14. Выборы в Верховный Совет

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

…Я считаю, что избирательная кампания есть суд избирателей над коммунистической партией, как над партией правящей. Результаты же выборов будут означать приговор избирателей. (Смех, аплодисменты). Не многого бы стоила коммунистическая партия нашей страны, если бы она боялась критики, проверки. Коммунистическая партия готова принять приговор избирателей408.

И. Сталин, 9 февраля 1946 г.

Как ленинградцы усвоили «уроки блокады» и войны в целом? Попытались ли они на тайных выборах выразить те сомнения, которые возникли у них в тяжелейшие дни голодной зимы 1941–1942 гг.? Материалы органов госбезопасности не дают однозначного ответа на этот вопрос, хотя важнейшими тенденциями названы высокий патриотический подъем и укрепление авторитета Сталина.

«…Ученые будут активно участвовать в выборах в Верховный Совет.

Мы еще раз должны продемонстрировать всему миру наше единство. Мы всегда будем помнить, что под руководством нашей партии, под руководством товарища Сталина наша страна разгромила врагов и достигла невиданных успехов. Это мы будем помнить и при выборах в Верховный Совет, отдавая свои голоса за кандидатов блока коммунистов и беспартийных. Мы должны учесть, что за этими выборами следит весь мир и не только официальные круги, но и народы всех стран.

Я много бывал за границей и знаю, как интересуют выборы наших друзей и наших врагов».

(Блинов И. А. профессор Технологического института им. Молотова)409

В несколько иной тональности прозвучало высказывание другого профессора, радостно отметившего, что наконец-то интеллигенция перестала быть чуждым элементом и займет подобающее ей место (хотя об этом на официальном уровне говорилось еще в середине 1930-х гг. и в тексте конституции 1936 г.):

«…В эти выборы будет много выставлено кандидатур от интеллигенции. Еще Ленин предупреждал, что интеллигенция России сыграет выдающуюся роль в управлении страной. На первых порах существования советской власти кое-кто из представителей интеллигенции пытался отмежеваться от революции и даже помешать ей. Поэтому у рабочих были сомнения и недоверие к нашим людям науки. С годами эта подозрительность изгладилась, так как мы практически доказали, что судьбы страны нам также дороги, как и рабочим… (здесь и далее выделено нами — Н. Л.)

(Поварнин К. И., профессор Института усовершенствования врачей).

Достаточно емко отношение к местному руководству и политике правительства в целом изложил еще один профессор, доктор мед. наук. Любопытны его суждения относительно понятия «демократия», тождественного следованию в фарватере интересов СССР.

«…Мне очень понравился доклад Секретаря Ленинградского Обкома ВКП(б) товарища Кузнецова. В нем ясно определена программа восстановления и развития народного хозяйства Ленинграда. Избиратели могут сами видеть, как будет выглядеть их жизнь через несколько лет. Товарищ Кузнецов ничего не скрывает и ничего не обещает. У нас правительство никогда не скрывает от народа трудностей. Это не лейбористы, которые обманным путем завоевали большинство при выборах.

У нас выборы пройдут показательно не только для населения Советского Союза, но и для всех подлинно демократических стран: Югославии, Болгарии, Венгрии, Польши. Эти страны учатся у нас, как нужно строить социалистический строй, чтобы он отвечал требованиям народа…

(Эпштейн Г. А., профессор травматологического института)410.

Наряду с этими высказываниями были отмечены заявления, квалифицировавшиеся как «дискредитация советской демократии, Сталинской конституции и избирательной системы». Внимательное же прочтение наводит на мысль о поиске альтернативы существующей системе руководства. По крайней мере, идея реализации демократии через сосуществование различных политических партий, достаточно отчетлива в ряде приводимых ниже цитат. Характерно, что в зафиксированных агентурой суждениях не было никакого упоминания о пережитом в годы войны, о накопленной обиде на «власть» и т. п. Однако, критика существующей системы дана очень убедительно и полно. Война не перевоспитала противников режима, напротив, выкристаллизовала сомнения и особенно в районах Ленобласти, находившихся во власти немцев, способствовала возникновению целого слоя «инакомыслящих».

«…У нас не может быть речи о свободных демократических выборах. Конституция СССР является бумажкой, и на деле она никому ничего не гарантирует и не дает.

Когда нет свободных легальных различных партий в России, тогда нет и свободных выборов, нет борьбы за кандидатов различных политических течений и партий.

Одна партия коммунистов выставляет только угодных ей кандидатов, своих членов или их сторонников, которые задарены различными орденами и пайками, званиями и машинами. Попробуй потребовать организации в России других партий или выставить кандидата, который не будет поддерживать политику коммунистов… Вас бросят в тюрьму и вы подохнете на каторге».

(Я. В. Н., профессор авиационного института)

«…Никаких свободных выборов у нас не может быть и нет. Они также совсем не тайные и не добровольные. Все это фальсификация и сплошной обман, начиная с выдвижения кандидатов и кончая голосованием… Скажите, разве масса назначает кандидатов? Это только по газетам так, на самом же деле их сверху назначают коммунисты и заставляют народ выдвигать их».

