Глава IV. Литва: от первых князей до короля Миндовга

Наступил XIV век. Казалось, ничто не угрожало могуществу раскинувшегося от низовий Дуная до средней Оби улуса Джучи, более известного нам под названием Золотая Орда. Ни устрашенные монгольской мощью страны Центральной Европы, ни приведенные к повиновению княжества Руси не предпринимали, да и не могли предпринять, каких-либо решительных действий против татарского господства. Однако в глухом языческом углу Европы — в дремучих лесах Прибалтики — уже стремительно формировалась новая сила, которая не только не склонилась под натиском повелителей Азии, но и первой начнет открыто теснить их, отбирать подвластные монголам территории. Благодаря этой силе, вошедшей в мировую историю под названием Великое княжество Литовское, монгольское иго на территории нынешней Украины закончилось не через двести сорок, как в северо-восточных княжествах, а через 80–120 лет после его установления.

В следующие после изгнания татар три столетия исторический путь русинов был неразрывно связан с судьбами иных народов Великого княжества Литовского. Безусловно, история литовского народа не началась в XIV столетии, когда его войска шли победным маршем по дорогам Руси. Литовцы издавна граничили с русинами, во взаимоотношениях двух народов бывало всякое, но ситуация, при которой Литва смогла поглотить всю южную и западную Русь, ранее никогда не возникала. Для лучшего понимания общественных процессов, происходивших в Великом княжестве Литовском накануне его экспансии на Русь, обратимся к ранней истории Литвы, памятуя, однако, что исследование судьбы литовского народа не является для нас самоцелью, и мы вправе изложить эту историю в несколько сокращенном варианте.

Из общедоступных источников известно, что колыбелью литовских племен являлась территория между средним течением Немана, реками Нярис и Мяркис. Постепенно регион их обитания продвигался на юг к верховьям Немана и на север, охватывая правобережье Няриса. Расширение освоенных земель привело к разделению литовских племен на две ветви: восточных литовцев, именуемых непосредственно литовцами, к которым зачастую применяется еще и этноним «аукштайты» и литовцев — жемайтов, именуемых в литературе также жямайтами, жмудинами и жмудью. В ??–??? вв. у литовских племен происходит распад родового строя и начинается формирование феодальных отношений. В отличие от соседних славянских племен, в основе экономического уклада которых была общинная собственность на землю, в Литве возобладал индивидуальный германский путь общественного развития. В совместном пользовании литовцев находились только леса, озера, болота, а пахотная земля, пастбища и сенокосы стали собственностью отдельных семей.

По характеристикам их современников, литовцы жили в основном в деревнях, были прекрасными солдатами и великолепными наездниками. Успешные походы против соседних племен обогащали литовских племенных князей, а растущее количество рабов постепенно отделило их быт от соплеменников. На литовских землях появились сначала небольшие, а затем все более обширные, хорошо укрепленные усадьбы. Князья становились крупными землевладельцами, и их поместья превращались в настоящие деревянные замки. По своей общественно-экономической организации с сильным институтом княжеской власти, литовские племена значительно опережали соседних ливов, летгалов, эстов, куршей, земгалов, пруссов и другие племена Восточной Прибалтики.

Одновременно в Литве шли общеевропейские процессы консолидации племен, однако собственное государство сложилось здесь на 200 лет позднее, чем у соседних славян Руси и Польши. Объясняя причины столь существенного запаздывания в развитии государственности своего народа, литовский историк Э. Гудавичюс пишет: «Ответ мы находим в действиях Руси. В сороковых годах XI в. Русь и Польша совместно воевали против мазовшан и племен, выступивших в их поддержку. Именно в 1040 и 1044 гг. князь киевский Ярослав ходил на Литву. Литовцы были вынуждены признать верховенство Руси и платить ей дань. Подобное положение замедлило развитие нарождающейся литовской государственности. Серьезная опасность угрожала самому существованию Литвы: зависимость могла смениться полным присоединением к Руси, следствием этого должно было стать принятие православия со славянской литургией». Неудивительно, что в тот период русины знали литовцев значительно лучше, чем поляки или немцы. От полного растворения среди многочисленного населения Руси литовский этнос спас начавшийся распад Киевской державы на удельные княжества, благодаря которому в 1131 г. литовцы вернули себе независимость.

После обретения самостоятельности на литовских землях вновь возобладали процессы консолидации, и уже к концу XII в. здесь сложилась конфедерация племен, руководимая группой князей во главе со Стакисом и Дангерутисом. Связи между отдельными частями этой конфедерации были непрочными, и высшие по положению князья не контролировали ни внутреннюю жизнь подвластных им земель, ни взаимоотношения между «низшими» правителями. По словам В. Антоновича: «Народы литовского племени объединялись только общностью этнографической и культурной: тождество происхождения, языка, быта составляли между различными народами литовского племени связь этнографическую; тождество преданий и религиозного культа служило связью нравственной, культурной; последняя проявлялась и единственными наглядными признаками народного единства: общими, центральными для всего племени, святилищами и общим сословием жрецов…»

Однако такое внутригосударственное устройство ничуть не помешало литовским князьям приступить к систематическим нападениям на соседние балтийские племена, а также на русинов и поляков, вступивших в период удельной раздробленности. Эта экспансия базировалась на вассальных взаимоотношениях, связывавших высших и низших по положению князей, а также на значительном техническом потенциале, которого достигли к началу XIII в. ремесленники Литвы. Их изделия уже соответствовали уровню аналогичных товаров, производимых на окраинах Польши и Руси, но пока уступали по качеству изделиям из центральных городов этих стран. Тем не менее, дружины князей Литвы того времени располагали кольчужными доспехами, стальными шлемами, мечами и копьями местного производства, вполне позволявшими литовским воинам вступать в противоборство с витязями иных племен и государств.

