2
2
Теперь посмотрим, как отражался этот недостаток в дешевом и доступном сырье на общем положении хлопчатобумажной промышленности в эпоху Империи и каково было общее состояние этой промышленности в это время.
Нужно вообще различать в истории хлопчатобумажного производства во Франции после декрета от 22 февраля 1806 г. четыре периода: 1) быстрый рост, вызванный спросом на огромном внутреннем рынке, обеспеченном отныне от всякой легальной конкуренции, заметен в особенности в 1806–1807 гг. и в течение весенних месяцев 1808 г. 2) В половине 1808 г. наступает кризис, вызванный недостатком сырья; острота этого кризиса перестает ощущаться в 1809–1810 гг. 3) В ноябре 1810 г. надвигается новый кризис, на этот раз преимущественно кризис сбыта, хотя одновременно в некоторых местностях ощущается и вновь обострившийся недостаток сырья, вызванный трианонским тарифом. Кризис принимает в зимние месяцы 1811 г. размеры бедствия и заканчивается летом этого года. 4) Со второй половины 1811 г. до середины, или, может быть, точнее — до осени 1813 г., — период сравнительно устойчивого положения хлопчатобумажной промышленности, без особо острой нужды в сырье и без ощутимых потрясений на рынке сбыта. Этот период кончается военными катастрофами, которые осенью 1813 и весной 1814 г. испытала Империя, с наплывом английских и иных иностранных товаров по мере сокращения и отступления таможенных линий, с начавшимися разорением и оккупацией французских областей и временным параличом торгово-промышленной жизни страны. В этой главе согласно вышеотмеченному плану будут рассмотрены судьбы хлопчатобумажной промышленности до кризиса 1811 г.
В обычном expos?, представленном министром внутренних дел Законодательному корпусу при открытии сессии 24 августа 1807 г., «спасительному декрету от 22 февраля 1806 г.» приписывается самая благодетельная роль. До этого момента «наши прядильни были под угрозой полного бездействия, магазины были завалены, мастерские — в упадке, тысячи рабочих — без занятий. Их голос был услышан главой государства», и теперь, в 1807 г., все поправилось[41].
Уже летом 1807 г. настойчиво отмечалось министерством внутренних дел, что в то время, как почти вся остальная промышленность во Франции страдает, хлопчатобумажное производство быстро идет в гору и кое-где дает работу всем свободным рабочим рукам[42]. Правительство прямо приписывало это декрету от 22 февраля 1807 г.[43]
Современники настаивали на заметном уменьшении сбыта продуктов шерстяного производства в пользу хлопчатобумажного и констатировали это уменьшение прежде всего в деревне[44].
В департаменте Соммы все текстильное производство, кроме хлопчатобумажного, было в упадке в 1807 г. Зато хлопчатобумажное дало заработок большому количеству ткачей[45]. Но хлопковый голод 1808 г. нанес серьезный удар этой быстро шедшей в гору отрасли текстильной промышленности.
1 января 1806 г. в департаменте Соммы существовало 12 бумагопрядилен с 18 342 веретенами, а к 1 января 1809 г. — 29 бумагопрядилен с 39 802 веретенами, так что увеличение за три года было, действительно, весьма значительным. Мало того: это увеличение прогрессировало всего быстрее именно в последние месяцы 1808 г. (за шесть месяцев, с мая до ноября 1808 г., увеличение на 1/6 часть общего количества, бывшего до мая, за ноябрь и декабрь 1808 г. — на 1/11 часть общего количества, бывшего до 1 ноября). Что же круто остановило этот быстрый рост? Прежде всего и больше всего дороговизна и недоступность хлопка[46].
Но очень опрометчиво было бы заключить, что сбыт бумажных материй прогрессировал параллельно с увеличением числа прядилен: ничего подобного не было. Напротив, сбыт падал в течение всего 1808 г. Чем же объясняется это странное на первый взгляд противоречие? Префект объясняет его тем, что с весны 1808 г. стали все более и более пользоваться левантийским хлопком, который, по существу своему, должен был обрабатываться почти исключительно mull-jennys, и эта обработка давала сравнительно очень мало материала, поступающего дальше на работу. Таким образом, даже считая, что в департаменте действовало 200 mull-jennys (на 29 мануфактурах) и что каждая mull-jenny обладала 200 веретен, то и в таком случае в месяц было бы выработано 14 тысяч килограммов (28,8 тысячи фунтов) пряжи, а из этого количества можно было бы выработать лишь 1920 штук бумажной материи (по 15 фунтов штука). Таким образом, в сбыт поступало меньше товара, чем в те времена, когда можно было работать не над левантийским хлопком, а над колониальным или американским. Вместе с тем качество всего производства значительно ухудшилось за 1808 г.[47]
Как отразились все эти обстоятельства на численности и положении рабочих? Самым злокачественным образом. Именно вследствие распространенности mull-jennys (из 29 мануфактур 27 имели эти машины) количество прядильщиков было незначительно сравнительно с количеством ткачей, а ткачи именно и оставались без дела ввиду скудного количества пряжи, получавшейся из левантийского хлопка и поступавшей в ткацкие.