(Т. Б. С., артист, подготавливается к аресту)

«…Предстоящие выборы в Верховный Совет ничего нового в политическую и экономическую жизнь страны не внесут, и народ ничего нового не увидит.

Все понимают, что советская система государственного строя основана на личной диктатуре, а все остальные — пешки, которые безропотно готовы делать все, что прикажут, на что намекнут

(К. Н. Ф., зав. книгохранилищем Ленгосуниверситета, подготавливается к аресту)411.

Неоправдавшиеся ожидания отдельных верующих на реальное сотрудничество власти с церковью также было отмечено агентурой:

«Положение церкви — нелегальное. На церковь смотрят как на дойную корову и выкачивают из нее всеми способами деньги. Церковь не имеет никакой защиты от государства, ее можно как угодно обирать и теснить. Я считаю, что сейчас надо не терять времени… Нам обязательно надо внести в советы своих людей — верующих, беспартийных, духовенство.

Мне не понятно, почему духовная власть — патриарх и епископы — не принимают никаких мер, чтобы организовать свое общество, например, Михаила Архангела и от этого общества выдвинуть своих кандидатов»412.

В заключение отметим, что проведенное исследование позволяет сделать следующие выводы. Политические настроения населения Ленинграда в 1941–1942 гг. менялись достаточно быстро в связи со стремительным развитием событий на фронте и постоянным ухудшением положения горожан. От массовой лояльности к власти в начальный период войны они изменились в сторону общего недовольства ею осенью — зимой 1941–1942 гг., при этом значительная часть горожан (не менее 20 процентов) выражала резко негативное отношение по поводу сложившейся ситуации.

Качественная сторона настроений также заметно менялась. От аморфных обвинений власти в неспособности решать сиюминутные проблемы жителей города, «гапоновских настроений», боязни власти в течение нескольких месяцев был сделан рывок к достаточно глубокому анализу причин неудач, критическому отношению к происходящему, развитию возможных форм протеста (распространение листовок, апелляция к войскам, организация забастовок и демонстраций, т. е. проведение организованных акций).

Слабая и неэффективная власть теряла авторитет у горожан, уступая в их сознании место во многом идеализированной «будущей» немецкой власти. Немцы, впрочем, не проявляли особой активности.

В течение военных месяцев 1941 г. происходило отдаление народа от власти и даже их противопоставление, нашедшее свое выражение в попытках бороться с существующим режимом. Это борьба носила спонтанный и большей частью неорганизованный характер. В среднем в военные месяцы 1941 г. в городе за антисоветскую деятельность в день расстреливали 10–15 человек, в то время как в отдельные дни число умиравших от голода ленинградцев составляло до 10 тыс. человек. Число неполитических преступлений, связанных с голодом, также существенно возросло. Количество осужденных за грабежи, бандитизм и убийства было в три раза больше, нежели «политических». Ситуация нормализовалась только к 1944 г., когда количество «политических преступлений» стало незначительным.

После первой блокадной зимы реальной угрозы какого-либо сопротивления в Ленинграде не было, хотя недовольство властью сохранялось. Представления об идеальной власти определялись текущим моментом — население готово было принять ту власть, которая дала бы хлеб и мир и «порядок». Очевидно, что советская власть в то время ни хлеба, ни мира дать не могла. Решающую роль в обеспечении устойчивости власти сыграли органы НКВД, не позволявшие развиваться оппозиционным настроениям и перерастать в организованные действия масс.

Первая блокадная зима оставила в памяти ленинградцев мрачные воспоминания. На совещании актива домохозяйств Кировского района по сбору материалов по истории периода войны отмечалось, что «ярких фактов, на которых могло бы учиться молодое поколение, активисты привели мало». Напротив, доминировала тема смерти413.

Постепенное улучшение продовольственного снабжения, а также успех на фронте в последующие годы привели к относительной стабилизации настроений. Однако память о первой блокадной зиме не исчезла, а трансформировалась в глубокое неприятие режима со стороны части населения, включая представителей рабочих, служащих, интеллигенции и даже элиты. Эти настроения, оставаясь гетерогенными, как и в довоенные годы, отражали, во-первых, необходимость отказа от системы колхозов, во-вторых, либерализации экономической деятельности по модели НЭПа, в-третьих, смягчении рабочего законодательства, в-четвертых, допущении свободы совести, наконец, в-пятых, тесных отношений с союзниками после войны.

Патерналистский подход к власти не претерпел существенных изменений. Слабость власти, а также многочисленные уступки, на которые она пошла с целью расширения социальной опоры в годы войны, породили в обществе ожидания глубоких политических перемен. Победоносный завершающий этап войны, а также успехи СССР на дипломатической арене, укрепив авторитет Сталина, не сняли, тем не менее, вопроса о необходимости реформ.