Глава 2. СТАЛИН НА ПУТИ К ХОЛОДНОЙ ВОЙНЕ, 1945-1948

Глава 2.

СТАЛИН НА ПУТИ К ХОЛОДНОЙ ВОЙНЕ, 1945-1948

Я считаю верхом наглости англичан и американцев, считающих себя нашими союзниками, то, что они не захотели заслушать нас как следует… Это говорит о том, что у них отсутствует элементарное чувство уважения к своему союзнику.

Сталин — Молотову, сентябрь 1945

Не пройдет и десятка лет, как нам набьют морду. Ох, и будет! Если вообще что-нибудь уцелеет. Наш престиж падает, жутко просто. За Советским Союзом никто не пойдет.

Из беседы советских генералов В. Гордова и Ф. Рыбальченко, Москва, декабрь 1946

18 июня 1946 г. корреспондент Си-би-эс Ричард Хоттлет брал интервью у Максима Литвинова на его московской квартире. Американец был поражен откровениями старого большевика, бывшего наркома иностранных дел СССР. Хоттлет тщательно записал все, что он услышал, и вскоре эти записи через посольство США были доставлены в Вашингтон, где с ними ознакомился Трумэн и высшие чиновники Госдепартамента. Кремлевское руководство, по словам Литвинова, приняло на вооружение отжившую концепцию безопасности — за счет расширения контролируемой территории. Бывший нарком опасался, что эта концепция приведет СССР к столкновению с западными державами, к вооруженному противостоянию на грани войны^{129}.

Решения Ялтинской и Потсдамской конференций Большой тройки не только узаконили границы советской сферы влияния в Восточной Европе и советское военное присутствие в Германии, но и придали законную силу советской экспансии на Дальнем Востоке, в Маньчжурии. Несмотря на растущее напряжение между западными державами и Советским Союзом, формат переговоров Большой тройки осенью 1945 г. еще оставлял руководству Кремля некоторые надежды, к примеру, на возможность получения репараций из западных зон Германии, на американские займы и расширение торговых отношений. Однако одновременно с продолжением переговоров с союзниками Сталин пошел на ряд шагов по расширению советской империи, которые были не только не согласованы с союзниками, но и испытывали на прочность терпение западных держав. Пессимизм Литвинова, понимавшего смысл этих шагов, был оправдан: поведение Кремля производило горючее для будущей холодной войны. Но почему Сталин остановил свой выбор на «отжившей концепции безопасности»? Какими расчетами и мотивами он руководствовался? В какой мере выбор Сталина был предопределен характером и состоянием советского режима?