Особый момент
Особый момент
В это время в аргентинской политике не происходило ничего необычного. Казалось, что основные черты политики, свойственные первому правительству Иригойена перестали быть такими очевидными: мирная революция сверху, более справедливое распределение национального богатства, меры по усилению государства с целью примирения различных общественных интересов, попытки строительства более справедливого общества, защита национальных интересов в экономике. Сам Иригойен, уже пожилой человек, казался государственным деятелем, несколько потерявшим былой блеск. Власть, конечно, функционировала, но ей стала свойственна медлительность, некий застой.
В любом случае одной из загадок эпохи является то, почему высшие аргентинские классы возненавидели Иригойена до такой степени, что забыли традиции уважения к законам, существовавшие в старом консерватизме, и начали революцию, хотя сам Иригойен не затронул основ экономического благосостояния тех, кого в наши дни мы бы назвали олигархами, и даже проявлял уважение к их стилю жизни. Тем не менее их ненависть к Иригойену была очевидной, что отражалось на страницах газет и журналов того времени. Его обвиняли во всем. Хотя упреки Иригойену во многом отражали классовые предрассудки и были такими неопределенными, что встает вопрос, почему консерваторы пошли на столь радикальный шаг, как революция, если обвинения в адрес президента по сути были незначительными.
Есть очень интересная книга Мартина Альдао, хорошо передающая настроения того времени. Альдао происходил из знатной семьи города Санта-Фе и прожил в Париже тридцать или сорок лет. Он был прекрасно известен среди многочисленной диаспоры аргентинцев в Париже, и ему пришла в голову идея записывать в дневник все, что с ним происходило, в том числе и разговоры с наиболее влиятельными представителями аргентинской колонии во Франции.
В его книгу включен дневник, который вел приблизительно с 1928 по 1932 г., то есть и в период, предшествовавший революции 6 сентября, и последовавших затем событий. Разговоры Альдао с такими персонажами, как Марсело де Альвеар, Фернандо Сагиер, и другими влиятельными аргентинцами (некоторые из них жили в Париже, другие бывали там проездом) показывают, что слухи и сплетни, доходившие до Франции, были малосодержательными, но они свидетельствовали о целом ряде обвинений в адрес Иригойена. Говорилось, что президент пребывает в маразме, парализует деятельность правительства, потому что не подписывает документы, что он окружен небольшой группой слепых последователей и назначает на важные посты непонятно кого и т.д.
Любопытно, что с конца 1929 г. Альдао говорит о возможном насильственном смещении Иригойена как о чем то вполне естественном. Более того, появляются конкретные имена: возможное восстание, пишет Альдао, будет возглавлено генералом Хусто или генералом Урибуру. Это дает представление о политической безответственности консервативных сил, но надо также признать, что радикалы не приняли мер для противодействия тому, что уже с июня или июля 1930 г. стало почти неизбежным. Триумф на знаменитом плебисците 1928 г. закрыл дорогу для любой самокритики. Например, во время выборов депутатов в 1930 г. интересы некоторых деятелей ГРС привели к тому, что кандидатами от радикалов стали те, кто уже занимал депутатские скамьи, то есть все они переизбирались. Это никак не вязалось с тем, что сам радикализм пропагандировал несколько лет назад, и с фигурой Иригойена.