Глава V. Наследники короля Данилы

После гибели Миндовга князем Литвы стал его племянник Тройнат (Трянета), при котором вновь восторжествовало язычество. Новый великий князь имел репутацию даровитого военачальника и политика, но у власти он продержался менее года. Не гнушавшийся никакими средствами Тройнат совершил убийство сына Миндовга и своего двоюродного брата Товтивила. Это преступление и стало причиной гибели самого Тройната — в 1264 г. он пал в результате мести бывших приближенных Товтивила.

Меж тем, временно сложив принятый ранее монашеский сан, из Лавришского монастыря вышел еще один сын Миндовга — Войшелк. Решив отомстить за гибель отца, Войшелк призвал на помощь своего шурина — сына Данилы Галицкого князя Шварна, который уже около года правил полученной в наследство частью Галицкого королевства. Летом 1264 г. объединенное войско литовского и галицкого князей покорило «летописную Литву». При этом Войшелк, отбросив все нормы христианской морали, «…поча вороги свои убивати, изби их бесчисленное множество». Естественно, это не могло принести умиротворения на литовскую землю, и княжество фактически распалось, впав в междоусобицы на несколько лет. Преодолевая ожесточенное сопротивление, Войшелк и Шварн все-таки сумели через год установить свой контроль над большей частью государства, что дало им возможность обратиться к внешнеполитическим проблемам. Уже в 1266–1267 гг. Войшелком и Шварном были организованы совместные походы против поляков.

За сравнительно короткий срок сын Миндовга не только восстановил положение, существовавшее к концу правления его отца, но и значительно расширил подвластную ему территорию за счет славянских земель. Именно при Войшелке в письменных документах вошло в употребление название Великое княжество Литовское. Под этим термином современники понимали объединенные земли Новогрудка, «летописной Литвы» Миндовга, Нальшан и Дзеволты, а также Витебск, Полоцк, Пинск и Туров, которые стали вассалами Войшелка. Некоторые ученые, в том числе и С. М. Соловьев, склонны полагать, что в это время Войшелк, обязанный своим утверждением в Литве галицко-волынским войскам, признавал свою вассальную зависимость от старшего из Романовичей — брата Данилы Галицкого князя Василько. Но, несмотря на очевидные успехи, Войшелк тяготился светской жизнью и, исполняя обещание, данное им при выходе из монастыря, в 1267 г. передал власть в Литве князю Шварну и, «плачася грехов своих», вернулся к монашеской жизни.

Переход верховной власти к князю Шварну усилил и без того немалое влияние галицко-волынских князей в Литовском государстве. Э. Гудавичюс склонен даже называть это влияние «галицким протекторатом», который угрожал «Литве обрусением, включением в политическую систему Галиции и Волыни». Иными словами, в конце 60-х гг. XIII в. обозначилась перспектива объединения Галицко-Волынского и Литовского княжеств в единую державу. Вместе с титулом великого литовского князя Шварн, а в его лице и все галицко-волынские князья, получили шанс сделать свое княжество объединяющим центром для славянских и литовских земель, сыграть ту историческую роль, которую в недалеком будущем выполнило Великое княжество Литовское.

Однако в силу обстоятельств, природа которых остается не совсем ясной, этого не произошло — Романовичи не смогли закрепиться на литовском троне и, судя по всему, не очень стремились к этому. Тот же Гудавичюс, противореча собственному выводу об угрозе русификации Литвы, замечает, что Шварн наибольшее внимание уделял своим владениям в Галичине и никак не способствовал усилению позиций православия в Литве. К тому же, литовскую знать раздражала политика, проводимая великим князем по отношению к крестоносцам. Начиная с Данилы Галицкого, Романовичи имели союзные отношения с тевтонами, русины и рыцари не раз сражались плечом к плечу, и Шварн, встав во главе Литвы, продолжал развивать добрососедские отношения с Орденом. Как и его предшественник на троне Войшелк, он не мешал расширению владений крестоносцев в прибалтийском регионе, чего литовцы, взращенные на ненависти к рыцарям, принять не могли.

Очевидно, было и еще одно важное внешнеполитическое обстоятельство, мешавшее Шварну получить широкую поддержку со стороны литовской элиты. Галицко-волынские князья являлись «мирниками» монгольских повелителей и признавали их верховную власть. Признание сюзеренитета Галицкого княжества над литовскими землями означало бы распространение татарского влияния на Литву, что для местной знати, успешно отражавшей все нападения ордынцев, было совершенно неприемлемо. Именно по этой причине объединение вокруг галицко-волынских князей любых земель, не плативших дань Орде, было невозможным — «татарский» фактор играл в данном случае решающую роль.

В ситуации, когда великий князь был более занят делами собственной страны и не предпринимал усилий для укоренения своей власти в Литве, по нашему мнению, более правильным было бы считать правление Шварна не протекторатом, а часто встречавшейся в те времена персональной унией. Такая форма правления, при которой один государь мог одновременно стоять во главе нескольких держав, сохранявших при этом свою суверенность и свои порядки, в истории Великого княжества Литовского будет встречаться еще не раз. Сама по себе данная модель власти достаточно либеральна и может существовать достаточно долго, но в ситуации, когда иноземный государь и местная знать по-разному понимают интересы страны, возникновение конфликта между ними неизбежно. Неудивительно, что вскоре в Литве начинает формироваться враждебная Шварну партия во главе с князем Тройденом, дальним родственником Миндовга. Всего через два года после овладения литовским троном династия Романовичей власть в Литве потеряла. Положение не спасло даже то обстоятельство, что женой Шварна была родная дочь покойного короля и семья Миндовга не только сохраняла через нее свои позиции на вершине власти, но и могла отстаивать местные интересы.

