Глава XXI. Тевтонский орден: могущество накануне падения

Любители истории, пожелавшие ознакомиться с подробностями Грюнвальдской битвы и обратившиеся для этого к трудам различных авторов, быстро приходят к выводу, что это грандиозное по своим масштабам и последствиям событие средневековой Европы своего точного описания фактически не имеет. Тем не менее, битве на Грюнвальдских полях повезло несравненно больше, чем множеству иных сражений той эпохи, от которых, как мы это уже видели, сохранились только весьма туманные легенды. В отношении Грюнвальдской битвы, по крайней мере, можно уверенно утверждать, что:

— сражение действительно имело место;

— состоялось именно там и в то время, о котором говорят источники;

— участниками сражения действительно были войска Тевтонского ордена с одной, Польского королевства и Великого княжества Литовского с другой стороны;

— победителями в нем вышли объединенные польско-литовские войска.

Все остальное: количественный и качественный состав войск противников, время их выхода на позиции, основные перипетии сражения и его наиболее опасные моменты, названия особо отличившихся подразделений, потери сторон и т. д., излагаются различными авторами крайне противоречиво. Особую сложность при этом составляет то, что, помимо обычных разночтений между побежденными и победителями, представители стран-победительниц Польши и Литвы также предлагают отличающиеся друг от друга версии Грюнвальдского сражения. Ничего удивительного в этом нет. Во все времена победители испытывают непреодолимое желание преувеличивать собственную роль в событиях и приуменьшать заслуги своих союзников, крайне затрудняя тем самым задачу историкам последующих эпох.

Однако в случае с Грюнвальдским сражением сложности в его изучении на этом еще не заканчиваются. После распада СССР появились новые, и подчеркнем это особо, законные наследники победы при Грюнвальде. Прежде всего, это Республика Беларусь, которая, как уже отмечалось, оспаривает у Литвы право быть титульной нацией Великого княжества Литовского, а вместе с ним и права на все одержанные этим государством победы. Поэтому в изданных за последнее время историками Беларуси работах излагается еще одна версия происходившего в 1410 г. событий, в которой лавры победителей отдаются предкам белорусов.

Такой оперативности наших белорусских соседей можно только позавидовать, поскольку отечественные авторы, несмотря на безусловную причастность предков украинцев к этой великой победе, до настоящего времени проявляют непонятную скромность, если не сказать апатию, по отношению к данной теме. Достаточно сказать, что отдельные учебные пособия по истории Украины для высшей школы вообще не упоминают о Грюнвальдской битве, а остальные ограничиваются при ее описании несколькими общими фразами. И уже совсем небольшая часть учебников мимоходом упоминает, что в сражении принимали участие украинские формирования, из чего, собственно, и становится понятно, что Грюнвальдская битва и одержанная в ней победа имеют к отечественной истории самое непосредственное отношение. Аналогичная ситуация и с историческими исследованиями, адресованными широкой аудитории. Их авторы особых усилий для защиты заслуженной славы наших предков тоже не прилагают. В данной книге мы постараемся восполнить этот недостаток и, используя те скупые сведения, которые опубликованы белорусскими и польскими историками, поговорим о вкладе русинов в победу на полях под Грюнвальдом. Хотим, однако, заверить уважаемого читателя, что это не будет очередным обоснованием «выдающихся заслуг» еще одних «особо отличившихся», в Данном случае русинских формирований. На наш взгляд такой, сугубо национальный подход к «переделу» победы, добытой кровью и мужеством представителей многих народов Центральной и в грандиозную «битву народов» мы полагаем несправедливым.

* * *

Особую пикантность вопросу о наследниках Грюнвальдской славы придают претензии на лавры победителей российской стороны. При этом используется все тот же хорошо известный нам прием: спекулятивное применение этнонима «русские» относительно славянского населения Великого княжества Литовского и Польского королевства. На этом основании историки царской школы утверждали, что «из русских областей в ней (в битве — А. Р.) участвовали полки галицко-волынские, киево-северские, полоцко-витебские, смоленские и проч.» Советские историки, полностью разделявшие данное утверждение классической школы, безапелляционно заявляли, что «особенно высокие боевые качества в Грюнвальдской битве показали русские войска», неизменно подчеркивая при этом выдающуюся роль, сыгранную в битве тремя «смоленскими полками». В результате этих многовековых совместных усилий царских и советских историков у неподготовленного читателя при прочтении их работ складывается однозначное и единственно возможное мнение: русские не только составляли большинство в войсках Польского королевства и Великого княжества Литовского, но были еще и лучше всех вооружены, отличались особым мужеством и внесли решающий вклад в победу.

Собственно, в такой позиции российской истории нет ничего нового — давно известно, что у победы множество родителей, только поражение всегда сирота. Российских историков никогда не смущало то обстоятельство, что ни одно воинское подразделение Московского княжества не пришло на поля под Грюнвальдом, а участие в битве смоленской хоругви никак нельзя рассматривать в качестве вклада Московии в победу над Орденом. Как справедливо заметил в этой связи белорусский автор А. Е. Тарас, «в 1410 году Киев, Полоцк, Витебск, Пинск и Смоленск являлись городами со славянским православным населением, но жили там не московиты, а литвины либо русины». Ни Московское государство, ни его население, со временем ставшее называться русским, ни малейшего отношения к событиям Великой войны 1409–1411 гг. не имели. В этой связи значительно более корректной нам представляется позиция польских историков, которые, несмотря на то, что города Холм и Перемышль в настоящее время входят в состав Польши, относят выставленные одноименными землями хоругви к подразделениям, сформированным русинами, а не этническими поляками.