Постепенно развивавшиеся в Литве процессы консолидации отдельных племен рано или поздно привели бы к созданию собственного государства, однако центростремительные силы неожиданно получили мощный внешнеполитический стимул. В XIII в. исповедовавшие язычество литовские племена подверглись агрессии со стороны крестоносцев из Западной Европы. Поскольку в данной книге нам не раз придется говорить об этом военнорелигиозном движении, напомним, что первой реальной силой крестоносного движения в Прибалтике стал Ливонский орден. Он был создан в 1202 г. в Риге по инициативе местного католического епископа. В основу устава новой военно-монашеской организации был положен устав Ордена тамплиеров, местом ее действия стали Лифляндия, Эстляндия и Курляндия, обобщенно именовавшиеся Ливонией. Отличительным знаком рыцарей Ливонского ордена, имевшего официальное название «Орден братьев воинства Христова», стал белый плащ с красным крестом и мечом. В связи с этим опознавательным знаком новый Орден очень часто назывался Орденом меченосцев, а по месту его расположения — Ливонским орденом.

Вскоре после учреждения Ордена меченосцев в Европе появилась еще одна военно-монашеская организация. В 1211 г. по приглашению венгерского короля Андрея II в его владения прибыли представители основанного в Палестине Тевтонского ордена. Спустя четырнадцать лет король Венгрии, опасаясь нескрываемого тевтонами стремления к полной самостоятельности, отказался от их услуг и отобрал переданные Ордену земли. Однако надолго покидать Европу рыцарям не пришлось — польский князь Конрад Мазовецкий решил использовать их в борьбе с прусскими язычниками. С 1230 г. Тевтонский орден прочно обосновался в Пруссии — территории, расположенной в треугольнике между Литвой, Польшей и побережьем Балтийского моря. Известно, к примеру, что только в первое десятилетие пребывания на прусской земле тевтоны сумели построить около 20 каменных замков.

Помимо указанных Орденов, пополнявшихся в основном выходцами из германских земель, в крестоносном движении в Прибалтике принимали участие датские рыцари, чья опорная база размещалась в основанном ими г. Ревеле (Таллинне), а также многочисленные паломники и просто искатели приключений со всей Европы. Эта пестрая смесь фанатиков и авантюристов совершенно не намеревалась признавать за балтийскими племенами права на самостоятельное принятие христианства и применяла к аборигенам методы Крестовых походов на Ближний восток, где слово Божье укоренялось их коллегами с помощью огня и стали. Игнорировали крестоносцы и присутствие в регионе католической Польши, полагая ее воздействие на соседних язычников недостаточно эффективным.

Уже в первом десятилетии XIII в. Орден меченосцев вытеснил литовцев с берегов Даугавы, лишив их возможности использовать этот речной путь для выхода в Балтийское море. Литовские воины, впервые столкнувшиеся с противниками, облаченными в тяжелые доспехи и оснащенными дальнобойными арбалетами, остро почувствовали техническое превосходство германских рыцарей. К тому же, кроме лучшего вооружения, Орден обладал еще одним несомненным преимуществом перед неорганизованными действиями литовских племен. «Во многом случайной и способной лишь на разбойные вылазки литовской военной политике, — отмечает в этой связи Э. Гудавичюс, — противостояла широкоохватная политика немецких церковных иерархов», — имевшая долговременные цели и четкие планы по их достижению. Необходимость противопоставления организованному нападению столь же организованного отпора и стала той силой, которая резко активизировала в 30-х годах XIII столетия процесс образования единого литовского государства.

Уже 21 сентября 1236 г. литовцы и жемайты, объединившиеся под командованием одного из первых известных истории литовских князей, называемого в отечественной историографии Рингольдом, в битве юго-западнее Сауле (Шауляя) наголову разбили ливонских крестоносцев. В сражении пал магистр Ордена Винтерштеттен (в некоторых источниках Волквин), 48 рыцарей, 2000 крестоносных ратников и 180 псковичей, принимавших участие в этой битве на стороне меченосцев. В результате этого поражения военные силы Ливонского ордена были почти полностью уничтожены, от него отпали многие завоеванные ранее земли, а его границы отодвинулись едва ли не к рубежам 1208 г. Всего через тридцать пять лет с момента основания «Орден братьев воинства Христова» фактически перестал существовать, и в мае 1237 г. по решению папы Григория XI его остатки были присоединены к Тевтонскому ордену. Согласно утвержденному в Риме уставу объединенный Орден должен был действовать в удерживаемой крестоносцами части Палестины, Пруссии, Ливонии и на острове Сицилия. После слияния Орден стал официально именоваться Немецким, но разделенные территорией Литвы его две составные части — Тевтонская и Ливонская — зачастую именовались своими прежними названиями.

Перегруппировав силы, рыцари возобновили свое наступление в Прибалтике. Для эффективного противостояния их натиску одних сил объединенных литовских племен было явно недостаточно. Требовалось дальнейшее усиление мощи Литвы путем присоединения новых территорий с многочисленным населением и богатыми материальными ресурсами. Как правило, такое наращивание сил производится за счет более слабых соседей, что влечет за собой новые войны и новые потери. В отношении Литвы история проявила невиданную благосклонность — создание и усиление литовского государства совпало с быстрым ослаблением после монгольского нашествия удельных княжеств Руси. Спасаясь от порабощения кочевниками, эти княжества одно за другим стали присоединяться к Литве, и остается только восхищаться той дальновидностью и мудростью, которые были проявлены ее князьями, сумевшими достойно распорядиться этим «подарком судьбы».