* * *

Обстоятельства перехода власти от князя Шварна к Тройдену доподлинно неизвестны. Литовские авторы уверены, что «…в 1269 г. Тройден изгнал Шварна и завладел увеличившимся доменом Войшелка. Победила национальная династия и национальная политика». По сведениям белорусских историков, Тройден был избран великим князем литовской знатью после гибели Шварна. Слово «гибель» обычно подразумевает насильственную смерть, однако каких-либо сведений об обстоятельствах, при которых мог погибнуть князь Шварн, история не сохранила. Очевидно поэтому украинские историки предпочитают говорить о преждевременной кончине этого, сравнительно молодого, сына короля Данилы. Но, независимо от причины, смерть князя Шварна и приход к власти в Литовском княжестве Тройдена несомненно связаны между собой, поскольку оба события произошли в одном и том же 1269 г.

В течение следующих двадцати с лишним лет в Великом княжестве Литовском, по выражению В. Антоновича, «представители литовского народа пытались опереться исключительно на свои национальные начала: язычество и обособленность отдельных земель; они упорно отбивались от единения с христианской Русью и, таким образом, лишились поддержки того элемента, который мог им оказать единственную возможную помощь для спасения самостоятельности их собственного племени». В Литве в то время начинаются преследования христиан. Значительную роль в этих процессах сыграл новый верховный правитель — Тройден — «свирепый язычник», как характеризуют его некоторые авторы. Впрочем, это не мешало ему быть талантливым стратегом, разумно распоряжавшимся имевшимися у него возможностями. При правлении Тройдена, длившемся 13 лет и состоявшем из непрерывных войн, к Великому княжеству Литовскому была присоединена часть земель ятвягов и земгалов.

Для украинской истории Тройден интересен как постоянный «оппонент» наиболее знаменитого из сыновей Данилы Галицкого — князя Льва, личность которого вызывает в науке самые противоречивые оценки: от жестокого, запальчивого правителя, «неспособного возродить державу Романовичей», до одного из самых «выдающихся государственных деятелей XIII столетия». Впрочем, жестокость, запальчивость и все прочие негативные черты характера галицкого князя, на наш взгляд, ничуть не препятствовали ему быть выдающимся государственным деятелем и талантливым полководцем. Известно, что великие люди, обладая выдающимися достоинствами, зачастую уравновешивают их не менее значительными недостатками и редко бывают однозначно положительными или отрицательными личностями. Видимо, галицкий князь Лев Данилович действительно был незаурядным человеком, обладавшим очень широким спектром людских достоинств и пороков, что не мешает ему оставаться одной из самых популярных личностей отечественной истории. Присмотримся к судьбе этого князя внимательнее.

Будущий повелитель Галицко-Волынского княжества родился между 1223 и 1229 гг. Столь существенная погрешность в дате рождения князя Льва объясняется тем, что в отличие от достаточно хорошо изученной биографии короля Руси, судьбы его детей известны значительно хуже, и многие даты приводятся историками ориентировочно. Даже такое событие, как женитьба юного князя Льва на венгерской принцессе Констанции, состоявшаяся на основании межгосударственного договора их отцов, датируется крайне нечетко: 1246–1251 гг. Сам Лев Данилович, по дошедшим до нас сведениям, прожил долгую и очень насыщенную жизнь государя-воина, не оставлявшего седло и не опускавшего меч чуть ли не до конца дней своих. В упоминавшейся уже монографии А. Войтовича «Княжа доба на Pyci» приведен впечатляющий список 23 походов и войн, в которых галицкий князь принимал непосредственное участие, включая и знаменитую битву при Ярославе, блестяще выигранную его отцом. Очевидно, как политика князя Льва лучше всего характеризуют приписываемые ему слова: «Самое главное, чтобы хлебороб мог спокойно и безопасно пахать поле, а в городах чтобы развивались промысел и торговля».

До смерти Данилы Галицкого, последовавшей в 1263 г., князь Лев находился в тени своего великого отца и был верным исполнителем его воли. Именно Лев вместе со своим дядей князем Василько приняли на себя в 1258–1259 гг. ответственность за улаживание отношений с монгольским полководцем Бурундаем, который был готов обрушить свою конницу на Галицко-Волынское княжество. Политическая закалка и навыки общения с высокопоставленными ордынцами, полученные тридцатилетним князем при разрешении этого смертельно опасного конфликта, безусловно, пригодились Льву в дальнейшем, при установлении отношений с упоминавшимся уже татарским темником Ногаем.

При разделе наследия короля Руси князю Льву достался Перемышль и, вероятно, Галич, его брат Мстислав получил Луцк и восточную часть Волыни, а столичный Холм, вместе с Белзом и западной Волынью, оказались под властью третьего брата — Шварна. Для самолюбивого и властного Льва такой раздел казался несправедливым, но враждебных действий против брата он не предпринимал. Еще сильнее задело князя Льва то обстоятельство, что Войшелк, который был крестным отцом его сына Юрия, при отречении от власти передал литовский трон не ему, а тому же Шварну. О нанесенных обидах князь Лев не забывал, но в течение следующего года на какие-либо открытые действия не решался. Наконец в декабре 1267 г. он вызвал Войшелка из монастыря под гарантии старшего из Романовичей — волынского князя Василько. Оставшись после длительного пира с Войшелком наедине, Лев стал упрекать его в допущенной несправедливости, требовал передать литовский трон ему, а затем, вспылив, убил крестного своего сына. Убийство принявшего монастырский постриг бывшего великого литовского князя, совершенное христианином вопреки данным гарантиям безопасности, произвело на литовцев крайне негативное впечатление. Неудивительно, что после смерти Шварна, последовавшей в 1269 г., в Литве восторжествовало воинственное язычество, и по справедливости следует признать, что немалую роль в этом сыграл необузданный характер князя Льва.