Мы не стали бы акцентировать внимание читателей на этой проблеме, если бы под видом рассказа о мужестве «смоленских полков» (а под этим названием, как мы увидим далее, скрываются не только воины Смоленска) советской, а теперь и российской, историографией не предпринималась очередная попытка сфальсифицировать реальные исторические события. Казалось бы, совершенно очевидно, что какими бы героями «смоляне» не были, не могли три хоругви решить исход сражения за остальные 88 формирований армии союзников. Однако оказывается, что данный логический вывод можно легко опровергнуть с помощью графики. Достаточно исказить реальные размеры составных частей интересующей «исследователя» армии, а то и вообще по своему усмотрению сформировать на бумаге новое войско.

В этом легко убедиться, если взглянуть на схемы Грюнвальдской битвы, помещенные в «Малой советской энциклопедии» 1959 г. выпуска, а также в более поздних многочисленных сочинениях российских авторов, вплоть до книги А. Мячина «Сто великих битв» 2000 г. издания. На всех этих схемах мы увидим поистине «чудесную картинку», согласно которой на стороне союзников сражалось не две, а три армии: польская, литовская и совершенно самостоятельное, обозначенное отдельными графическими символами войско, называемое «смоленские полки». Для придания солидности этой «армии», общая численность которой, по самым оптимистическим расчетам, не могла превышать двух тысяч человек, позиции, которые были заняты «смоленскими полками», искусственно удлиняются. По подсчетам белорусского автора И. Литвина протяженность фронта смолян, который они могли реально занимать на поле боя, авторами схем в российских изданиях увеличивается ни много ни мало в одиннадцать раз! Если же попытаться воспроизвести на этих же самых схемах позицию смолян согласно действительному соотношению их численности с общим количеством польско-литовских войск, то пришлось бы ее обозначить риской длиной 0,367 мм, которую далеко не каждый читатель сможет рассмотреть без помощи лупы. Очевидно, что со схемой, выполненной в реальном масштабе, российским историкам было бы намного сложнее вводить в заблуждение своих читателей. Заметим, что ни на польских, ни на украинских картах, с которыми нам удалось ознакомиться в ходе работы над данной книгой, подобные «исторические» открытия не встречаются. Формирования Смоленска, входившего с 1404 г. в состав Великого княжества Литовского, на схемах Грюнвальдского сражения украинских и польских авторов никак особо не выделяются. И дело тут не в отсутствии уважения к мужеству, проявленному в ходе битвы воинами трех указанных хоругвей, а в том, что, наравне с формированиями иных православных земель Литовского государства, эти отряды входили в состав войск великого князя Витовта на общих для всех подразделений основаниях.

* * *

Помимо описанных выше «национальных особенностей» освещения Грюнвальдской битвы имеют место серьезные расхождения в оценках различными исследователями количества участвовавших в сражении войск. Первый историограф Великой войны польский историк Ян Длугош, писавший о ее событиях спустя полвека после окончания боевых действий, сообщил только, что в походе союзных войск 1410 г. приняли участие 50 польских и 48 литовских хоругвей. Поскольку хоругви, формировавшиеся по территориальному принципу, имели разную численность — от 60 до 200–300 копий, а отдельные хоругви включали и 500–600 копий, то приведенные Длугошем сведения для определения общей численности противоборствовавших армий ничего не дают. К тому же, под словом «копье» обычно понималась боевая единица из трех воинов: тяжеловооруженного конного рыцаря, конного либо пешего оруженосца с легким вооружением и пешего лучника, но в отдельных случаях термин «копье» означал просто копье, то есть одного воина. Видимо поэтому нередко можно встретить описание Грюнвальдской битвы, автор которого или повторяет информацию Длугоша о численности хоругвей, или вообще опускает всякие количественные показатели армий противников.

Однако большинство историков все-таки пытаются дать более или менее конкретный ответ на вопрос о численности сражавшихся армий. И тут читателей подстерегают новые загадки, поскольку, как мы знаем, историки XIX — начала XX столетий считали, что средневековые государства были способны выставлять огромные даже для более поздних времен армии. Их оценки традиционно содержат сведения о сотнях тысяч бойцов и десятках тысяч погибших и попавших в плен. Типичный пример такого подхода к описанию Грюнвальдской битвы демонстрирует С. М. Соловьев в своей многотомной «Истории России с древнейших времен»: «В 1410 году Витовт соединился с Ягайлом и встретил орденское войско под Грюнвальдом: у рыцарей было 83 000 войска, у Витовта и Ягайла — 163 000, между которыми находились русские полки: смоленский, полоцкий, витебский, киевский, пинский и другие. В начале битвы успех был на стороне рыцарей; но отчаянное мужество русских смоленских полков, выдержавших натиск немцев, дало возможность Витовту поправить дело: рыцари потерпели страшное поражение, потеряли великого магистра Ульриха фон Юнгингена, более 40 000 убитыми и 13 000 взятыми в плен вместе со всем обозом. Грюнвальдская битва была одна из тех битв, которые решают судьбы народов: слава и сила Ордена погибли в ней окончательно, покорители разъединенных пруссов встретили громадное ополчение из трех соединенных народов Восточной Европы, пред которым силы, мужество, искусство рыцарей оказались недостаточными; военное братство, существовавшее для борьбы, не имело более ни средств, ни цели для борьбы; силы его поникли пред соединенными силами трех народов христианских».

