Конституции

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Конституции

Стоит отметить, что одним из проявлений консерватизма Росаса стало игнорирование духа времени, что обычно происходит с подобными режимами. На определенном этапе жесткое сохранение статус-кво может быть полезным, потому что позволяет избежать распрей и хаоса. Но затем время выдвигает новые требования, возникают новые потребности, и слишком консервативное правительство не в состоянии их ни почувствовать, ни ответить на их вызовы. Именно это произошло с режимом Росаса.

В 1835 г. режим был необходим, чтобы положить конец гражданским войнам, терзавшим аргентинское общество. Но по мере дальнейшего развития начали появляться новые потребности, в том числе духовные и правовые. Такой была потребность принять конституцию. В 40-е годы XIX в. народные революционные движения в Европе требовали или навязывали королям конституции. Повсеместно умами овладела идея о том, чтобы писаный закон должен регулировать отношения между сувереном и подданными, между различными органами власти, а также устанавливать гарантии и права граждан.

Та же потребность ощущалась и в Рио-де-Ла-Плате, но Росас не заметил ее. Когда в мае 1851 г. Хусто Хосе де Уркиса поднял восстание, Росас ограничился интеллектуальной контратакой и опубликовал знаменитое Письмо из асьенды Фигероа, написанное семнадцать лет назад. Для него все оставалось по-прежнему, он продолжал считать, что было необходимо время для возникновения конституционной организации общества снизу.

Его правительство превратилось в анахронизм. То, что пятнадцать лет назад было полезным, в новых условиях уже не имело смысла. Тем не менее в распоряжении Росаса все еще находились крупные военные формирования. Все губернаторы провинций выступили на его стороне, и казалось, что федералистские массы Буэнос-Айреса также сохраняли ему верность. Но в действительности правительство Росаса прогнило, у него уже не было тех аргументов, которые бы оправдали сохранение его власти.

В этой связи стоит отметить, что было как бы несколько разных Росасов для разных регионов, на которые его политика оказала влияние. Одним был Росас в городе и провинции Буэнос-Айрес, где, вероятно, народ любил его, а средний класс уважал, где он стал гарантией безопасности, навел порядок и создал условия, чтобы люди могли работать и богатеть. В провинции Буэнос-Айрес, например, один английский путешественник, Вильям Маккэн, в 1847 г. позволил себе роскошь объехать за месяц почти всю провинцию, останавливаясь лишь в домах англичан, шотландцев или ирландцев. До такой степени иностранцы пользовались всеми возможными гарантиями, и никто не беспокоил их, даже тогда, когда Росас вел боевые действия с Англией и Францией.

С другой стороны, в провинции Буэнос-Айрес было достигнуто определенное мирное сосуществование с индейцами, почти не совершавших набегов в эпоху Росаса. Здесь действовала система взяток: правительство Буэнос-Айреса посылало индейцам табак, лошадей, мате и в целом сохраняло с индейцами мир. Таким был Росас в Буэнос-Айресе.

Но на побережье Росас был совсем другим, и именно он спровоцировал выступление против него каудильо провинции Энтре-Риос Хусто Хосе де Уркиса. Росас обладал монополией на речное судоходство и не позволял иностранным кораблям плавать по рекам внутренних провинций, препятствуя процветанию экономики прибрежной провинции Энтре-Риос. Такой Росас нравился меньше еще и потому, что он жестко подавлял постоянные восстания в провинции Корриентес.

И наконец, во внутренних провинциях существовал еще один Росас, которого боялись и ненавидели, Росас, который направил на помощь президенту Уругвая Орибе военную экспедицию, запомнившуюся ужасными жестокостями. Росас, который приказал расстрелять Хосе Кубаса в Катамарке, Марко Авельянеду в Тукумане (1840), также осуществил другие репрессии. Эти факты, а также экономические неурядицы сильно беспокоили правительства провинций, прозябавших в нищете на фоне процветания Буэнос-Айреса. Эту ситуацию нужно было преодолеть, чтобы страна могла организоваться, предоставить гарантии и права своим гражданам, создать, наконец, политическую систему и установить более справедливое распределение доходов нации.