Получив мощное подкрепление в виде территориальных, экономических и военных ресурсов Руси, в начале XIV в. литовцы сумели остановить продвижение рыцарских орденов, а затем, перейдя от обороны к наступлению, вместе с другими восточноевропейскими народами разгромили Тевтонский орден в битве при Грюнвальде, навсегда остановив экспансию рыцарей на восток.

* * *

Таково краткое изложение классической версии возникновения и стремительного возвышения Великого княжества Литовского (или как его часто именуют для краткости в литературе ВКЛ), излагавшейся в курсе истории Российской империи, а затем истории СССР. Однако после распада Советского Союза эта теория стала подвергаться острой критике со стороны историков Беларуси, заявивших свои претензии на всю историю Великого княжества Литовского. Такой подход дал, к примеру, основание белорусскому историку Д. Кмитецу утверждать, что «в последнее время россиян неприятно удивили заявления ряда авторов новейших публикаций… о том, что больше всего в прошлом Москва воевала не против татар или шведов, а против белорусов. За 300 лет, с середины XIV до второй половины XVII века, между Московским княжеством и Великим княжеством Литовским (исторической Беларусью) произошли 12 полномасштабных войн, не считая множества мелких пограничных столкновений и усобиц».

Для того, чтобы понять логику приведенных Кмитецем расчетов, необходимо знать один нюанс: белорусские авторы не только рассматривают всю историю Великого княжества Литовского как историю своего народа, но и считают белорусский народ — под его историческим именем литвины — титульной нацией этого государства. Собственно, такая позиция белорусов далеко не нова. Еще в 1837 г. в опубликованном в Санкт-Петербурге «Обозрении истории Белоруссии с древнейших времен» титулярный советник из Могилевской губернии И. В. Турчинович писал: «Мало-помалу западная Русь образовала новое самостоятельное государство — княжество Литовское». Естественно, что ни в дореволюционные, ни тем более в советские времена такое мнение белорусов о собственной истории не могло стать предметом широкой дискуссии. Из трех «братских» славянских народов Божьим даром создавать государства официальная историография наделяла только старшего русского брата. Ни украинцы, с их древним Киевом, ни белорусы, с их ничуть не менее древним Полоцком, претендовать на такие способности не могли, а все помыслы «младших братьев» и совершаемые ими деяния полагалось объяснять непрестанно одолевавшим их желанием поскорей слиться (воссоединиться) с великорусским народом. Поэтому Турчинович, с его нестандартным подходом к истории своего народа, остался известен разве что узкому кругу специалистов, а после направления на работу в Иркутскую губернию вообще бесследно затерялся на необъятных просторах Российской империи.

Вернуться к изложению собственных взглядов на прошлое своего народа белорусские историки смогли только после обретения независимости. Обобщенное мнение современной белорусской историографии об истории Великого княжества Литовского изложено в изданной в 2002 г. книге «Беларусь: Государство и люди». Авторы данной книги, в частности, пишут: «Великое княжество Литовское создавалось как полиэтническая страна. На протяжении столетий продолжались процессы сближения и взаимной ассимиляции племен и народов, одновременно ускорялся этногенез новой нации. Балтский этнос на территории современной Беларуси постепенно славянизировался, сначала знать, а потом и простой люд переняли славянский язык, крестились по православному или католическому обряду. Вместе со славянами центральной и западной частей ВКЛ они идентифицировались под общим наименованием литвины… В стороне от процесса формирования нации литвинов остались жемойты и часть аукшайтов, присоединившаяся к ним. Компактное проживание значительной части балтского этноса на севере ВКЛ, почти полное отсутствие там славянского субстрата, особенности исторической судьбы привели к тому, что Жемойтия сохранила не только административную автономию, но и культурные, этнические отличия. За пределами литвинского этноса осталось и население Украины, освобожденной от господства Золотой Орды и присоединенной к ВКЛ. Южные окраинные районы были почти безлюдными, более заселенными были Галиция, Волынь, Киевщина. Жители этих регионов придерживались наименования русины».

Само название «Литва», согласно гипотезе, изложенной белорусским автором А. Е. Тарасом, произошло от славянского этнонима «лютичи». Сначала оно имело форму «лютва» как собирательное обозначение всех лютичей. Однако в славянских языках имеет место переход «лю» в «ли», и постепенно «лютва» превратилась в «литву». На то, что под «литвой» имелась в виду именно «лютва», по мнению Тараса, указывает слуцкое наименование литвинов — «лютвины», а также нередкие случаи упоминания Литвы в исторических документах XIII в. при князе Миндовге как Лютвы. Еще один белорусский автор, П. Г. Чигринов, полагает вполне реальным происхождение героя сражения при Сауле князя Рингольда от полоцкого княжеского рода, то есть от Рюриковичей.

Итак, согласно классической версии, волей-неволей отстаиваемой в настоящее время литовскими историками, племена аукштайтов и жемайтов были этнической основой Литовского государства, дали ему название и правящую династию. По мнению же белорусских авторов, этнической основой Великого княжества Литовского были предки белорусов, носившие историческое имя литвины, которые и дали стране название и, возможно, правящую династию. Налицо типичный исторический спор представителей двух стран, составлявших некогда единое территориальное целое о праве на историю великого в прошлом государства, аналогичный разногласиям россиян и украинцев из-за исторического наследия Киевской державы.