Опустим явное преувеличение «русского», в смысле российского, вклада в победу под Грюнвальдом, о чем мы уже говорили ранее, и обратим внимание на двойственность впечатления, которое вызывает у современного читателя приведенное описание Соловьевым интересующих нас событий. С одной стороны — сохраняющая доныне свою актуальность оценка результатов сражения, а с другой — данные о численности войск и потерях противников, которые, как подсказывает наш предыдущий опыт, очень похожи на фантастические. Особенно отчетливым это становится при сравнении приведенных Соловьевым цифр и близких к ним сведений его современников с информацией, сообщаемой нынешними историками. Исследовав различного рода косвенные Данные, большинство современных авторов сходится во мнении, что количество воинов в Грюнвальдском сражении было совершенно иным — у Ордена в три, а у Польши и Литвы в пять раз меньше, чем нам сообщают историки классической школы.

Итак, уважаемый читатель, перед нами дилемма: какой группе авторов верить? Может быть, сведения Соловьева и его современников о численности войск в Грюнвальдской битве на сей раз являются более правильными и составляют то самое исключение, которое имеет каждое правило? К сожалению, историки прошлого не оставили нам никакой информации о том, каким образом они получили свои данные и перепроверить их мы не можем. Поэтому обратимся к сведениям их коллег из нашего времени, которым все-таки приходится сообщать читающей аудитории на чем же базируются их расчеты. Попробуем разобраться в этих расчетах на примере армии Тевтонского ордена, а заодно, как и обещали, поговорим о качественных параметрах этой мощнейшей армии позднего Средневековья.

* * *

Несомненно, самой боеспособной частью войск крестоносцев, которые вышли на поля под Грюнвальдом, были хоругви самого Ордена. В начале XV в. государство рыцарей-монахов находилось в зените своего могущества, и все трудности предыдущих столетий, связанные с привлечением новых братьев, были уже давно забыты. Тевтоны вели непрерывные войны, и их формирования отличались прекрасным вооружением, высокой организацией и дисциплинированностью. Сами рыцари-братья являлись уникальной для средневековой Европы кастой профессиональных воинов, не прекращавших оттачивать свое мастерство даже в мирное время. Благодаря постоянной боевой практике Орден вырабатывал из них особый тип универсальных бойцов, которые были способны драться как в конном, так и пешем строю, штурмовать и защищать укрепления, совмещая при этом качества отлично подготовленных воинов со способностями опытных командиров.

Немаловажным обстоятельством в эпоху Средневековья было и то, что согласно официальной доктрине, рыцари-монахи воевали не в силу своих обязательств перед земными повелителями. Их верховным сюзереном считался сам Господь, следовательно, сомнения в правомерности действий членов рыцарских орденов, равно как и в преданности их своему «патрону», являлись неуместными. «Воистину, бесстрашен тот рыцарь и защищен со всех сторон, ибо душа его укрыта доспехами веры так же, как тело — доспехами стальными. Вооружен он вдвойне и не должен бояться ни беса, ни человека», — так писал в XII столетии Бернар Клервосский о монашествующих рыцарях в своем произведении «Похвала новому рыцарству».

Наличие сравнительно небольшого, но высокопрофессионального и постоянно отмобилизованного войска, давало тевтонам важнейшее преимущество над их противниками, а именно — значительный выигрыш времени при развертывании вооруженных сил в начале боевых действий. Имея возможность нападать в тот момент, когда их противники еще только начинали собирать свои вассальные ополчения, крестоносцы не только получали все преимущества первого удара, но и прикрывали тем самым сбор остальных сил своей армии. Прекрасно понимая и умело используя это преимущество, руководство Ордена неоднократно добивалось успеха в боевых действиях, в том числе и в начале войны 1409–1411 гг.

Точная численность братьев Ордена, принимавших участие в Грюнвальдском сражении, как и общее их количество накануне Великой войны, к сожалению, неизвестны. По оценкам историков конца XIX — начала XX столетия, собственно рыцарей Ордена, носивших знаменитые белые плащи с черными крестами, перед событиями 1409–1411 гг. было около одной тысячи человек. Однако далеко не все из них в июле 1410 г. находились в войсках великого магистра, так как некоторые из братьев, как мы уже указывали, возглавляли гарнизоны приграничных замков, а другие входили в состав группировок Генриха фон Плауэна и Михеля фон Штернберга. С учетом этого естественного «недочета», предполагается, что в орденских хоругвях под Грюнвальдом числилось около 800 рыцарей и примерно 6 500 так называемых «просто братьев» или «полубратьев», носивших серые плащи. Такие данные являются наиболее распространенными в литературе, но и они подвергаются в последнее время пересмотру. Современные историки, особенно польские, приводят еще более скромные цифры, но касаются они только численности братьев. В частности, А. Надольский полагает, что в битве участвовало всего 250 рыцарей из 570 состоявших в те годы в Ордене братьев-монахов.

Видимо, установить более точные сведения о количестве братьев уже вряд ли когда-нибудь удастся, но, несмотря на некоторые разногласия в оценках историков прошлого и настоящего, совершенно очевидно, что 15 июля 1410 г. хоругви самого Ордена составляли в крестоносных войсках меньшинство. Поэтому эффектные кадры устремляющихся в атаку бесчисленных воинов в белых плащах с черными крестами из фильма польского режиссера А.Рапа «Крестоносцы», поставленного по одноименному роману Генрика Сенкевича, являются всего лишь выдумкой авторов картины. Фактически же рыцарей в белых плащах вообще вряд ли можно было различить в общей массе пестрого европейского рыцарства.

После ознакомления с данными о численности членов Ордена не может не возникнуть правомерный вопрос: каким же образом столь малое количество рыцарей-монахов сумело завоевать земли пруссов и почти два столетия представлять самую серьезную опасность для всех окружающих государств? Объяснение этого исторического феномена кроется в том, что многотысячные армии, которые выводило на поля сражений Тевтонское государство, состояли не столько из собственных орденских хоругвей, сколько из различного рода иных воинских формирований. Благодаря положению высшего сюзерена прусских земель и богатейшей казне, Орден постоянно привлекал для ведения боевых действий ополчения своих светских вассалов, отряды католических епископств и городов, формирования «гостей» — иностранных рыцарей-крестоносцев, прибывавших из многих стран Европы, войска своих союзников, а также подразделения набранных за рубежом наемников.