В г. Амьене (с окрестностями), где сосредоточена была бумагопрядильная промышленность всего департамента Соммы, в этом производстве числилось к 1 января 1806 г. 20 348 рабочих (из них 2768 прядильщиков, 15 200 ткачей, 2380 человек, занятых прочими функциями бумаготкацкого дела). К 1 же января 1809 г. общее число рабочих было равно всего 4559 (2812 прядильщиков, 1290 ткачей, 201 человек, [занятых] остальными функциями, и 256 ткачей, занятых исключительно тканьем так называемых calicots guin?es — эта отрасль производства в Амьене не существовала до 1806 г.). Число безработных (в бумагопрядильной индустрии) исчислялось к 1 января 1809 г. в 15 789 человек. Префект считает это состояние дел «плачевным», уменьшение числа рабочих — «ужасающим»[48].
В департаменте Нижней Сены (как в Руане и Руанском округе, так и во всех прочих округах) к 1 мая 1808 г. числилось в общей сложности 391 388 веретен (из них 349 384 на mull-jennys и 42 004 en continues). Из этого количества работало 1 мая 1808 г. 390 304 веретена, а 1 ноября 1809 г. — 109 519. Рабочих же работало: 1 мая 1808 г. 14 496 человек, а 1 ноября — 4358 человек. Так обстояло дело с пряжей хлопка. Что касается тканья, то 1 мая 1808 г. было в действии 72 978 станков и работало 105 814 ткачей, а 1 ноября действовало 34 916 станков и работало 49 610 человек[49]. Какова причина этого страшного упадка? Дороговизна хлопка, недоступность цен на окрашивающие вещества, без которых немыслимо, в частности, ситцевое производство[50]. Последствия (помимо указанного) — ухудшение производства, фабрика рассчитывает лишь на сбыт грубых и дешевых материй[51].
Там, где бумагопрядильная промышленность находится в совершенно распыленном состоянии, где она почти вся в руках кустарей, где даже и приблизительные цифры даются скудно, все равно подтверждается, что причиной жестокого кризиса является дороговизна сырья — хлопка. Так обстоит, например, дело в департаменте Роны, где в деревнях десятки тысяч заняты прядением хлопка: дела процветали еще около 1 мая 1808 г., ибо декрет о запрещении ввоза иностранных материй в высшей степени благотворно повлиял на эту отрасль индустрии, но к 1 ноября 1808 г. «можно утверждать, что производство сократилось наполовину» из-за дороговизны хлопка и сокращения сбыта[52].
Вообще зимой 1808 г. хлопчатобумажное производство в Труа, Сен-Кантене, Руане, Амьене сильно страдало от недостатка хлопка, и началась безработица, особенно в Амьене, который даже потребовал ассигнования сумм для устройства земляных работ (чтобы дать заработок безработным)[53].
В Северном департаменте к 1 мая 1808 г. в бумагопрядильном производстве числилось 133 032 веретена mull-jennys и 5232 en continue, а 1 ноября — 101 328 веретен mull-jennys и 3788 en continue. Рабочих же, занятых прядильным делом, 1 мая было 3384, а 1 ноября — 2134 человека[54].
Там же в бумаготкацком производстве 1 мая 1808 г. работало 8679 ткацких станков, а при них 11 556 ткачей, а 1 ноября 1808 г. — 4418 станков и при них 5125 человек. А это один из самых промышленных департаментов, где находятся города Лилль, Камбре, Туркуен, Рубе[55].
Уменьшение производства в департаменте Roer объясняется тоже «недостатком сырья, трудностью его достать и задержками в его получении», высокими пошлинами, требованием от продавцов хлопка «удостоверений в происхождении его», недостатком красящих веществ. Все это влечет за собой невозможность конкурировать с иностранными мануфактурами, которые более дешево покупают сырье[56].
Согласно исчислению (правда, весьма «приблизительному», по собственному признанию считавших), сделанному министерством мануфактур и торговли только в 1813 г., в департаменте Сены (т. е. г. Париже с окрестностями), в первой половине 1808 г. в хлопчатобумажных прядильнях работало 6779 рабочих, во второй половине того же года — 3976 человек, в 1810 г. — 7500 человек, в 1811 г. — 5700 человек, в 1812 г. — 7 тысяч человек[57].
Вот общие данные о числе рабочих (как прядильщиков, так и ткачей), занятых в хлопчатобумажном производстве в мае 1808 г. и в ноябре 1808 г. Эти цифры я беру из документа, который говорит не о всей Империи, а о тех 11 департаментах, где хлопчатобумажная промышленность развита больше всего. Привожу некоторые характерные данные[58] (см. табл. на стр. 383 — Ред.).