Мы не будем вдаваться в анализ обоснованности доводов той или иной стороны — спор за право быть титульным народом Великого княжества Литовского, разгорающийся между наследниками литвинов и этническими литовцами, украинцев непосредственно не касается. Как следует из вышеприведенной цитаты белорусских историков, население украинских земель в «литвинский этнос» не вошло. Сохранив собственные обычаи и нравы, русины остались самостоятельным народом, и кто именно — литовцы или литвины — играл главную роль в Великом княжестве Литовском для большинства граждан современной Украины принципиального значения не имеет. Наша задача совершенно иного порядка — понять, как жили в этом государстве, а также в соседнем Польском королевстве, предки нынешних украинцев. В связи с этим полагаем, что следует оставить указанный выше спор для разрешения историкам Беларуси и Литвы, считая достаточным для нашего повествования то, что обе спорящие стороны признают за предками украинцев их самобытность и собственное историческое имя — русины. А для того, чтобы ненароком не задеть чувства одной из сторон, в тех случаях, когда речь будет идти в целом обо всех подданных Великого княжества Литовского, будем использовать оба наименования: литовцы и литвины. Безусловно, под этим обобщенным названием будут пониматься и русины, и другие этносы Литвы, подобно тому, как в современной Украине все ее граждане при совместном упоминании именуются украинцами, независимо от того, к какой национальности принадлежит каждый гражданин отдельно.

* * *

Обратимся вновь к «Истории Русов» и посмотрим, что она сообщает о судьбе наиболее знатных родов «Руской Земли», вынужденных оставить Поднепровье под давлением введенных татарами порядков. «Знатнейшие же фамилии, — пишет ее анонимный автор, — с немногими Княжескими семействами удалились в соседственное Княжество Литовское, и там пребывая, многие соединились родством с владетельными и вельможескими фамилиями тамошними, и помощью сего подвигнули Литовского владетельного Князя Гедимина освободить их землю от владения Татарского и соединить ее со своею державою под одно право и начальство». Так в нашей истории появляется великий литовский князь Гедимин, основатель знаменитой династии Гедиминовичей, правившей предками украинцев на протяжении более двухсот лет. Так же как и Рюриковичи, потомки князя Гедимина оказали огромное воздействие на всю Русь, однако степень их влияния в различных регионах была разной: на юго-западе и западе Гедиминовичи правили, а Рюриковичи состояли в их окружении, а на северо-востоке власть была в руках Рюриковичей, а Гедиминовичи стали их именитыми подданными.

Сам Гедимин, которого многие авторы склонны считать освободителем украинских земель от татарского ига, был далеко не первым литовским князем, с которым русинам приходилось иметь дело. Начиная с почти легендарных Стакиса и Дангерутиса, литовские князья постоянно были то противниками, то союзниками Рюриковичей и на всем протяжении взаимоотношений Литвы и Руси состояли с ними в тесном родстве. Учитывая, что для русинов Гедиминовичи были второй после Рюриковичей правящей династией, напомним, как зарождался этот могучий род королей и великих князей. Оговоримся, что, на наш взгляд, далеко не все представители династии Гедиминовичей, правившие до момента вхождения украинских земель в состав Великого княжества Литовского, заслуживают равного внимания, поэтому о некоторых из них мы только упомянем, чтобы не нарушить последовательность изложения. Безусловно, к таким малоинтересным фигурам никак не может быть отнесен современник короля Руси Данилы Галицкого и великого владимиро-суздальского князя Александра Невского, основатель единого Литовского государства король Миндовг. С него мы и начнем.

По некоторым сведениям, сын князя Рингольда Миндовг (Мендовг) родился около 1195 г. Одно из первых летописных упоминаний о нем приходится на 1219 г., когда двадцать литовских князей, в том числе и Миндовг, заключили мирный договор с Волынским княжеством. Уже само количество лиц, скрепивших своими печатями указанный договор с литовской стороны, показывает, что в то время единого правителя в стране не было, и состояла она из десятков мелких княжеств. После объединения крестоносцев в один Орден Литва оказалась буквально зажатой между двумя вражескими группировками, нависавшими над ее территорией с северо-востока и юго-запада. В такой ситуации объединение местных племен стало единственной гарантией сохранения литовцами своей независимости, и совершенно не случайно первые известия о таком объединении под властью князя Миндовга приходятся именно на 40-е годы XIII столетия.

Известно, что до того времени Миндовг управлял не всей литовской землей, а только ее южной частью, отожествляемой иногда с так называемой «летописной Литвой». Около 1235 г. владевший наиболее политически и экономически значимой северной частью Литвы старший брат Миндовга князь Ердзивил (Довспрунк) умер. Воспользовавшись молодостью и неопытностью своих племянников, Миндовг присоединил земли Ердзивила к личному домену, что сразу же выделило его среди множества литовских князей. Однако ни многочисленные братья Миндовга, ни другие литовские князья не собирались отказываться от своих претензий на верховную власть, и Миндовг вступает на путь, пройденный когда-то киевскими князьями Владимиром Великим и Ярославом Мудрым. По сведениям летописи, Миндовг «нача избивата братью свою и сыновце свои, а другая выгна с земли и нача княжети один во всей земле Литовской». Слова «нача избивата братью свою», видимо, следует понимать буквально, так как более о братьях Миндовга летописи Руси ничего не сообщают. Самого же Миндовга после этих событий летописцы начинают называть великим князем, а немецкие хронисты — королем, хотя формально таким титулом он еще не обладал.

Особенно часто о князе Миндовге упоминает Галицко-Волынская летопись, так как отношения, заложенные между Литвой и Волынским княжеством договором 1219 г., постоянно развивались. Князь Данило вел ожесточенную многолетнюю борьбу за Галич; Миндовг не менее ожесточенно сражался за установление единоличной власти над Литвой. Оба князя остро нуждались в помощи, и потому союз этих двух великих правителей, сыгравших выдающиеся роли в истории своих государств, был предопределен. Сотрудничество между ними продолжалось многие годы и содержало немало эпизодов совместных выступлений Данилы и Миндовга против общих врагов.