Прежде всего, боевая мощь вооруженных сил тевтонов могла быстро наращиваться за счет светских вассалов Ордена или так называемой «земской службы». Эти отряды представляли собой феодальное ополчение, являвшееся основой всех армий средневековой Европы. Светские рыцари немецкого, польского, прусского и иного происхождения, старосты деревень, словом, все, кто имел земли во владениях Ордена и приносил ему вассальную присягу, были обязаны по призыву великого магистра являться на военную службу. При этом этническая принадлежность вассалов Ордена к различным народам, особенно характерная для Хелминьской земли и Поморья, где большинство составляли этнические поляки, как правило, не отражалась на их верности своему сюзерену. В эпоху Средневековья вопрос национальной принадлежности представлял для благородного сословия значительно меньшую ценность, чем верность принесенной присяге, в силу которой «прусские» поляки были на полях под Грюнвальдом не менее упорными противниками польско-литовской армии, чем «прусские» немцы. Соответственно, и в польско-литовских войсках в силу такой же вассальной присяги против крестоносцев самоотверженно сражалось немало этнических немцев.

Отметим, что в сравнении с иными странами Европы ополчение светских вассалов Ордена имело некоторые особенности. Прежде всего, в нем отсутствовали крупные отряды знатных феодалов, составлявшие основу армий других держав. Объяснялось это тем, что тевтоны сознательно не допускали создания на своих землях обширных светских земельных владений. С точки зрения обеспечения боеспособности и дисциплинированности армии, чьи интересы всегда были для крестоносцев основными, такое решение было наиболее оптимальным, поскольку снималась проблема взаимоотношений командования с феодальной знатью. В результате лишь немногие вассалы Ордена выступали в поход во главе собственного копья из нескольких воинов, а большинство мелких польских и прусских землевладельцев вообще отправлялось на войну в одиночку.

Собранное таким образом ополчение в армии Ордена сводилось по территориальному принципу в копья под командованием наиболее опытных и уважаемых светских рыцарей. Эти отряды, в свою очередь, по той же территориальной принадлежности вводились в состав орденских хоругвей и подчинялись их комтурам, чем достигалась высокая степень организованности войск. Возвращаясь же к интересующему нас вопросу о численности армии тевтонов, отметим, что данные о размерах собранного для участия в боевых действиях 1410 г. ополчения также не сохранились. Однако на основании расчетов, составленных по аналогии с иными кампаниями, в которых количество светских вассалов Ордена хорошо известно, принято считать, что воинов «земской службы» насчитывалось примерно шесть тысяч человек, или около одной трети всей армии крестоносцев.

Помимо собственных светских вассалов Орден мог рассчитывать и на другие силы, также постоянно находившиеся в Пруссии. К ним относились формирования четырех католических епископств и прусских городов. В случае войны каждое из епископств — кульмское, самбийское, помезанское и эрмландское — выставляло по одной хоругви численностью до 500 человек, являвшихся «земской службой» епархии или наемниками. Сами духовные отцы в боевых действиях, естественно, не участвовали, поэтому хоругви епископств возглавлялись опытными в военном деле светскими лицами.

Переходя к характеристике войск прусских городов, отметим, что о населении средневековых европейских городов бытует мнение, что горожане крайне неохотно брались за оружие и, если надо было сражаться вне родных стен, предпочитали раскошеливаться на наемников. В отношении бюргерства Пруссии, колонизировавшего прибалтийские земли наравне с рыцарями, это представление, видимо, не совсем верно. Выставлявшиеся городами для кампаний Ордена воинские формирования состояли, главным образом, из их коренных жителей, среди которых было немало опытных бойцов. Поводов для обретения боевого мастерства у прусских горожан XIV–XV вв. было более чем достаточно. Их отряды не раз участвовали в военных операциях на Балтике в составе сил Ганзейского торгового союза и в военных кампаниях Ордена.

Военные силы крупных городов Тевтонского государства строились по общим для всех членов Ганзы принципам. По решению городского магистрата каждый цех или гильдия при необходимости выставляли из состава своих членов определенное число должным образом вооруженных воинов, а также отвечали за состояние и оборону части городских укреплений. Отметим, что во время ведения наступательных боевых действий на суше, основу городских войск составляла не пехота, как это можно было бы предполагать, а конница, поскольку состоятельные бюргеры были обязаны служить верхом, с соответствующим снаряжением. Эти «городские рыцари» составляли весьма значительную часть вооруженных сил крупных европейских городов. Очевидно, в полной мере это относилось и к прусским городам. Во всяком случае, отправленный на Великую войну городом Эльбингом отряд общей численностью в 216 человек, включал 180 всадников.

Как и в случае со светскими вассалами Ордена, численность епископских и городских отрядов неизвестна. По той же аналогии с предыдущими войнами Тевтонского государства исследователи полагают, что при Грюнвальде формирования всех епископств в совокупности насчитывали около 1500 воинов. Примерно половину из них составляли наемники, а остальные — рыцарское ополчение. В таком же размере (около 1500 бойцов) оценивается и численность отрядов, выставленных прусскими городами.

Если говорить о степени надежности и преданности Тевтонскому государству воинских формирований светских вассалов, прусских епископств и городов, то вывод здесь очевиден: в их лояльности к Ордену до 1410 г. сомневаться не приходилось, после же Грюнвальдской катастрофы все они от службы тевтонам предпочитали уклоняться, а их численность постоянно уменьшалась.

