаки и войска, не имевшие ни опыта, ни подготовки к подавлению массовых волнений, в трудных человеческих условиях нередко впадали в панику или давали волю собственным предрассудкам и обращали свои силы против демонстрантов, студентов и забастовщиков, а не только евреев. Именно в этот период из рабочих, крестьян, лавочников, мелких чиновников и безработных начали формироваться первые банды так называемой «Черной сотни» под прикрытием «Союза русского народа», провозгласившего защиту «Царя, веры и отечества» от «внутреннего врага», под которым в первую очередь подразумевались евреи.

Именно на этой стадии участие официальных лиц в преступлениях против евреев проявилось с полной очевидностью и недвусмысленностью. Полицейская типография в Петербурге выпустила тысячи листовок, в которых, к примеру, говорилось следующее: «Знаете ли вы, братья, рабочие и крестьяне, кто главный автор всех наших несчастий? Знаете ли вы, что евреи всего мира… вошли в союз и порешили полностью уничтожить Россию? Рвите этих христопродавцев на куски, убивайте их!»

Д. Ф. Трепов, генерал-губернатор Петербурга и помощник министра внутренних дел, возможно, и не давал личных указаний на распространение подобных провокационных листовок, но и не торопился остановить их выпуск. Кроме того, царь лично поддержал формирование «Союза русского народа», благословил его знамя и распорядился о выделении ему субсидий. Императору благоугодно было верить, что русские люди — вопреки бюрократам и политикам — хранят верность ему и в момент глубокого кризиса собственными, пусть и грубоватыми, способами выражают свои теплые чувства к монархии. Вскоре после октябрьского манифеста царь писал матери: «В первые дни после манифеста нехорошие элементы сильно подняли головы, но затем наступила сильная реакция, и вся масса преданных людей воспряла. Результат случился понятный и обыкновенный у нас: народ возмутился наглостью и дерзостью революционеров и социалистов, и так как 9/10 из них — жиды, то вся злость обрушилась на тех — отсюда еврейские погромы».

Во многих отношениях российские погромы можно сравнить с городскими выступлениями против «черных» в США в начале XX века. Когда политический разлад и экономические трудности усиливают отчаяние и угрожают безопасности простых людей, те вымещают свое недовольство на наиболее заметной и чуждой этнической группе.

Но есть и существенное различие. В России официальные лица, в чьи обязанности входило противодействие насилию, хорошо знали настроения и предрассудки царя и предполагали, что в сомнительных случаях начальство вряд ли станет наказывать их за отсутствие рвения в усмирении тех, кто нападает на евреев… В этом смысле официальный антисемитизм являлся гротескной попыткой получить поддержку рядового населения в период неразберихи и беспорядков и вызвать у русских проявление солидарности с имперским правительством, во многом чуждым им.