Однако рано или поздно интересы Галицко-Волынского князя и повелителя Литвы должны были вступить в противоречие, поскольку их владения соприкасались между собой, а желания соблюдать сюзеренитет соседа над подвластными ему территориями ни одна из сторон не испытывала. Так и произошло, когда в состав «государства Миндовга» при неясных обстоятельствах вошла принадлежавшая Галицко-Волынскому княжеству Черная Русь (часть нынешней Беларуси). Под этим термином понималась достаточно обширная, населенная русинами территория с городами Новогрудок, Гродно, Слоним, Волковыск и др., а также земли в бассейнах рек Яссельды и Березины. Захват Черной Руси еще не был проявлением той долговременной и целенаправленной политики по присоединению земель Руси, которую будут проводить последующие литовские правители, — князь Миндовг просто забрал то, что плохо лежало. Очевидно, из-за монгольского нашествия, обрушившегося в то время на земли Галичины и Волыни, князь Данило не смог отстоять свои владения и был вынужден временно смириться с потерей Черной Руси.

С первых шагов по овладению землями Руси литовские князья стали предпринимать ряд мер, направленных на усиление их влияния среди новых поданных, вплоть до изменения собственного вероисповедания. Русинское население захваченных литовцами городов исповедовало православие, и в 1246 г., согласно Густынской летописи «Миндовг приять веру христианскую от Востока со многими своими бояры». Далеко не все историки склонны доверять этому сообщению летописца, но бесспорен факт крещения в православие одного из сыновей Миндовга — Войшелка. При этом, со стороны Войшелка принятие христианства было не просто удачным политическим шагом, но и искренним порывом, так как он основал православный монастырь и сам принял монашеский сан. Столица создаваемого Миндовгом государства некоторое время находилась в захваченном у Данилы Галицкого Новогрудке.

Присоединенные земли Миндовг удерживал цепко, врагов не страшился. Не привели его в трепет и ранее невиданные орды монголов. В 1242 Г. недалеко от Аиды Миндовг нанес поражение ханским войскам, а через семь лет, не дав татарам возможности проникнуть в пределы своего государства, одержал над ними победу на р. Нетечи. В отличие от большинства княжеств Руси, Литва осталась непокоренной и дани Золотой Орде не платила. Российский автор Ю. К. Бегунов, оценивая силу созданного Миндовгом государства, пишет: «Литовское княжение в то время было слабым, но оно держалось, давая литовцам эфемерную защиту от немцев, а русским — убогое прибежище от татар». Не будем спорить с Бегуновым относительно того, в какой степени можно считать слабым государство, дающее защиту в одно и то же время от двух столь мощных противников. Но непонятно, в сравнении с положением какой иной страны российский историк назвал литовское прибежище от татар «убогим»? Вряд ли положение населения в северо-восточных землях Руси, на котором мы останавливались ранее, можно признать более безопасным и спокойным. Думается, что более правильной является оценка Ф. М. Шабульдо, который отмечал, что «Литовское государство, отразив ряд нападений ханских войск, объективно являлось единственной в Восточной Европе организованной военно-политической силой, противостоявшей Золотой Орде».

* * *

Конечно, агрессивная политика князя Миндовга не могла понравиться его соседям, и в середине XIII столетия молодое Литовское государство оказалось в сложном положении. К постоянному давлению со стороны Немецкого ордена добавилось противостояние с Галицко-Волынским княжеством из-за Черной Руси. Оправившись после нашествия монголов и существенно упрочив свои позиции, князь Данило Галицкий заключил союз с рижским епископом и внутренними врагами литовского правителя. После прихода к власти Миндовг, пытаясь обезопасить себя от законного недовольства племянников, дал им во владение различные уделы: Товтивилу достался Полоцк, Арвиду — Рогачев, Тройнату — западная Литва. Как показали дальнейшие события, принятые великим князем меры своей цели не достигли, племянников удовлетворить не удалось, что привело со временем к открытой борьбе. На стороне племянников Миндовга и выступал князь Данило, который после смерти своей первой жены Анны вступил в брак с сестрой этих князей и во внутренних литовских делах поддерживал их сторону. После того как Миндовг отстранил Товтивила от полоцкого княжения, недовольство племянников вырвалось наружу, и в 1249 г. они выступили против своего дяди. Вначале противоборство не было отмечено сколько-нибудь решительными действиями, но постепенно вооруженный конфликт разгорался, в него втянулись крестоносцы и Данило Галицкий. Вооружив против Миндовга половину жмуди и ятвягов, галицко-волынский князь стал все сильнее теснить своего литовского противника.

Сложности Миндовга во внешней политике на этом не заканчивались. Из-за набега в 1245 г. на Торжок и Бежицу у литовского князя были испорчены отношения с северо-восточными землями Руси. Были у Литвы трудности и с Полоцким княжеством, которое вплоть до 1246 г. подвергалось постоянным литовским набегам. После смерти Брячислава — последнего князя Полоцкой династии Рюриковичей, на княжение в город стали приглашаться литовские князья. Но при этом Полоцк сохранял свою независимость и все попытки Миндовга самостоятельно определять князя для местного стола, вызывали в княжестве открытое недовольство. Таким образом, если взглянуть на карту средневековой Европы, то становится очевидным, что в результате агрессивной политики Миндовга раздираемая внутренними распрями Литва оказалась во враждебном окружении.