* * *

Самой трудной в плане оценки численности войска крестоносцев является та его часть, которую составляли прибывавшие из Западной Европы иностранные рыцари, называемые в литературе «гостями». Еще во времена завоевания Пруссии, в первой половине XIII в., паломники из Западной Европы были частыми гостями тевтонов. Основой для их массового использования в военных кампаниях Ордена являлось дарованное тевтонам в 1245 г. папой Иннокентием IV право привлекать добровольцев-крестоносцев без предварительного объявления Римом крестового похода.

Однако пока существовали государства крестоносцев в Палестине, Прибалтика все-таки находилась на периферии внимания основной массы паломников. В те суровые годы, наполненные постоянной вооруженной борьбой с пруссами, литовцами, поляками и русинами, Орден был рад каждому человеку, каждому рыцарю, способному оказать помощь. Известно, что только благодаря массовому походу крестоносцев из Европы, организованному в 1263 г. чешским королем Пшемыслом II Оттокаром, Тевтонскому государству удалось оккупировать последние независимые области пруссов. Но такая поддержка оказывалась редко: Европа, истощенная походами на мусульманский восток, сама испытывала острую нехватку в профессиональных воинах, и король Карл V, которому нужны были рыцари для борьбы с англичанами, даже запретил им отправляться в Пруссию под страхом смертной казни.

Ситуация кардинально изменилась после падения в 1291 г. Акры — последнего оплота крестоносцев в Святой Земле. Европейцы, не находя более применения своим силам на Ближнем Востоке, вспомнили о более близком и удобном месте паломничества — Прибалтике. Но, в отличие от крестовых походов в Палестину, в которых принимали участие представители различных сословий, прусские кампании стали уделом европейского дворянства, включая представителей королевских фамилий. Да и мотивы, которыми руководствовались отправлявшиеся в Прибалтику крестоносцы, а среди них преобладала молодежь в возрасте от 20 до 25 лет, были уже несколько иными, чем у прежних паломников в Святую Землю. Помимо свершения подвигов во имя Господа, имели место и стремление получить боевой опыт, и жажда славы, и мечта обрести вожделенные рыцарские шпоры. Приток добровольцев на балтийские берега резко усилился, что и позволило Ордену начать методичный натиск на Литву и Польшу, не прекращавшийся на протяжении всего XIV столетия. Активизации крестоносцев способствовал и перевод в 1309 г. резиденции великого магистра Ордена из Венеции в прусский Мальборк.

Для самого Тевтонского государства, имевшего население по различным оценкам от 350 до 500 тысяч человек против 3,5 миллионов подданных Великого княжества Литовского и Польского королевства, активный приток добровольцев был жизненно необходим. Отчетливо сознавая, что интересы Ордена не могут зависеть от скудного материального положения многих потенциальных крестоносцев, тевтоны зачастую сами оплачивали их дорожные расходы, выдавая кредиты через свои представительства и торговые конторы прусских городов. Финансовые потери от таких сделок братьев не пугали — все окупалось сторицей, к тому же привлекавшиеся с помощью кредитов добровольцы обязывались вернуть долг из будущей военной добычи.

Получение кредита совсем не означало, что по прибытию в Прибалтику благородные добровольцы становились наемниками или вассалами Ордена. Они были именно гостями, исполнявшими общепринятый обет крестоносца о годичном пребывании в Пруссии с обязательным участием в походе против язычников и коротавшими время до этого похода на пирах, рыцарских турнирах, охотах и в ухаживаниях за женщинами. Поскольку с течением времени приятная часть «паломничества» все увеличивалась, то для многих семей европейской знати участие в прусских походах стало своеобразной родовой традицией. На протяжении всего XIV в. у дворянства немецких земель, Голландии, Фландрии, Франции, Лотарингии, Англии, Шотландии, Скандинавии и других стран паломничество в Прибалтику пользовалось неизменной популярностью, а прусские города ежегодно становились не только местом сбора лучших сил европейского рыцарства, а и средоточием куртуазной дворянской культуры позднего Средневековья. Не удивительно, что Орден мог похвалиться такими знаменитыми гостями, как короли Оттокар и Иоанн Чешские, Людовик Венгерский, немецкие короли Карл IV, Гунтер Шварцбургский, Рупрехт Пфальцский. Нередкими были случаи, когда и простые рыцари и представители высшей знати с удовольствием повторяли свои путешествия в Пруссию. К примеру, упоминавшийся уже нами граф Дерби — будущий английский король Генрих IV — и герцог Вильгельм Юлих-Гельдернский побывали там дважды, а граф Геннегау Вильгельм IV, так же, как и будущий маршал Франции Жан де Бусико, совершили по три паломничества на балтийские берега.

То, как проходили и чем были наполнены некоторые из этих вояжей х «во славу Господа», красочно описал известный исследователь прусской истории Э. Лависс: «Множество принцев, баронов и знатных искателей приключений стекаются в XIV в. в Пруссию и оттуда идут в Литву. О сколько-нибудь серьезном намерении с их стороны обратить литовцев в христианство тут нечего и думать: их влекло любопытство посмотреть вблизи на этот орден, гордость рыцарства, владычествовавший в отнятой у неверных земле, а больше всего погоня за сильными впечатлениями и интересными похождениями, рассказами о которых можно было бы потом занимать дам. Это рыцарство, не утратившее еще храбрости, но преисполненное хвастовства и щегольства, также походившее на рыцарство XIII в., как декламация на красноречие, избрало Литву полем своих турниров, а тевтоны торжественно распахивали перед гостями ворота арены».