* * *

Унаследовав от бездетного Шварна его земли и собрав, таким образом, в своих руках все Галицкое княжество, за литовский трон Лев не боролся, и первые пять лет между ним и Тройденом был мир. Но два столь властолюбивых и агрессивных политика, чьи отношения к тому же подогревались неурегулированной проблемой Черной Руси, были обречены на столкновения. Первым перешел к решительным действиям Тройден. Захватив в апреле 1274 г. принадлежавший галицкому князю Дорогичин, он уничтожил большую часть населения города. Лев, умевший использовать в своих интересах татарскую силу, не замедлил с ответом. Призвав на помощь ордынцев и своих братьев — волынских князей Мстислава и Владимира, а также турово-пинских и смоленских князей, Лев вторгся в Черную Русь. Дорогичин был отбит, сожжена и разграблена предзамковая часть Новогрудка. В 1277 г. уже по инициативе темника Ногая Новогрудок вновь подвергся нападению объединенных татарских и галицких войск. Затем союзники попробовали двинуться дальше, однако в районе Гродно Тройден нанес им поражение. Вооруженные столкновения на границе между Литовским и Галицким княжествами продолжались с переменным успехом и в следующем году, но характер, а главное, результаты этих боев, свидетельствовали, что между враждующими сторонами установилось военно-стратегическое равновесие. Убедившись в невозможности разгромить своего противника, оба государя переключились на решение иных проблем.

Именно в эти годы, если согласиться с версией отдельных историков, князь Лев с помощью все того же Ногая овладел Киевской и, возможно, Переяславской землями. Своей столицей с 1272 г. князь сделал город, носивший его имя — Львов. Лишенный ранее (по требованию Бурундая) своих укреплений, город вновь обрел защитные сооружения, мощь которых постоянно усиливалась. В 1283 г. татары предприняли попытку овладеть Львовом, однако простояв под его стенами две недели, были вынуждены уйти ни с чем. О богатстве и величине города можно судить хотя бы на основании того факта, что в нем было тринадцать православных храмов, в том числе три армянских церкви, а также два католических костела. В межконфессиональных отношениях, в том числе и в собственной семье, галицкий повелитель придерживался принципов веротерпимости, в которых был воспитан при дворе своего отца Данилы. Жена князя Льва Констанция до конца своих дней оставалась католичкой (под ее патронатом доминиканцы построили во Львове свой монастырь и храм Иоанна Предтечи), а одна из их дочерей, Святослава, стала монахиней в католическом монастыре кларисок в Старом Сончи. Следует, однако, заметить, что в то время в Галицко-Волынском княжестве католиков было немного, их храмы вряд ли обладали привилегированным статусом, а какая-либо церковная организация католиков на землях юго-западной Руси отсутствовала.

Покровительство могущественного татарского темника сделало Льва Даниловича одним из самых сильных государей Центральной и Восточной Европы. Союза с ним искали враждовавшие между собой чешский король Пршемислав II Оттокар и Рудольф Габсбургский. В следующем десятилетии, умело используя, по выражению Л. Войтовича, вассально-союзные отношения с татарами, галицкий повелитель существенно раздвинул границы собственного княжества: присоединил к своим владениям Берегово, Хуст и некоторые иные земли в Закарпатье. Очевидно, Лев Данилович передал г. Берегово один из ранних гербов г. Львова, поэтому совпадение гербов этих двух украинских городов является далеко не случайным. В тот же период галицкий князь активно вмешивался во внутренние дела соседних государств. Он отнял у поляков Люблинскую землю и как близкий родственник польского правящего дома, принял, правда, без особого успеха, непосредственное участие в споре за престолонаследие в Польше. Оказывал Лев Данилович помощь и своему шурину — венгерскому королю Андрею III в войне с Австрией.

Князь Лев Данилович

Однако за достигнутые успехи приходилось платить высокую цену: по требованию Ногая войска Галича неоднократно принимали участие в набегах ордынцев на Литву, Польшу и Венгрию. При этом тяжелые последствия имели не только походы, но и само появление татар в галицко-волынских землях. Направляясь в очередной набег на европейские страны, или возвращаясь из него, кочевники неизбежно проходили по территории карпатских княжеств, подвергая их такому же опустошению, как и неподвластные татарам земли. Признание верховной власти ордынских повелителей, очевидно, имело негативные последствия и лично для князя Льва. Вероятнее всего, именно признание сюзеренитета татарского, то есть нехристианского, владыки помешало ему стать королем. Напомним, что на своих официальных портретах князь изображен в королевской короне, однако никаких сведений о том, что процедура его коронации действительно имела место, до настоящего времени не найдено.