Опасная ситуация требовала принятия нетривиального решения, и князь Миндовг, проявив себя незаурядным политиком, сумел найти его: он решился на союз с главным и наиболее могущественным своим противником — Немецким орденом. Крутой поворот во внешнеполитическом курсе не занял много времени и уже в 1250 г. Миндовг достиг договоренности с ливонскими крестоносцами. В обмен на поддержку рыцарей литовский князь передал им расположенную на Балтийском побережье Жемайтию, которая, как клин, разделяла территории тевтонской и ливонской частей Ордена. Заодно Миндовг уступил крестоносцам и некоторые земли непокорных ятвягов.

Эти территориальные уступки лишний раз подчеркивают незаурядные качества Миндовга-политика: жмудь и ятвяги в союзе с Галицко-Волынским княжеством выступали против него, и литовский повелитель, отдав их земли крестоносцам, фактически расправлялся со своими противниками руками Ордена. Для себя же Миндовг создал дополнительные гарантии безопасности от агрессии рыцарей — ни жемайты, ни ятвяги не собирались покорно подчиниться господству крестоносцев и Орден, пытаясь овладеть этими землями, прочно увяз в них на долгие годы. Совершенно прав был дореволюционный русский историк А. Нечволодов, утверждавший, что Миндовг был «хитрый, жестокий и умный варвар; он всегда верно оценивал положение дел, не разбирал средств для достижения своих целей и не останавливался ни перед каким злодейством».

Одним из условий договора с крестоносцами, который литовский князь неукоснительно соблюдал в течение последующих 11-ти лет, было его обязательство креститься по католическому обряду. Выполняя данное обещание, в том же 1250 г. Миндовг, его жена Марта и двое их сыновей — князья Руклис и Реплис — приняли обряд крещения, сменив тем самым православие на католичество. Крестил высокопоставленных «новообращаемых» епископ Хелмский Герман в присутствии папского легата и магистра Ордена. Как писал С. М. Соловьев, «…папа был в восторге: он принял литовского князя, по обычаю, под покровительство св. Петра, писал к ливонскому епископу, чтоб никто не смел оскорблять новообращенного, поручил епископу кульмскому венчать Миндовга королевским венцом, писал об установлении соборной церкви в Литве и епископа».

Все историки единодушно утверждают, что крещение князь Миндовг принял притворно, только для того, чтобы устранить опасность со стороны наиболее могучего из своих врагов. Основания для таких утверждений действительно имеются: Миндовг явно не хотел «ставить на одну карту». Во всяком случае, жена великого князя, Марта, оставалась верной католичеству, сыновья Тотивил и Войшелк сохранили свое крещение по православному обряду, сам Миндовг (после двух крещений в христианство!) продолжал соблюдать языческие обряды, что обеспечивало ему поддержку коренного населения страны. Язычества придерживался и племянник великого князя Тройнат (Трянета), ставший правой рукой стареющего Миндовга. Такая исключительная веротерпимость великого князя имела и свою оборотную сторону: литовский двор раздирали противоречия между различными группировками, сформировавшимися на почве религиозных различий.

6 июля 1253 г. в Новогрудке папский легат увенчал Миндовга полученной от папы Иннокентия IV королевской короной. Одновременно была коронована и супруга нового европейского монарха. Как мы теперь знаем, Миндовг оказался единственным королем в истории Литовского государства. Его преемники на троне носили титулы великих литовских князей, некоторые из них одновременно были повелителями Польского королевства, но титула короля Литвы более не носил никто. Одновременно с коронацией, папа Иннокентий удовлетворил просьбу Миндовга и поставил вновь назначенного епископа Литовского в прямое подчинение Риму. По мнению Э. Гудавичюса, это было большим успехом: «…почти одновременно Литва была признана, получила ранг королевства и создала, пусть и не на уровне митрополии, отдельную церковную провинцию».

* * *

Меж тем боевые столкновения с войсками Галицко-Волынского княжества продолжались, в них непосредственно вмешался сам Данило, сменивший к тому времени титул князя на венец короля Руси. Находившийся на вершине своего могущества Данило Галицкий опустошил область Новогрудка; потом брат короля Руси князь Василько и сын Роман взяли Городец. Ситуация складывалась не в пользу литовцев, противостоять Галицко-Волынскому княжеству в то время Литва явно не могла и Миндовг прислал королю Даниле предложение о мире. Сначала галицко-волынский повелитель ответил категорическим отказом, но когда литовский король путем подкупа склонил на свою сторону ятвягов и жемайтов, согласился. В ходе переговоров об условиях мира два опытнейших политика — король Данило и король Миндовг — сумели достичь компромисса: Черная Русь оставалась под верховной властью Литвы, но непосредственное управление ее землями, на правах вассалов литовского короля, осуществляли галицкие князья. По условиям подписанного в 1255 г. договора, сын короля Руси Роман получил в правление Новогрудок, Слоним, Волковыйск и другие города, с обязательством «признавать над собою власть Миндовга». Другой сын Данилы, Шварн, вступил в брак с дочерью Миндовга. Не забыт был и союзник Романовичей князь Товтивил — он получил возможность возвратиться в Полоцк. Таким образом, король Руси восстановил свой контроль над землями, вышедшими из-под его власти, а его сыновья и союзники стали оказывать политическое влияние на внутренние литовские дела.

Безусловно, в момент заключения данного соглашения оно оценивалось обеими его сторонами как взаимовыгодное и единственно возможное. Альтернативой ему была война, изматывавшая силы двух государств.