Приводит Лависс и оставленное Петром Зухенвиртом описание предпринятого в 1377 г. великим магистром Винрихом фон Книпроде и его гостем герцогом Альбрехтом Австрийским похода в Литву. По свидетельству средневекового автора, крестоносное ополчение, следуя от одного прусского города к другому и чередуя при этом обильные пиры с веселыми балами, где «блещут алые уста и румяные щечки, жемчуг, венки и ленты» и где «все идет честь честью» добирается, в конце концов, до Литвы. В первой же туземной деревне рыцари, вспомнив о подвигах, «…бросаются на нее, как гости, которых не пригласили на свадьбу, и открывают с язычниками бал. Полсотни этих несчастных убиты, деревня сожжена, и пламя высоко поднимается к небу». Такая «война», совершенно безопасная для крестоносцев и их гостей, ведется на протяжении недели, население, независимо от пола и возраста, уничтожается, а дым от сожженных деревень застилает весь горизонт. Но вскоре пошли дожди, провизия у крестоносцев начала портиться, и об удовольствии уже не могло быть и речи. Ополчение спешно поворачивает назад, благополучно достигает Кенигсберга, где «рыцари и австрийцы, поздравив друг друга с успехом, расстаются, и всем приятно думать как все хорошо кончилось!»

Безусловно, войны Ордена с Литвой и Польшей не состояли только из подобных «увеселительных прогулок». С помощью «гостей» было проведено немало успешных рейдов в глубь территории Литвы, в том числе и в 1362 г., в ходе которого был взят и разрушен Каунас. С помощью западных добровольцев тевтоны во главе с Винрихом фон Книпроде одержали свою единственную крупную победу над литовскими войсками при Рудаве. Условий для проявления настоящей рыцарской отваги в Прибалтике было предостаточно, но в формировании мнения дворянской молодежи Европы о степени опасности войны против язычников немалую роль играли и безнаказанные грабительские набеги. Тем неожиданнее для многих «гостей» Ордена оказались не только масштабы Грюнвальдской битвы, но и крайнее ожесточение, с которым сражались между собой «постоянные участники» двухвекового конфликта.

Выступая в поход, «гости» организовывались в отряды по территориальному принципу — по странам, из которых они прибыли. Традиционно рыцари из немецких земель сражались под знаменем со Святым Георгием, а из других стран — под стягом с изображением Девы Марии. Что касается численности «гостей», то она в разные годы была самой различной. Вероятно, пик посещаемости Пруссии «гостями» приходится на 1340–1370 гг. Заключение Польским королевством и Великим княжеством Литовским Кревской унии и крещение литовцев по католическому обряду устранили главный повод для паломничества — необходимость христианизации язычников. Поэтому к концу XIV в. в крестоносном движении стал заметен очевидный спад.

Тем не менее, в 1410 г. иностранных гостей в тевтонском войске было еще достаточно много. Сказывались и сила вековой традиции, и развернутая накануне Великой войны мощная пропаганда Ордена, представлявшая литовцев нераскаявшимися язычниками, а поляков — их коварными пособниками. Но, как и в ситуации с большинством других составных частей армии крестоносцев, каких-либо точных сведений о численности «гостей» не сохранилось. Более того, поскольку количество добровольцев в войсках Ордена никогда не было одним и тем же, на сей раз не может быть применен и метод сравнительного анализа с иными кампаниями тевтонов. В связи с этим даже приблизительная численность «гостей» под Грюнвальдом в литературе не называется.

До наших дней сохранились только некоторые отрывочные сведения о количестве добровольцев из отдельных стран. Известно, что наряду с этническими немцами в армии Ордена сражались 24 рыцаря из Геннегау и до 120 рыцарей из различных областей Франции, что в состав войск тевтонов входили отряды из Венгрии, Швейцарии, Голландии и Англии — всего представители 22 наций. Учитывая столь же «пестрый» этнический состав польско-литовских войск, в которых находились представители 10 национальностей, Грюнвальдское сражение по праву можно называть «битвой народов».

* * *

Несколько опережая события, заметим, что после грюнвальдского разгрома потребность тевтонов в добровольцах из Западной Европы резко возросла, но этот источник восполнения их мощи был уже безвозвратно утрачен. Приток «гостей» в Пруссию быстро уменьшался, и практически прекратился совсем после Констанцского собора 1414–1418 гг., на котором представителям Ордена не удалось убедить его участников в необходимости Дальнейшего насильственного обращения неверных. К тому же, в годы работы этого Собора князь Витовт крестил последние языческие племена в Жемайтии, и тема крестовых походов навсегда ушла в прошлое. Последствия сказались очень быстро.

Уже во время продолжения войн с Польшей в 1410–1420-х гг., то есть вскоре после окончания Великой войны, великие магистры Ордена тщетно взывали к христианскому рыцарству Европы о помощи — желающих не нашлось. Пришлось тевтонам срочно ликвидировать свое отставание в военной силе при помощи наемников, которые подходили для этой цели как нельзя более кстати, поскольку не испытывали комплексов относительно конфессиональной принадлежности противника.

Безусловно, услуги наемных воинов стоили очень дорого во все времена, и в нашем повествовании мы еще не раз с этим столкнемся. Известно, что в 1409 г. месячное жалование наемных воинов составляло 11 гривен на «копье», при этом под «копьем» в данном случае понималась не тактическая, а платежная единица в 3 человека (жалование выдавалось не каждому солдату в отдельности, а по «копьям»). Также известно, что только в 1409 г. на выплату задатков наемным отрядам Орденом была потрачена огромная по тогдашним меркам сумма — более тридцати тысяч гривен. Однако при образцово поставленном хозяйстве денег у Тевтонского государства было достаточно, а рыцарская казна тех лет, по сообщению Э. Лависса, считалась самой богатой во всем христианском мире.