В конце 80-х годов XIII в. Лев Данилович предпринял попытку увеличить свои владения за счет уделов братьев. Некогда единое Галицко-Волынское княжество в тот период было фактически разделено на три части. Галич был полностью в руках Льва, а Волынское княжество разделялось на два удела: один со столицей во Владимире принадлежал сыну князя Василько Владимиру, а другой, со столицей в Луцке, — сыну короля Данилы Мстиславу. В конце 1288 г. после долгой болезни князь Владимир умер. Детей он не имел, а потому перед смертью завещал свой удел Мстиславу, проигнорировав при этом намеки князя Льва о том, что он тоже хотел бы получить часть волынских земель. Однако вступая в оставленное Владимиром наследство, князь Мстислав обнаружил, что в городах Берестье, Каменце и Вельске уже расположились гарнизоны сына Льва — Юрия. Прекрасно понимая, что в данной ситуации племянник является только исполнителем воли отца, Мстислав потребовал от брата объяснений, а также пригрозил, что вызовет на помощь татар. Понимая, что Мстислав настроен решительно, Лев, по словам С. М. Соловьева, передал сыну: «Ступай вон из города, не погуби земли: брат послал за татарами; если же не пойдешь, то я сам буду помогать брату на тебя и отрешу тебя от наследства». Инцидент был исчерпан — войска Юрия покинули города. Трудно сказать, чего было больше в словах Льва, адресованных сыну: лицемерия или искреннего возмущения, но нельзя не отметить, что фактически обладая указанными городами и имея собственные влиятельные связи с татарами, галицкий князь не пошел на братоубийственную войну, не стал «губить» родную землю.

* * *

Все это время противник галицкого князя великий литовский князь Тройден был вынужден заниматься иным, ставшим уже для Литвы традиционным, направлением политики — противодействием экспансии Немецкого ордена. Ранее, занятый борьбой с Галицким княжеством и татарами, Тройден не мог своевременно оказать действенной помощи другим балтийским племенам и, по словам В. Антоновича, «один литовский народ за другим окончательно падает в борьбе с иноплеменниками, которые вновь приближаются со всех сторон к пределам Жмуди и Литвы». Ливонский орден, несмотря на несколько чувствительных поражений, нанесенных ему литовцами, в июне 1272 г. сумел принудить к капитуляции земгалов. Через два года крестоносцы окончательно усмирили пруссов и вновь достигли рубежей, оставленных ими после битвы при Дурбе. Как пишет в этой связи Э. Гудавичюс, «…казалось, повторяется ситуация времен Тройната: литовские рати разоряют Ливонию, а немцы тем временем неуклонно двигаются вперед».

При чтении этих строк читатель вправе испытать некоторое недоумение. С одной стороны, автор уже неоднократно приводит сведения о блестящих победах литовцев над крестоносцами, а с другой стороны — постоянно твердит о мощи Ордена и его неуклонном продвижении вперед. Еще больше это недоумение должно возрасти, когда мы сообщим, что 5 марта 1279 г. Тройден в очередной раз разбил войско Ливонского ордена в битве в Курляндии. В жестокой сече тогда погибли магистр Эрнст Расбург и 71 рыцарь — огромные потери для тяжеловооруженных латников. В ходе сражения крестоносцам изменили земгалы, в землях которых немедленно поднялось очередное восстание. Но, вопреки ожиданиям, литовское войско в Земгалии не появилось, и помощи восставшим не оказало. Данное решение великого князя Пройдена, поставившее его в крайне невыгодное положение во мнении всех балтийских племен, и поможет нам разрешить противоречие между громкими победами Литвы и неуклонным продвижением Ордена.

В реальности никакого противоречия не было. Дело в том, что блестящие победы литовцев над рыцарями, о которых мы рассказывали и будем еще рассказывать, были одержаны в крупных полевых сражениях. В таких битвах более высокое боевое искусство рыцарей и их превосходство в вооружении нивелировались численным перевесом и отчаянным мужеством литовских ратников. Однако одержав блистательную победу, литовские полки должны были всякий раз покидать очищенную от крестоносцев территорию. Содержать большую армию под открытым небом, без защиты крепостных стен, было невозможно, а на протяжении первого столетия борьбы с Орденом Литва не обладала умением строить на завоеванных землях замки и содержать их гарнизоны.

Рыцари же, напротив, такой технологией обладали в совершенстве, а значительные финансовые средства, которыми располагал Орден, обеспечивали материальную сторону такого крайне затратного строительства. Овладев в ходе обычных, «рутинных» столкновений определенной территорией, тевтоны быстро возводили очередной замок и размещали в нем гарнизон. В мирное время гарнизоны контролировали прилегавшую к замкам местность и проживавшее на ней население, а при появлении неприятеля укрывались за крепкими стенами и сдерживали натиск врагов до прихода основных сил Ордена. Таким способом, шаг за шагом, тевтоны подминали под себя земли Пруссии и Ливонии, неизменно, с немецкой пунктуальностью возвращаясь на те рубежи, с которых их иногда отбрасывали литовцы и союзные им племена.

Ни Литовское государство, ни тем более пруссы, ятвяги, земгалы и другие балтийские народы, ничего не могли противопоставить этой тактике Ордена. Владения тевтонских и ливонских рыцарей неуклонно приближались к границам Великого княжества Литовского с обеих сторон. В такой ситуации князь Тройден стал предоставлять прибежище на своей территории всем представителям родственных племен, пострадавших от наступления крестоносцев. Одними из первых были расселены по замкам в окрестностях Гродно и Слонима участники восстания в Пруссии. За пруссами последовали земгалы, ятвяги, ассимированные курши, а также группы скалвов и надругов, вносивших определенную пестроту в топонимику Литвы. Хотя анклавы беженцев на собственно литовской или русинской территориях были невелики, шаг для преодоления рамок этнически однородного населения был сделан. Нетрудно заметить, что, расселяя беженцев на принадлежавших русинам территориях Черной Руси, Тройден одновременно решал задачу максимального усиления своего влияния на этих землях. С другой стороны, великокняжеская власть, стремившаяся к созданию в Литве военной монархии, предпринимала указанные действия, прежде всего, в военных целях, и очень скоро это принесло свои плоды. Уже в конце 70-х годов XIII в. одно из нападений на Гродно, предпринятое Львом Галицким, было отражено гарнизоном, состоявшим из переселенных пруссов.