Почти всеобщий (за вычетом немногих исключений) и крутой упадок производства сказывается в конце 1808 г. сравнительно с его началом и в промышленных, и в малопромышленных округах. Где была возможность прислать в Париж цифровые данные, там об этом упадке свидетельствуют цифры; где нельзя было, там свидетельствуют категорические уверения префектов: производство уменьшается (а кое-где и вовсе останавливается), безработица охватывает обширные районы (на севере и в центре особенно), машины, где они есть, стоят без дела, и все это потому, что нет хлопка.
Известия о бедствиях от хлопкового голода приходили отовсюду. В августе 1808 г. Наполеон побывал в Нанте и был поражен тем упадком, в котором находились бумагопрядильни из-за недостатка и дороговизны сырья[59]. Чтобы вообще спасти как-нибудь нантскую промышленность, он (декретом от 11 августа 1808 г.) пообещал (и дал) казенные заказы и авансы тем фабрикантам, которые от бумагопрядильного производства перейдут к шерстяному; аванс должен был выдаваться по расчету 60 франков за каждого рабочего, который работает на данную мануфактуру. Эта мера привела к массовой замене бумагопрядилен шерстяными мануфактурами в г. Нанте (за одно только время с октября 1809 г. до конца апреля 1810 г. тридцать девять бумагопрядильщиков-предпринимателей этого города превратилось в суконщиков)[60]. Министр Монталиве льстиво поздравляет его величество со «счастливым успехом» его меры, но это поздравление могло бы быть сочтено за иронию, если вспомнить, что Наполеон с большим жаром относится именно к насаждению и укреплению бумагопрядильного дела во Франции.
Таким образом, сложные экономические последствия создавшегося положения вещей сказывались в весьма существенных вопросах иногда самым неожиданным образом. В эпоху расцвета наполеоновского владычества ощущается серьезный недостаток хлопка, и его не хватает на французские мануфактуры; притом правительство устанавливает тот любопытный факт, что не столько даже не хватает сырья для бумажной пряжи, сколько не хватает бумажной пряжи для тканья материй. При той организации производства, которая во Франции существовала, эти две операции: 1) пряжа и 2) ткацкий промысел, были в подавляющем большинстве случаев, как мы уже знаем, вовсе не сосредоточены в одном здании или даже в одном предприятии, а разбросаны в разных местах, даже так, что в одних местностях преобладала пряжа, а в других — ткацкий промысел. И читатель уже знает, что между представителями обеих категорий текстильного производства случились антагонистические отношения. Так было и теперь. Германские страны и Швейцария, находившиеся прямо или косвенно под наполеоновским игом, нуждались в 1808 г. и в хлопке, и в пряже, и притом еще больше, нежели Франция, так как или не имели вовсе береговой линии (Швейцария, Саксония, Бавария, Рейнский союз и т. д.), или имели береговую линию малую, и поскольку в первые времена блокады еще не наладился у них контрабандный английский ввоз, еще менее, чем Франция, могли снабжать себя хлопком. Но так как покупка сырья у французов была для остальной Европы немыслима, то эти страны стали в громадных количествах скупать французскую бумажную пряжу. Прядильщики ликовали, но ткачи во Франции оставались без работы. Французское правительство отлично понимало, что этот колоссальный сбыт пряжи за границу объясняется причинами искусственными, континентальной блокадой, тем, что по воле Наполеона Европа до поры, до времени лишена хлопка[61], а вовсе не чем-либо иным; оно понимало также, что, несмотря ни на что, во Францию же будут потом контрабандным путем ввезены бумажные материи, выделанные в Германии или Швейцарии, если вследствие вывоза пряжи остановятся французские ткацкие станки[62]. Поэтому решено было временно воспретить вывоз пряжи. Правда, могущественно развившаяся (особенно с 1809–1810 гг.) английская контрабандная торговля очень скоро пришла на помощь нуждавшимся в хлопке и в пряже саксонским и швейцарским ткачам.
Круто разошлись интересы ткачей и прядильщиков и в 1809 г., во время продолжавшегося хлопкового голода: ткачи молили правительство о разрешении ввоза иностранной пряжи, а прядильщики — о распространении этого запрещения на все сорта пряжи, откуда бы они ни ввозились[63].