Однако отдаленные последствия договора 1255 г. имели для заключивших его стран далеко не одинаковое значение. Оценивая соглашение между Данилой и Миндовгом с точки зрения его конечных результатов, В. Антонович отмечал, что оно оказалось более выгодным Литве, чем Галицко-Волынскому княжеству. На севере владения Данилы были отделены от Черной Руси владениями пинских князей, давно взиравших с беспокойством на усиление короля Руси. Ранее Данила отнял у пинских князей уделы в северной части Волыни, а потому они были склонны поддерживать Миндовга. С запада же Черная Русь отделялась от галицких владений землями ятвягов. Только усмирив окончательно эти племена, король Руси мог рассчитывать на сколько-нибудь прочное соединение Черной Руси со своими землями. С этой целью Данило предпринял ряд походов на ятвягов, и, несмотря на их упорное сопротивление, покорил. Но эта борьба галицко-волынского повелителя с ятвягами была выгодна и Миндовгу, так как избавляла литовского короля от одного из самых упорных внутренних противников его деятельности по укреплению государства. Таким образом, Миндовг в очередной раз разрешил свои внутренние проблемы с помощью чужой силы. К тому же возвращенный на полоцкое княжение Товтивил вынужден был занять по отношению к Литве более лояльную позицию. Со временем Товтивил полностью попал в фарватер литовской политики, хотя само Полоцкое княжество формально сохраняло свою независимость.

Король Данило Галицкий. Апокрифичное изображение

Договор 1255 г. имел для короля Литвы еще один важнейший аспект. Подписывая соглашение с Данилой Галицким, Миндовг недвусмысленно дал понять крестоносцам, что отныне они не единственные его союзники, что установившаяся было вокруг Литвы блокада снята окончательно. Это предупреждение было как нельзя более кстати, так как рыцари, соблюдая внешне мирные отношения, начали предпринимать в отношении Литвы недружественные действия. Еще осенью 1252 г. рыцари построили замок Мемельбург, до предела сузив территорию, разделявшую земли тевтонов и ливонцев и фактически заперев выход Литвы к морю. Адресованный им Миндовгом намек рыцари поняли, и в после дующие пять лет ситуация в регионе оставалась стабильной.

Хрупкий мир, возможно, продолжался бы и дальше, если бы не монголы. Не появлявшиеся в Европе после 1242 г. и частично потерявшие свои позиции в Галицко-Волынском княжестве, татары грозно напомнили о себе. В 1258 г. ордынские войска под командованием знаменитого полководца Бурундая, принимавшего участие еще в походах хана Батыя, нанесли удар по Литве. По мнению упоминавшегося уже Ю. К. Бегунова, «…целью татар было наказание Литвы, а затем и Галицко-Волынского княжества за непризнание их князьями власти ордынских ханов и слишком самостоятельную политику». Однако своей цели относительно покорения Литвы ордынцы достичь не смогли. Литовцы, понимавшие, что многочисленное конное войско Бурундая не сможет долго оставаться на топкой, лесистой земле Прибалтики, хитрили, уклонялись от решительного сражения, и, несмотря на значительные потери, основные свои силы сумели сохранить.

Нападение татар на Литву и последовавший за ним удар по Польше вызвали сильный резонанс в странах Центральной и Западной Европы. Вместе с тем его результаты показали, что монголы уже не обладают прежней сокрушительной мощью. Ни после данного похода, ни после повторного нападения в 1277 г. (совершенного после смерти Миндовга), Золотая Орда не сумела добиться какой-либо зависимости Литвы от власти ханов. Уже через год после ухода татар Миндовг вновь обладал достаточными силами для продолжения борьбы с Ордой.

Жертвой удара монголов 1258 г. стал союз Галицко-Волынского княжества с Литвой, поскольку по требованию татар в походе были вынуждены принять участие войска короля Данилы. Оскорбленный Миндовг разорвал союзный договор, вернул себе города, переданные в управление князю Роману, и возобновил набеги на Галицко-Волынское княжество. Во время этих событий сам князь Роман, к незаурядной судьбе которого мы еще вернемся, бесследно исчез. Но даже после татарского разорения, которому подверглось и Галицко-Волынское княжество, король Данило не был настолько слаб, как это могло показаться оскорбленному бывшему союзнику. На набеги Литвы карпатский государь ответил союзом с Тевтонским орденом, и в свою очередь стал совершать походы на литовскую территорию. Черная Русь вновь стала предметом ожесточенных столкновений двух государств.

* * *

Новый крутой поворот в политике короля Миндовга был связан с событиями в Жемайтии. На протяжении всего периода после передачи этой области крестоносцам там шли постоянные вооруженные столкновения между жемайтами и Орденом. 13 июля 1260 г. произошло сражение при озере Дурбе, которое, по мнению Э. Гудавичюса, следует считать одной из величайших битв XIII столетия. Возглавляемое магистром Ливонии Бургхардом Горнгузеном войско Ливонской и Тевтонской частей Ордена было дополнительно усилено формированиями датчан и боевых помощников, набранных из лояльных по отношению к рыцарям куршей и эстонцев. Еще до сражения в этом пестром по составу войске началось брожение. Курши требовали в случае победы вернуть их соплеменников, захваченных жемайтами, а представители иных племен считали всех будущих пленных общей добычей, подлежащей дележу.

Противостояли крестоносцам и их помощникам 4000 воинов аукшайтов, жемайтов, земгалов и тех же куршей. В ходе битвы сражавшиеся на стороне Ордена курши оставили вверенный им участок, а многие повернули оружие против рыцарей. Заколебались эстонцы. Крестоносцев охватила паника, они обратились в бегство, и в скором времени сражение превратилось в резню. Пало 150 рыцарей, среди них — магистр Бургхард Горнгузен и иные видные военачальники, а также множество кнехтов. Поражением Ордена при Дурбе немедленно воспользовались другие прибалтийские племена, подвергшиеся агрессии крестоносцев. 20 сентября 1260 г. вспыхнуло Великое восстание пруссов, сковавшее действия тевтонов на полтора десятилетия, начались выступления против крестоносцев на территории нынешней Латвии и на острове Сааремаа в Эстонии. Прямым следствием поражения Ордена при Дурбе стала утрата рыцарями многих своих завоеваний.