* * *

В 1282 г. князь Тройден умер. Его сменил Лютувер (Путувер), степень родства которого с прежним литовским правителем неизвестна. По сведениям некоторых литовско-белорусских источников, Лютувер являлся представителем княжеского рода из Жемайтии, служил долгое время в разных должностях (коморника, маршалка) у великого князя Тройдена и унаследовал после его смерти великокняжеский престол. К достоверным данным об этом князе относится сообщение «Хроники земли Прусской», составленной Петром из Дусбурга, в которой под 1291 г. сказано: «Лютувер князь (rex) Литовский отправил в этом году своего сына Витеня с большим войском в Польшу, в землю Брестскую». Известно также, что Лютувер уступил волынскому князю Мстиславу Даниловичу г. Волковыск, дабы «он с ними мир держал». Предположительно, правил князь Лютувер 11 лет, после чего литовский трон перешел к его сыновьям — Витеню, а затем Гедимину, которые и стали действительными основателями могущества Великого княжества Литовского и его правящей династии.

Характерно, что именно с князем Витенем, а не с его отцом Лютувером летописи связывают смену в Литве правящего княжеского рода. Румянцевская летопись в этой связи отмечает: «Видячи мужа мудраго и достойного Витеня, который был из роду и поколения Колюмнов, из отчины и из деравы Жемоити…и взяли собе великим князем литовским и жемоитским… И тут скончался род с Китоврасов и началося великое княжение Витенево, род великих князей литовских ис поколеня и из роду Колюмнов». С именем Витеня летописи связывают и появление знаменитого герба Литовского государства, получившего в геральдике название «Погоня литовская». Как сообщает Густынская летопись: «А Витень нача княжити над Литвою, измысли себе герб и всему князству Литовскому печать: рыцерь збройный на коне з мечем, еже ныне наричуть Погоня».

О правлении князя Витеня (Витенеса), его внешней и внутренней политике известно немногое. Летописи лишь кратко отмечают: «И будучи великому князю Витеню на Великом князьстве Литовском и Жомоитском и Руском, и пановал много лет». Но за время его правления, а у власти он находился 23 года, в Литве произошли столь существенные изменения, что о направленности деятельности этого князя легко можно судить по результатам, которых достигла Литва под его руководством. Об искусстве Витеня-политика красноречиво говорит то, как мастерски он использовал в своих интересах конфликт, возникший между Ливонским орденом, с одной стороны, и городом Ригой и местным архиепископом с другой. Несмотря на то, что литовский князь был язычником, он сумел заключить союз с рижским архиепископом против крестоносцев. По описанию С. М. Соловьева «…началась ожесточенная война; в течение 18 месяцев дано было девять битв, большую часть которых выиграли рыцари; но в 1298 году литовский князь Витенес вторгнулся в Ливонию, встретился с войском рыцарей на реке Аа и нанес им страшное поражение: магистр Бруно, 60 рыцарей и множество простого войска полегли в битве».

Последующие 25 лет прошли в открытой вражде Ордена с городом Ригой и архиепископом, а также в длительных юридических разбирательствах между ними. В 1309 г. папа Римский даже наложил проклятие на Ливонский орден и снял его лишь по истечении трех лет, смягченный богатыми подарками, которыми сановники Ордена щедро осыпали двор понтифика. А князь Витень, дав конфликту как следует разгореться, от дальнейшего участия в войне уклонился. В благодарность за это в 1307 г. ливонские рыцари уступили в его пользу верховное право на Полоцк, и это княжество перешло под покровительство Литвы. В Полоцке в то время собственного князя не было, и Витень посадил в городе своего брата Воиня.

Таким образом, обезопасив на четверть столетия границу с Ливонским орденом и избежав войны с крестоносцами на два фронта, Литва смогла сосредоточить свои силы против тевтонов. Результаты не замедлили сказаться. В начале XIV в. литовское государство уже обладало способностью собирать достаточно людских, финансовых и материальных ресурсов для строительства новых и укрепления старых замков. Была реконструирована защитная система замков в низовье Немана, центром которой несколько позже стал каменный Каунасский замок. Благодаря этой защитной системе на рубеже Немана неуклонное продвижение Тевтонского ордена вглубь прибалтийских территорий было, наконец, остановлено. Началась столетняя позиционная война, в ходе которой Орден непрерывно атаковал неманскую замковую оборону Литвы, но никак не мог ее преодолеть. По оценке Э. Гудавичюса: «Первое десятилетие XIV в. показало, что в военном противостоянии на Немане Литва была равноценным противником Тевтонскому ордену. На севере, пользуясь ослаблением Ливонии, сама Литва перехватила инициативу». К концу правления Витеня все границы страны были защищены уже не только лесами, болотами и озерами, как в былые времена, но и надежно укрепленными замками и городами.