Впрочем, до Грюнвальда наемные формирования еще не составляли основную часть армии крестоносцев. Соответственно, не прослеживается и никаких особенностей в тактике их использования. Наемные роты просто включались в состав хоругвей, на поле боя стояли в рядах тевтонских клиньев-колонн и действовали в соответствии с распоряжениями комтуров. Тем не менее, хорошо подготовленные, укомплектованные опытными и стойкими бойцами наемные подразделения были наряду с братьями-рыцарями и «гостями» наиболее надежными и боеспособными частями крестоносной армии.

В качестве единственного исключения из общего правила, численность наемников в армии крестоносцев известна абсолютно точно. Как сообщает К. Козюренок, орденская администрация скрупулезно фиксировала все выплаты жалования наемным соединениям в специальных казначейских книгах, большая часть которых сохранилась до наших дней. Согласно содержащимся в них сведениям, в начале июля 1410 г. в Пруссии находился 3731 наемник. Однако часть рот, завербованных перед самым началом кампании, прибыла в Пруссию только в первых числах июля и не успела присоединиться к армии Ордена до сражения. Поэтому на Грюнвальдском поле в ее рядах состояло только 3712 наемников, набранных из чехов, моравов и швейцарцев.

Для объективности нам остается привести сведения еще об одной, сравнительно малочисленной, части армии крестоносцев — формированиях союзников Ордена. В ходе подготовки к Великой войне тевтоны приложили немалые усилия и затратили значительные средства на приобретение союзников. Однако большинство из них не выполнили своих обязательств, и Орден не дождался ни венгерских, ни чешских, ни имперских войск, ни отрядов Новой Марки, ни формирований многих поморских и силезских князей. На грюнвальдские поля вышли лишь хоругви двух, далеко не самых сильных, союзников крестоносцев — олесьницкого князя Конрада Белого из Силезии и князя Свентобора Щецинского с Поморья, приславшего отряд под командованием своего сына Казимира. Судя по всему, хоругви этих князей представляли собой дружины из придворных рыцарей, усиленные дворянским ополчением. Известно, что Казимир Щецинский привел с собой 600 копий, причем под копьем в данном случае следует понимать скорее отдельного воина, чем тактическую единицу. Немногим слабее должна была быть хоругвь Конрада Белого. Что касается боевых качеств союзных войск, то они, вероятно, были примерно такими же, как у «земской службы» Ордена.

Из формирований, которые крестоносцы так и не увидели под своими знаменами, следует особо отметить отсутствие войск Ливонского ордена. Являясь вместе с тевтонами составными частями единого монашеско-рыцарского Немецкого ордена и находясь под верховным командованием его великого магистра, ливонские рыцари, по логике вещей, должны были бы первыми протянуть руку помощи своим прусским братьям. Однако отношения между двумя частями Ордена были далеко не простыми. Как пишет Э. Гудавичюс, князю Витовту удалось в мае 1410 г. договориться о перемирии с ливонскими рыцарями. Соблюдая условия перемирия, ливонский «…болезненный магистр Конрад Фитингхоф сумел Уклониться от настояний великого магистра. Когда 30 июня ливонцы решили послать помощь тевтонцам, события уже ушли далеко вперед». Напомним, что прямого безопасного сообщения между Пруссией и Ливонией не было. Направленной Конрадом Фитингхофом помощи пришлось добираться кружным путем и на театре военных действий ливонцы появились только в сентябре, когда оставшиеся в живых после Грюнвальдской битвы тевтоны, укрывшись в Мальборкском замке, отражали атаки союзных войск.

Возвращаясь к вопросу о количественных показателях участвовавших в Грюнвальдской битве войск Тевтонского ордена, следует признать, что наиболее корректные сведения стали известны историкам только благодаря скрупулезности средневековых немецких финансистов. Их дотошные записи о выплате «заработной платы» наемным формированиям дают нам возможность объективно оценить достоверность данных, сообщаемых историками прошлого и настоящего. Дело в том, что помимо цифр о сотнях тысяч сражавшихся при Грюнвальде бойцов, у авторов XIX — начала XX вв. встречаются сведения о привлечении тевтонами наемных подразделений общей численностью 30 тысяч человек. Это десятикратное безосновательное увеличение численности одной из составных частей армии крестоносцев ставит под сомнение все остальные количественные данные, приведенные авторами прошлых веков, и подтверждает наши сомнения в их достоверности. Поэтому резонным будет прислушаться к мнению современных нам историков, которые полагают, что Орден выставил в Грюнвальдском сражении более 27 тысяч бойцов. По подсчетам немецких историков, из указанного количества воинов крестоносцами была сформирована 51 хоругвь.

Залогом успеха крестоносцев, безусловно, являлась тяжелая рыцарская конница, которая была представлена под Грюнвальдом особенно обильно. Имелись также пехотные подразделения, из которых в литературе часто упоминаются арбалетчики. Располагали войска Ордена и пушками средних и мелких калибров, стрелявшими свинцовыми ядрами. Известно, что Тевтонский орден владел сотней таких пушек, но на исход Грюнвальдской битвы, вошедшей в историю как грандиозное кавалерийское сражение, артиллерия, равно как и пехотные подразделения, существенного влияния не оказали.

