«Нерусская» революция
«Нерусская» революция
Солженицын уверяет: он не пытается «доказать, что революция была нерусской или „чужеродной“». Однако, вчитываясь в его книгу, убеждаешься снова и снова, что именно это он и доказывает. Обильно ссылаясь на «еврейские» источники, он верен своему селективному методу: из моря разливанного литературы отбираются не те источники, что первичны и более достоверны, а те, что его устраивают. А если устраивают не вполне, то из них вычленяются отдельные фразы. А если не устраивают целые фразы, то из этих фраз вычленяются лишь нужные кусочки.
«В „Книге о русском еврействе“, — пишет Солженицын, — читаем: „Нельзя не упомянуть о деятельности многочисленных евреев-большевиков, работавших на местах в качестве второстепенных агентов диктатуры и причинивших неисчислимые несчастья населению страны“, с добавлением: „в том числе и еврейскому“». Следует ссылка на статью Г. Аронсона «Еврейская общественность в России 1917–1918 годов»,[531] а затем и авторский вывод: «Из такого повсеместного присутствия евреев в большевиках в те страшные дни и месяцы — не могли не вытекать и самые жестокие последствия» (т. II, стр. 90). Однако в статье Г. Аронсона показано прямо противоположное, ибо, хотя к большевикам примкнуло заметное число евреев (в основном денационализированных, утративших связь с еврейством, подлинных отщепенцев), «еврейская общественность», отличавшаяся огромной пестротой группировок, партий, объединений, оказалась по другую сторону баррикад. «Большевистский переворот — это безумие», «солдатский заговор», «не имеет под собой никакой нравственной основы», «висевшая на краю пропасти Россия свалилась в бездну».[532] Такова, по Г. Аронсону, была типичная реакция еврейской печати на октябрьский переворот. Автор подчеркивает, что даже самая левая из еврейских социалистических партий, Бунд, была в жесткой оппозиции к большевикам. Позднее, под сокрушительными ударами красного террора, в ней произошел кризис; партия распалась, часть бывших бундовцев влилась в РКП(б). Но даже к 1926 году, то есть после девяти лет жестоких преследований, лидер переметнувшейся группы М. Рафес смог насчитать в большевиках 2463 бывших бундовца, тогда как всего их в 1917 году было около 30 тысяч. 27 с половиной тысяч «остались верными своим демократическим убеждениям, а впоследствии заплатили за них тяжелыми страданиями и кровавыми жертвами».[533]
Солженицын работу Аронсона знает. Но вывод делает противоположный, ссылаясь на И. Бикермана — одного из шести авторов столь выделяемого им сборника «Россия и евреи»: «Бунд, разыгрывавший роль представителя „еврейских рабочих масс“, присоединился большей и более активной своей частью к большевикам» (т. II, стр. 109).[534]
Этот мираж привиделся Бикерману в 1923 году — в экстазе национального самобичевания, теперь он оприходован Солженицыным, хотя Бикерман не приводил никаких конкретных данных и цифр: он их не знал. Цифры и факты есть у Аронсона, но Солженицына они не устраивают и в его книгу не попадают.
Ничего специфически еврейского в послереволюционном расколе Бунда не было: такая же участь постигла все социалистические партии России. К большевикам примкнула часть эсеров — сперва левых во главе с Марией Спиридоновой, а потом и вполне ортодоксальных. О провокаторской роли группы эсеров, якобы террористов, во главе с Г. Семеновым (Васильевым) на процессе-спектакле 1922 года мы говорили. Всем подсудимым был вынесен смертный приговор, но «террористы-убийцы» были тут же помилованы и — отправлены на партийную большевистскую работу. (Членам ЦК во главе с Абрамом Гоцем была уготована иная участь).[535]
Будущий генеральный прокурор РСФСР Андрей Вышинский — бывший меньшевик. Будущий нарком иностранных дел Литвинов — бывший меньшевик. Заместитель Дзержинского, а после его смерти — глава ОГПУ-НКВД Менжинский — бывший меньшевик. Это наиболее известные примеры перебежчиков из стана побежденных в стан победителей; безвестных было много больше. В их числе были и евреи, большинство евреями не были. Но в дилогии перечислены только еврейские имена.
С другой же стороны, десятки тысяч бывших меньшевиков, эсеров, бундовцев, анархистов — евреев и неевреев — к большевикам примыкать не хотели (или их не хотели — вспомним Суханова-Гиммера). Многие сумели «лечь на дно», участь остальных была горькой (вспомним того же Суханова). Факт в том, что разлом проходил не по пятому пункту. И не только по социалистическим партиям.
В кривом солженицынском зеркале всё это выглядит иначе.
«Большинство российских социалистов [не большевиков], а среди них было множество евреев, в Гражданской войне были, конечно, за Ленина, а не за Колчака, и многие из них прямо воевали за большевиков» (т. II стр. 135).
А. В. Колчак
Ирония состоит в том, что как раз у Колчака, в его коалиционном правительстве, министром юстиции был эсер Старынкевич. Поскольку фамилия звучит сходно с такими, как Рабинович и Пуришкевич, я затрудняюсь сказать, был ли он евреем или нет, но он заведомо не принадлежал к тем, для кого жестокость большевиков объяснялась засильем евреев. Именно ему следователь И. С. Сергеев еженедельно докладывал о ходе следствия по делу об убийстве царской семьи, и к нему в Омск (колчаковскую столицу) прибыла из Великобритании еврейская делегация, обеспокоенная распространявшимися в британской печати слухами о том, что убийство царя — дело рук евреев. Старынкевич заверил делегацию, что эти слухи ложны, и объяснил, что исходят они из офицерских кругов крайне правого толка, но к следствию эти круги непричастны. (Вот после этого опровержения давление на Колчака со стороны право-монархических кругов многократно возросло, Сергеев был удален, Старынкевич — тоже, а царским делом занялась тройка генерала Дитерихса).
Прямо за большевиков воевали шестьдесят тысяч царских офицеров (против сорока тысяч на стороне белых). Восемьдесят процентов высших офицеров генерального штаба воевало в Гражданскую войну на стороне Ленина и Троцкого, а не на стороне Колчака и Деникина. Впрочем, эти цифры условны, ибо не учитывают большого числа перебежчиков из одного лагеря в другой, что происходило многократно на разных уровнях, порой целыми полками и дивизиями. Не говорю о «батьках», таких, как Махно или Григорьев, которые воевали то за белых, то за красных, то против тех и других.