Существенные изменения произошли и в вооруженных силах Литвы. Вместо нестройных деревенских ополчений, литовские князья возглавляли хорошо организованные армии, способные не только вступать в сражения с войсками крестоносцев и поляков, но и нередко побеждать их. По мнению многих историков, перемена, произошедшая в организации военного дела в Великом княжестве Литовском, была обусловлена освоением боевого опыта княжеств Руси, входивших к тому времени в состав Литвы или признававших себя вассалами ее великих князей. Источники начинают регулярно фиксировать наличие в литовских войсках вооруженных формирований русинов, которые отличались своим вооружением и военными приемами, схожими с оружием и приемами западного рыцарства. Так, уже под 1293 г. польский историк Ян Длугош упоминает об участии в походе Витеня в Пруссию «cum multitudine Lituanorum Rutenorumque» — большого числа литовцев и русинов. То же самое он пишет и о другом походе литовского князя в 1308 г. Известия об участии Руси в походах великих литовских князей содержатся также в летописи Виганда Марбургского, а Петр из Дусбурга, рассказывая под 1296 и 1305 г. о единоборстве немецких рыцарей с литовскими, оба раза отмечает, что последние были «Ruteni» — «Рутени», то есть русины.

Как и его отец Лютувер, Витень продолжал селить на Гродненщине беженцев из других регионов Прибалтики, и он же жестко подавил восстание жемайтских князей, склонявшихся к союзу с крестоносцами. В самом конце своего правления Витень успешно отразил нападение татар, предпринятое ханом Узбеком в 1315 г. с целью склонить Литву к уплате дани Орде, а также отвоевал у Галицкого королевства Берестейскую и Дорогичинскую земли. Уже в этот период Литовское государство приобрело те границы, которые почти совпадают с современными границами Литовской республики и Беларуси. Стабилизировав границы с Немецким орденом, добившись военного паритета с Галицко-Волынским княжеством и значительно нарастив свою мощь за счет присоединенных славянских территорий, Литва была готова начать противоборство с Золотой Ордой за находившиеся под властью татар земли Руси. Перед литовскими витязями лежали обширные степи Поднепровья, куда они принесли освобождение от татарской неволи. Многие историки уверены, что эта миссия была выполнена великим литовским князем Гедимином, вступившим на литовский престол в 1316 г. после смерти своего брата Витеня. Так ли это было в действительности мы расскажем в свое время, а пока вернемся к событиям в Галицко-Волынском княжестве, где на рубеже XIII и XIV столетий происходили объединительные процессы и смена поколений правителей.

* * *

Князь Мстислав скончался в 1292 г. Наследников у него не было, и Волынское княжество, перейдя под власть князя Льва, вновь объединилось с Галичиной в одно государство. Но жизненный путь самого князя Льва тоже клонился к закату. Последнее достоверное известие о повелителе воссозданной Галицко-Волынской державы относится к 1299 г., когда Лев встречался в Брно с чешским королем Вацлавом II. Как мы знаем, в сентябре следующего года погиб темник Ногай, но известие о смерти покровителя вряд ли могло взволновать престарелого галицкого князя. По преданию, незадолго до смерти Лев Данилович отошел от мирских дел, отрекся от власти в пользу сына Юрия и удалился в Спасский монастырь в Лаврове (ныне Старосамборский район Львовской области Украины), где был пострижен в монахи. По словам Н. М. Карамзина: «Любимый, оплакиваемый подданными, он скончался мирно и тихо в 1301 году, дожив до глубокой старости и велев предать земле тело свое без всяких знаков пышности». Никто не осмелился ослушаться воли усопшего, и монахи похоронили великого галицко-волынского князя на территории монастыря в простой одежде и в простом гробу. Несмотря на множество совершенных им при жизни неблаговидных деяний, а порой и откровенных преступлений, летописец дал ему в целом положительную оценку, отметив, что Лев был «князь мудрый, храбрый и крепкий на войны». В момент смерти великому князю было более 80 лет; его жена умерла незадолго до смерти мужа. Сохранились сведения о дочерях галицкого государя: Святославе, ставшей монахиней, и Анастасии, выданной замуж за добжинского князя Земовита. Предположительно, князь Лев и Констанция имели еще двух дочерей: Елену и Марию, причем последняя, возможно, была женой венгерского короля. Но из всех детей князя Льва наиболее известен уже упоминавшийся сын Юрий, который и унаследовал отцовский трон. В историю он вошел под именем короля Руси Юрия I.

Второй король династии Романовичей Юрий Львович родился приблизительно в 1252–1254 г. Став в неполных двадцать лет удельным князем Белза во владениях своего отца, женился Юрий сравнительно поздно. В 1282 г. он вступил в брак с племянницей Александра Невского, продолжив, таким образом, традицию галицких князей родниться с владимиро-суздальскими правителями. Первая жена князя, имя которой не сохранилось, умерла через четыре года после свадьбы; умер и их малолетний сын Михаил. Вскоре Юрий женился на Евфимии, дочери куявского князя Казимира, одного из многочисленных представителей польской династии Пястов. Историкам известны трое детей Юрия I от второго брака: сыновья Андрей и Лев, а также дочь Мария. Из них только у Андрея известна дата рождения — 1289 г., он же, предположительно, был старшим из братьев. Известно также, что около 1301 г. Мария была выдана замуж за сохачевско-черского князя Тройдена Болеславовича и стала матерью последнего галицко-волынского правителя Болеслава-Юрия II.