Великий князь Миндовг. Апокрифичное изображение с гравюры из «Описания Европейской Сарматии»

Позиция, которую занимал во время этих событий король Литвы Миндовг и степень его участия в них, историками оценивается достаточно противоречиво. Очень осторожную позицию занимает Гудавичюс. Вопрос участия короля Миндовга в подготовке выступления против крестоносцев литовский историк обходит молчанием, а последовавшие после битвы на озере Дурбе события излагает следующим образом: «Отношения Литвы и Тевтонского ордена после Дурбе внешне не изменились. Миндовг очень дорожил международным признанием Литвы, в силу чего спокойно наблюдал за событиями… В конце лета 1261 г. делегация жямайтов прибыла к Миндовгу. Она просила принять Жямайтию под власть короля Литвы и начать войну против Тевтонского ордена. Миндовг колебался, но все решило давление, оказанное Тройнатом». Как видим, по мнению Гудавичюса, позиция короля была крайне пассивной, а Литва вступила в войну против Ордена только благодаря воинственному племяннику старого Миндовга.

Большинство же авторов, в том числе и В. Антонович, уверены, что восстание в Жемайтии вспыхнуло под непосредственным руководством Миндовга, а волнения в других регионах Прибалтики возникли «вследствие побуждений Мендовга и при его помощи». При первых же признаках движения против тевтонского господства Миндовг разорвал все связи с Орденом, отрекся от христианства и «устремился к освобождению других ветвей литовского племени». Такие оценки представляются достаточно убедительными, если учесть, что Литва вступила в войну на стороне восставших племен и получила в результате существенные приобретения. В ходе войны Орден потерял «плоды многолетних усилий и все территориальные приобретения, полученные им от Мендовга», а Жемайтия возвратилась в состав Литовского государства.

Однако сражение при озере Дурбе, физически уничтожившее боевые силы Ордена в Балтийских странах, само по себе еще не могло разрушить ни идею крестовых походов, исповедуемую тогда Европой, ни созданную тевтонами систему быстрого восстановления их вооруженных сил. Для продолжения борьбы Литве срочно требовалась сильная поддержка. Потеряв в лице Данилы Галицкого союзника на юге, Миндовг начинает искать его на севере, обращаясь к Великому Новгороду и стоявшему за ним владимиро-суздальскому князю Александру Невскому. Начинал складываться кратковременный союз между Литвой и Великим Новгородом, серьезной помехой которому были прежние, далеко не дружественные отношения — последний набег литовцев на Торжок состоялся всего два года назад. Но литовскому повелителю было не впервой круто менять направление свой политики, и вскоре после битвы у озера Дурбе его послы прибыли к великому князю Александру с предложением о совместных действиях против Ордена. Владимиро-суздальский князь за предложение поблагодарил, однако связанный мирным договором Новгорода с тевтонами от 1253 г., особой заинтересованности в этом союзе не проявил. Миндовгу пришлось рассчитывать пока только на собственные силы.

Зимой 1261 г. несколько восстановившийся после поражения у Дурбе Орден вместе с мазовецким князем Земовитом и польскими рыцарями совершил новый поход на Литву. Третьего февраля состоялась битва у Леневардена, в ходе которой тевтоны и их союзники вновь были разбиты, что дало Миндовгу возможность в том же году изгнать из Литвы всех рыцарей Ордена и католиков. Весной следующего года был, наконец, подписан и договор с Новгородом Великим, предусматривавший совместный поход против крестоносцев, который, однако, существенных результатов не принес.

Воодушевленный успехами в борьбе с Орденом, и желая отомстить Галицко-Волынскому княжеству за помощь татарам, Миндовг в 1262 г. послал на Волынь два отряда, занявшихся грабежом. Однако столкновения с войсками Галицко-Волынского княжества не были для Литвы столь же успешными, как последние бои с крестоносцами. Один из отрядов Миндовга был разгромлен князем Василько у озера Небла. Более того, король Данило, заключив союзы с Орденом и с польским князем Болеславом, сумел через некоторое время вернуть Черную Русь и треть Судавии (земли ятвягов). Галицко-Волынское княжество вновь утвердилось в волостях, занятых ранее Литвою, но эта война была последней как в жизни галицкого короля, так и литовского повелителя.

В 1263 г. в результате заговора литовских князей Миндовг погиб. По общепринятой версии причиной возникновения заговора было оскорбление, нанесенное Миндовгом нальшанскому князю Довмонту — будущему защитнику Пскова и одному из победителей в знаменитой Раковорской битве. Оставшись после смерти своей первой жены вдовцом, Миндовг женился на ее сестре. При этом его ничуть не смутило то обстоятельство, что она уже была замужем за Довмонтом, что лишний раз подчеркивает, что Миндовг до конца своих дней оставался язычником. Роковой ошибкой Миндовга стало то, что он недооценил Довмонта, не рассмотрел в нем человека, способного на решительные и дерзкие поступки. Однако именно оскорбленный поступком великого князя Довмонт стал душой заговора, в результате которого Миндовг и двое его сыновей были убиты.

Так Литва потеряла своего первого великого правителя, которого помнит и чтит до настоящего времени. В отечественную же историю князь Миндовг вошел как достойный противник и союзник не менее знаменитых государственных деятелей средневековой Руси — Данилы Галицкого и Александра Невского. Выведя в одно и то же время на политическую арену столь значимых для своих стран правителей, судьба практически одновременно оборвала их жизненные пути. Время великих государей, правивших тремя могучими государствами, истекло, последним из них, достойно завершив свой тяжкий и славный путь, ушел из жизни король Руси Данило Галицкий.