Нужно сказать, что в самых промышленных департаментах ткачи очень жаловались, что французские бумагопрядильни не могут еще доставить им такую тонкую пряжу, которая нужна для фабрикации высших сортов материи; они не переставали жаловаться и просить избавить их от зависимости, от необходимости довольствоваться только теми сортами пряжи, какие умеют выделывать французские прядильщики[64]. Таким образом, мы видим, что спор, начавшийся перед лицом императора в феврале 1806 г., накануне издания запретительного декрета, и решенный в пользу прядильщиков, продолжался…
Иногда в 1808–1809 гг. подчеркивается даже, что в затруднениях, испытываемых бумагопрядильнями, виновато не столько вздорожание хлопка, сколько законодательство вообще, мешающее покупать его хотя бы за дорогую цену[65].
И все-таки зима 1808/1809 г. прошла для промышленности хлопчатобумажной легче, нежели того опасалось правительство; с весны 1809 г. жалобы на отсутствие хлопка становятся реже.
Можно сказать, что из-за одного только хлопкового голода кризисов более не было: в 1809 г. американцы, в 1810–1811 гг. лиценциаты несколько пополнили запасы хлопка, хотя все-таки страшное его вздорожание после трианонского тарифа с осени 1810 г. очень болезненно давало себя чувствовать. Но зато хлопчатобумажная промышленность испытала (как и другие отрасли производства) жестокий кризис сбыта, и именно зимой 1810/1811 г. Но об этом речь в особой главе, посвященной названному кризису.
Здесь пока скажу еще несколько слов о внешнем сбыте бумажных материй. Если внутренний рынок был упрочен еще декретом от 22 февраля 1806 г., то на рынке внешнем французам, как мы уже знаем, пришлось сталкиваться и с английской контрабандой, и с победоносной саксонской, швейцарской, отчасти богемской конкуренцией.
Французское правительство не обманывало себя[66]. Единственная надежда на то, что «можно попытаться что-либо сделать», возлагается министром внутренних дел на то, что все-таки благодаря блокаде английские материи проникают в сильно уменьшенном количестве и что саксонские мануфактуры не всему немецкому спросу могут удовлетворить. Но чтобы иметь хотя тень надежды на успех, необходимы вывозные премии в усиленном размере. Уже в апреле 1806 г. была установлена как пошлина за ввоз хлопка в 60 франков за квинтал, так и вывозная премия — в 50 франков за квинтал вывозимых материй. Но помимо того, что, во-первых, значит, есть все же разница в 10 франков, нужно принять еще во внимание, что из квинтала хлопка не получается квинтала материи — при обработке нужно считать потерю в весе приблизительно в 10%; наконец, квинтал материи обложен еще военным налогом (le d?cime des subventions de guerre) в 6 франков. Следовательно, вывозная премия возвращала экспортеру материи лишь около ? тех пошлин, какие он уплатил при покупке сырья. Но затем в 1810 г. были введены трианонским тарифом усиленные пошлины на хлопок. За квинтал бразильского, кайенского, суринамского хлопка, как уже отмечено выше, уплачивается 800 франков пошлины (а с военной d?cime — 880 франков), за каролинский, виргинский, низший сорт хлопка Георгии и «всех других стран, кроме Неаполя и Леванта», — 600 франков (с d?cime — 660 франков), за квинтал неаполитанского хлопка — 198 франков (с d?cime), за левантийский — 220 франков, если он доставлен по суше, и 440, если — по морю[67], прежних вывозных премий теперь уже было мало.
Решено было ради успешной борьбы за немецкий рынок против саксонской текстильной промышленности и английской контрабанды соответственно усилить вывозные премии и довести так называемый drawback — «возвращение» части уплаченной ввозной пошлины (на хлопок) — до ? этих новых пошлин 1810 г.
Летом 1811 г. Наполеон в принципе решил установить вывозную премию для бумажных материй французских мануфактур, которые вывозятся в Германию. Решено было при вывозе возвращать фабриканту сумму, равную той части пошлины, которая была уплачена за ввоз во Францию количества хлопка, необходимого для выделки данного количества вывозимых материй. Но министр внутренних дел предупреждает императора, что независимо от контрабандного проникновения английских тканей в Германию очень серьезная конкуренция грозит именно со стороны Саксонии[68].
Что там, где континентальная блокада не действует, французская хлопчатобумажная промышленность не может и мечтать о борьбе с английской, что «нелепо» и думать, например, о завоевании левантийских рынков, — это Наполеон высказал однажды (в 1811 г.) вполне определенно[69]. Но с тем большим упорством он стремился монополизировать те рынки, где его политическая мощь могла помочь ему это сделать.
Вот таблица[70], характеризующая представления наполеоновского правительства о сбыте французских бумажных материй на трех главных рынках: 1) в королевстве Италии, 2) в Германии, 3) в королевстве Неаполитанском (во франках):
К сожалению, о других рынках нет сведений. Нет возможности также дать себе ясный отчет, насколько вышеуказанные вывозные премии усилили сбыт французских бумажных материй на иностранных рынках после 1811 г. Впрочем, о хлопчатобумажной промышленности в 1811 и следующих годах речь будет в других главах.