Вступив на престол в возрасте около пятидесяти лет, Юрий отказался от княжеских резиденций в Галиче, Холме, Львове и избрал своей столицей Владимир — древний, основанный еще киевским князем Владимиром Святым, город на Волыни. Подобно деду Даниле, Юрий I имел титул короля. На его печати, которой он скреплял свои послания иностранным дворам, было гордо начертано по-латыни: «qeorqi reqis Rusie», что означало: «Георгий, король Руси». Сведений о том, когда и где состоялась его коронация отсутствуют, но, в отличие от князя Льва, о коронации которого, как мы помним, тоже ничего неизвестно, в королевском достоинстве его сына историки не сомневаются. В изданной в последние годы советской власти монографии «Земли Юго-Западной Руси в составе Великого княжества Литовского» ее автор Ф. М. Шабульдо, рассуждая об обстоятельствах получения Юрием I королевского титула, уверяет читателей, что «…данное событие не было связано с папской курией. Скорее всего, оно обусловливалось какими-то позитивными сдвигами во внутриполитическом развитии и международном положении Галицко-Волынского княжества в первом десятилетии XIV в. Если исходить из посылки, что Юрий Львович явился продолжателем политики своего деда, то следует признать, что наиболее весомыми причинами принятия им королевского титула могли быть лишь усиление великокняжеской власти и распространение ее суверенитета на всю территорию, входившую в состав Галицко-Волынского княжества во времена его наибольшего могущества».

С тем, что принятие королевского титула неразрывно связано с усилением власти и распространением ее суверенитета на всю подвластную повелителю территорию, невозможно не согласиться. Но вот в то, что Юрий I обошелся без помощи папской курии, верится с трудом. Скорее наоборот: наличие королевского титула дает все основания полагать, что у Юрия Львовича были достаточно тесные и «продуктивные» отношения с верхушкой католической церкви, поскольку возлагать королевские короны на головы светских повелителей мог только один человек в мире — папа Римский. В противном случае, необходимо доказать, что Юрий I присвоил себе королевский титул самовольно, или получил его каким-то иным «нестандартным» способом. Подобных «открытий» монография уважаемого историка не содержит, поэтому его уверения о том, что при получении своего сана король и внук короля Руси мог обойтись без римского первосвященника, следует, видимо, отнести к идеологическим издержкам советского периода.

Начиналось правление Юрия I не слишком удачно: узнав о смерти грозного князя Льва, краковская и сандомирская шляхта выбила галицко-татарский гарнизон из Люблина и вернула город с прилегающими к нему землями в состав Польши. Компенсируя неудачу на западе, галицко-волынский повелитель воспользовался очередным ослаблением Золотой Орды и на некоторое время установил свой контроль над территорией, простиравшейся до нижних течений Днестра и Южного Буга. Именно этим присоединением подольских земель отдельные авторы склонны объяснять явную пассивность Юрия I в люблинских событиях — король Руси не хотел конфликтовать с поляками накануне неизбежного обострения отношений с Ордой. В то же время он неоднократно предоставлял убежище брату своей жены — куявскому князю Владиславу Локетеку, будущему польскому королю, когда тот спасался бегством от своих политических противников. В 1302 г. Юрий оказал Владиславу вооруженную помощь, направив свои отряды для участия в походе куявского князя в Сандомирскую землю. Тогда же был заключен брак между сестрой короля Руси Анастасией и братом Владислава Локетека добжинским князем Земовитом. В целом же правление этого умудренного жизненным опытом человека стало временем расцвета и силы Галицко-Волынской державы, к которой все чаще стали применять название Галицкое королевство.

О том, что во внешней политике король Юрий I далеко не всегда был склонен занимать пассивную позицию, свидетельствует и тот факт, что карпатский государь один из всех правителей самостоятельных княжеств и земель Руси быстро и жестко отреагировал на перенос кафедры православного митрополита из нейтрального Киева в столицу Владимиро-Суздальского княжества. Как мы уже отмечали, по ходатайству Юрия Константинопольский патриархат учредил в 1303 г. отдельную митрополию в Галиче. В связи с этим к безусловным заслугам короля Руси следует отнести высокий уровень его влияния при императорском и патриаршем дворах Константинополя. Не случайно польский историк, дипломат и крупный католический иерарх Ян Длугош писал, что Юрий был «муж мудрый, ласковый и к духовенству щедрый».

К сожалению, правил Юрий I недолго. Длугош указывает точные даты смерти короля Руси и его супруги Евфимии: соответственно 24 апреля и 17 марта 1308 г., но сообщение польского историка признается далеко не всеми авторами. Обстоятельства, при которых король Юрий I ушел из жизни, до нас не дошли, и как обычно бывает в таких случаях, отсутствие точных сведений создает почву для различного рода предположений. Так и в отношении смерти Юрия I существует версия, что он дожил до 1315 г. и погиб на войне с литовским князем Гедимином. Во всяком случае, первое достоверное свидетельство о правлении его преемников на престоле — сыновей Андрея и Льва — датируется 1315 г. Княжили ли братья к тому моменту уже несколько лет, или это и есть год прихода их к власти — остается предметом научных споров.

* * *

Смерть короля Руси — событие, безусловно, печальное для его близких и окружения, вряд ли воспринималась современниками Юрия I как предзнаменование событий значительно более трагичных, изменивших в скором будущем судьбу всей Галицко-Волынской державы. Ситуация после смерти короля действительно не вызывала тревоги: государство, стабильность власти в котором обеспечивали два принца-наследника, было сильно и богато. Правда, в момент смерти короля его сыновья были очень молоды: старшему Андрею, вероятно, не было еще и двадцати, но история знает немало примеров, когда страны и династии продолжали благополучно существовать и при значительно более юных государях. Главное: ни внутри государства, ни за его пределами никто не ставил под сомнение законность власти представителей династии Романовичей, а наличие сразу двух молодых князей, казалось, гарантировало страну от каких-либо династических катаклизмов на долгие десятилетия.