* * *

Проведя достаточно обширный обзор армии Тевтонского ордена и ее составных частей, мы не будем утомлять читателей таким же подробным анализом войск союзников и ограничимся только самыми краткими их характеристиками. Благодаря подавляющему перевесу в численности населения, Польское королевство и Великое княжество Литовское обладали, несомненно, большими мобилизационными возможностями, чем Тевтонское государство, и использовали в Грюнвальдском сражении далеко не все свои воинские формирования. Так, великий князь Витовт взял с собой в поход только часть своего войска, значительно большие его силы остались прикрывать обширные юго-восточные рубежи от реки Оки до Черного моря, а также северные и западные границы с Ливонией. В литовских замках оставались многочисленные гарнизоны и артиллерия. Войско, которое Витовт взял с собой, состояло в основном из кавалерии и благодаря отсутствию пехоты и тяжелых пушек, сумело своевременно совершить стремительный марш вдоль прусской границы на соединение с армией Польского королевства.

Общая численность литовского войска составляла около 11 тысяч человек, из которых по территориальному принципу были сформированы 40 хоругвей. Летописи поименно называют 21 хоругвь Великого княжества Литовского, поэтому мы имеем достоверные сведения о том, что в Грюнвальдском сражении принимали участие сформированные на территории нынешней Украины киевская, новгород-северская, стародубская и кременецкая хоругви. Помимо указанных, в литературе упоминаются также хоругви русинов из Владимира (нынешнего Владимира-Волынского) и Луцка под командованием князя Федора Острожского, а также отряды из Ратно и Чорторыйска. Прибыла с князем Витовтом и татарская конница во главе с ханами Джелаладдином и Багардином. Оценки численности участвовавших в битве татар колеблются в различных источниках от шести тысяч до трехсот человек.

По сведениям историков Польское королевство выставило 51 хоругвь общей численностью чуть более 20 тысяч человек. Из общего числа формирований в землях «польской Руси» были сформированы львовская, холмская, галицкая, перемышльская и жидачевская хоругви. Кроме того, как отмечает Длугош, «ввиду многочисленности своего населения» три хоругви выставило Подолье. Каждая из этих хоругвей выступала под своим стягом: львовская имела на знамени изображение золотого льва, взбирающегося на скалу, на лазурном поле (с 2003 г. является официальным гербом Львовской области), холмская — белого медведя, стоящего между двумя зелеными деревьями, на красном поле, галицкая — черную галку с короной на голове на белом поле, перемышльская — желтого орла с двумя головами, повернутыми равномерно в разные стороны, на лазурном поле, а жидачевская — трех золотых львов с поднятыми хвостами на голубом поле. Подольские хоругви имели три знамени, на каждом из которых был изображен солнечный лик на красном поле. Как отмечает А. Надольский, в составе семи хоругвей, пришедших с польских территорий Руси, находилось некоторое количество этнических поляков, проживавших в соответствующих землях, но большинство составляли русины.

Наиболее мощным соединением польского войска являлась большая краковская хоругвь под командованием мечника Зындрама из Машковиц, в которой, так же, как и в эскорте короля Владислава-Ягайло, были собраны наиболее известные и опытные польские рыцари. Две хоругви польского войска составляли наемные рыцари из чехов, моравов и силезцев. Среди чешских рыцарей был Ян Жижка, будущий знаменитый полководец гуситов. Входил в состав польского войска и отряд молдавских воинов.

Общая численность союзного войска большинством исследователей оценивается в 32 тысячи человек. Из них, по мнению белорусского автора Г. Сагановича, воины, выставленные белорусскими и украинскими землями, составляли вторую по численности этническую группу после поляков. С этим трудно не согласиться, если учесть, что около 26 хоругвей союзной армии были сформированы землями исторической Беларуси, а от 12 до 16 хоругвей составляли русины из украинских земель.

Характеризуя военное искусство союзников, отметим, что оно находилось на достаточно высоком уровне. Активно применяя рыцарскую конницу, литовские князья в то же время многое переняли у русинов и татар, усовершенствовав их боевое мастерство. Литовские войска были способны совершать в ходе битвы такие сложные маневры как фланговые обходы и мнимое отступление с последующим подведением врага под удар находящегося в засаде резерва. Польская армия, в свою очередь, отличалась высокой дисциплинированностью и подвижностью. В ее обозе было некоторое количество пушек, однако судя по тому, что они не были установлены на позиции, для участия в генеральном сражении они не предназначались.

Завершая обзор качественных и количественных параметров противоборствующих армий, еще раз напомним: в современной литературе наиболее распространено мнение о том, что на Поля Грюнвальда вышли 51 хоругвь Тевтонского ордена, насчитывавшая свыше 27 тысяч воинов и 91 хоругвь Великого княжества Литовского и Польского королевства общей численностью около 32 тысяч воинов. Заметим, что сообщая эти данные, многие авторы делают при этом благоразумную оговорку, что указанные сведения не включают несколько тысяч обозников и коневодов, которые были в обеих армиях и тоже принимали участие в отдельных эпизодах битвы.

На общем фоне устоявшихся в историографии различных стран сведений, совершенно неожиданными являются данные, тиражируемые последнее время украинскими учебниками для высшей школы. Не опровергая приведенные выше сведения, и не утруждая студентов какими-либо расчетами и доказательствами, авторы этих учебников указывают, что из 17 (!) литовских хоругвей 10 были набраны в украинских и белорусских землях, а из 16 (!) польских — 6 хоругвей выставили Галичина и Подолье. Что побудило авторитетных авторов столь существенно снизить количество формирований союзной армии и почему им пришлись по вкусу именно такие данные, — остается загадкой.

Для объективности также отметим, что в вышедшей в свет в 2005 г. «Истории Литвы с древнейших времен до 1569 года» неоднократно упоминавшегося нами Э. Гудавичюса, численность войск крестоносцев уменьшена до 12 тысяч воинов, а армии союзников — до 18–20 тысяч воинов. Каких-либо расчетов уважаемый автор при этом не приводит и сообщает указанные сведения в качестве личного мнения.