Так и было в течение пятнадцати лет после вокняжения Андрея и Льва. Подобно их прадедам Даниле и Василько, братья руководили своей державой на правах соправителей, называя себя князьями Руси, Галичины и Владимирии. В дальнейшем они, видимо, разделили государство, и Андрей именовался «dux Ladimirae», а Лев «dux Galiciae», что означало соответственно «князь Владимирии» (от древнего названия Владимирии — Ладомирия) и «князь Галичины». Читатель, очевидно, уже обратил внимание, что титулы короля Руси Юрия I и его сыновей приводятся в литературе, как правило, на латинском языке, так, словно речь идет о западноевропейских государях. Объясняется это тем, что документы, выходившие некогда из канцелярии галицко-волынских повелителей, сохранились только в архивах иностранных государств, переписка с которыми шла на латыни. Поэтому титулы государей русинского государства, во внутреннем деловом, религиозном и культурном обороте которого использовался церковнославянский язык, указываются для их адекватного воспроизведения на языке оригинала соответствующего документа, то есть на латыни.

О семейном положении князя Андрея ничего неизвестно, а в отношении Льва существует версия о его браке со свояченицей баварского герцога Отто III, имя которой не сохранилось. Предположительно, от этого брака родилась дочь Буша, которая около 1321–1323 гг. была выдана замуж за Любарта, сына великого литовского князя Гедимина. По сведениям других источников, еще одним зятем Льва был брянский князь Роман. Достоверность этих известий, как мы увидим далее, ставится многими историками под сомнение и остается только гадать: имел князь Лев одного зятя или двух, или у него их вообще не было из-за отсутствия у Галицкого правителя детей? Не подлежит сомнению только то, что наследница братьев-князей в брак действительно вступала, поскольку во второй части Супрасльской летописи, имеющей самостоятельное название «Летописец великих князей литовских», отмечено: «А Люборта принял володимеръский князь к дотьце во Володимер и в Луцеськ и во въсю землю Волынскую». Имя князя в летописи не названо, а потому кто именно был отцом указанной дочери — Андрей или Лев, мнения ученых в очередной раз разделились. Но если исходить строго из текста «Летописца», то следует признать, что шансы князя Андрея быть тестем Любарта имеют явное предпочтение, так как именно он правил на Волыни и носил титул «dux Ladimirie et dominus Russie» (князь Владимирский и повелитель Руси).

Внешнеполитическое положение карпатского государства в годы правления братьев-князей было сложным. По мнению В. Т. Пашуто, основной целью внешнеполитического курса последних галицко-волынских князей из рода Романовичей было ослабление зависимости их владений от Золотой Орды. Сами татары особо не докучали, но обязанность признавать их верховенство, платить дань и являться со своим войском по требованию ханов, по-прежнему сохранялась. У западных и северных соседей Галицкого королевства: Венгрии, Польши и Литвы — заканчивались периоды смут и раздробленности. В Венгрии, имевшей территориальные претензии к Романовичам еще со времен первого короля Галичины Коломана, основал новую династию анжуйский принц Карл Роберт. Вечный противник-союзник Польша в 1320 г. объединилась под властью родного дяди Андрея и Льва — короля Владислава I Локетека. Очень скоро его сын, король Казимир Великий, начнет открытую экспансию против Галицко-Волынской державы. Но наибольшую опасность представляла перешедшая к активным действиям Литва. В 1313 г. великий литовский князь Витень отвоевал у Романовичей берестейские и дорогичинские земли. В таких условиях союз с непримиримыми врагами Литвы — крестоносцами был для братьев-князей логичным и естественным шагом; в политике правило «враг моего врага — мой друг» всегда было основополагающим. В 1316 г. Андрей и Лев возобновили действие договора с Тевтонским орденом, заключенного еще их прадедом королем Данилой. Одновременно, как следует из подписанной 9 августа того же года грамоты, братья-князья брали обязательство защищать от нападений татар земли Тевтонского ордена, «покуда это нам будет возможно». Занимались повелители Галича и Владимира и делами коммерческими, подписав торговый договор с городом Торном.

В 1322 г. галицко-волынские князья утратили в Закарпатье Мукачево и прилегающие к нему территории. Само по себе это не влекло серьезных негативных последствий: приграничные регионы постоянно переходили от одного государства к другому. Однако в этот момент на Галицко — Волынскую державу обрушилось несчастье: в начале 1323 г. скончался князь Андрей, а немного ранее и князь Лев. Наследников мужского пола братья не оставили, и династия Романовичей внезапно пресеклась. Благодаря сохранившемуся письму их дяди Владислава Локетека от 21 мая 1323 г., в котором польский король сообщил папе Иоанну XXII о смерти братьев, время ухода князей из жизни определено достаточно точно. Но, как и в случае со смертью их отца, обстоятельства, при которых умерли, а может быть, погибли оба князя, доподлинно неизвестны. По одной из версий в 1323 г. Андрей и Лев, поддержанные их союзниками — тевтонскими рыцарями, вступили в сражение с татарами в районе Каменца. Ордынцы были разбиты, но братья в бою были оба ранены и вскоре умерли от ран.

Однако существует и иная, более широко распространенная версия гибели князя Льва, которая понуждает нас прервать рассказ о правителях Галицко-Волынской державы и обратиться к теме освобождения украинских земель от татарского ига. Речь пойдет о завоевании в 1320–1321 гг. Владимира, Луцка и Киева великим литовским князем Гедимином.