Глава 5. ПО ТУ СТОРОНУ: НЕМЕЦКАЯ ОККУПАЦИОННАЯ ПОЛИТИКА И НАСТРОЕНИЯ НАСЕЛЕНИЯ ОККУПИРОВАННЫХ РАЙОНОВ В ПЕРИОД БИТВЫ ЗА ЛЕНИНГРАД

В начале июля 1941 г., захватив города Остров и Псков, немецкие войска вторглись в пределы Ленинградской области. К осени 1941 г. из 72 районов области они полностью заняли 51 район и 12 районов частично. Кроме Острова и Пскова были оккупированы Новгород, Луга, Выборг, Гдов, Старая Русса, Порхов, Кингисепп, Красногвардейск (Гатчина), Пушкин, Слуцк (Павловск), Петергоф (Петродворец) и другие¹.

Оккупация территории Ленинградской области является особым явлением в истории всех оккупированных областей СССР. Ни в одном другом месте на оккупированной территории Советского Союза в течение такого длительного срока (29 месяцев) не существовало военной администрации, как под Ленинградом, нигде не было такого продолжительного опыта пропагандистской обработки населения. Вместе с тем, история немецкой оккупации районов Ленинградской области также дает примеры кратковременного нахождения мирного населения под властью Германии. Например, оккупация части Тихвинского района, Шлиссельбурга и некоторых других показательны с точки зрения выявления быстро проявившихся симпатий к немцам со стороны части населения.

Необходимость рассмотрения Ленинградской битвы не в узком, «блокадном» смысле, а в широком, с учетом развития ситуации на фронте и оккупированной территории Ленинградской области, определяется рядом факторов:

1) неразрывной связью (или, лучше сказать, взаимозависимостью) населения, защитников города и жителей оккупированных районов как друг от друга, так от общей ситуации на Ленинградском фронте;

2) информированностью (подчас далеко не полной, на уровне слухов и личных впечатлений) всех трех групп — населения города, бойцов Ленфронта и жителей оккупированной территории о положении друг друга;

3) общностью военно-политического руководства как в отношении развития ситуации в городе и на фронте, так и на занятой противником территории;

4) информационным контекстом борьбы с противником, определявшим, к примеру, бескомпромиссность действий власти в Ленинграде против любых религиозных проявлений, принявших на оккупированной территории Ленинградской области характер открытой антисоветской агитации и пропаганды.

Оккупационная политика являлась частью борьбы за Ленинград, поскольку она была призвана обеспечить безопасность военных коммуникаций и порядок в тылу группы армий «Север». С другой стороны, ленинградское руководство считало одним из важнейших ресурсов борьбы с противником усиление партизанского движения в Ленинградской области и всемерное ослабление позиций оккупантов как в прифронтовой полосе, так и в глубоком тылу.

Настроения населения оккупированной территории Ленинградской области во многом определялись развитием ситуации вокруг Ленинграда. Немецкая служба безопасности практически в каждом своем сообщении указывала на то, что население постоянно задает вопрос о Ленинграде. Приведем несколько примеров.

Из отчета о деятельности отделения СД за период с 15 по 28 февраля 1942 г.:

«…Очень многие ожидают скорого взятия Ленинграда, так как имеют там родственников. Говорят, что Ленинград скоро падет, поскольку на местные аэродромы прибыли большие подразделения полиции, которые впоследствии должны быть переброшены на север. Население считает, что эти полицейские подразделения предназначены для использования в Ленинграде и что в ближайшие недели последует большое наступление на город»².

Из отчета за период с 15 апреля по 30 апреля 1942 г.:

«Очень много говорят о Ленинграде. Главный вопрос в разговорах повторяется вновь и вновь: «Когда падет Ленинград? Следует ли вообще брать город или он останется «островом» на оккупированной немцами территории?» Так, например, один крестьянин сказал следующее:

«В конце мая — начале июня Ленинград непременнно будет взят немецкими войсками, так как этот порт важен для снабжения немцев. Когда город падет, для крестьян, проживающих вблизи Ленинграда, наступит тяжелое время, так как изголодавшееся население потоком устремится через страну, чтобы получить продовольствие».

Есть и другие мнения. Ленинград никогда не падет. Город превращен в неприступную крепость и находится под защитой Кронштадта. Население и армия имеют достаточно продовольствия, чтобы продержаться еще один год».³

Из отчета за период с 16 июня по 30 июня 1942 г.:

«…Гитлер должен признать, что Ленинград взять сложнее, чем всю Европу»⁴.

Из отчета за период с 29 июня по 11 июля 1942 г.:

«Слухи, источник которых не установлен:

Вырица: «в Ленинграде уже революция».

Сиверская: «немцы Ленинград не могут взять, так как там есть еще запасы на 5 лет»»⁵.

Из отчета за период с 13 по 26 августа 1942 г.:

«Настроение прежнее… Много разговоров о падении Ленинграда. Усилившееся движение по шоссе связывают с предстоящим штурмом города»⁶.

Из отчета за период с 13 по 26 июля 1942 г.:

«Существенных изменений в настроениях населения не произошло. В разговорах постоянно поднимается вопрос о том, когда же, наконец, падет Ленинград. Ленинград оказывает огромное воздействие на большую часть населения (многие имеют там родственников и близких»⁷.

Из отчета за период с 28 августа по 12 сентября 1942 г.:

«Активность немецких ВВС убедила население в том, что вскоре последует наступление на Ленинград. Дополнительным аргументом за это является интенсивность транспортных перевозок. Большая часть населения, живущего в Вырице, Сиверской, Корташевке, Сусанино и др. работало до войны в Ленинграде и многие уверены в том, что их материальное положение улучшится в результате падения Ленинграда. В среде русской интеллигенции полагают, что, благодаря организаторскому таланту немцев, в короткий срок удастся снова запустить многие промышленные предприятия Ленинграда и создать новые возможности для работы и заработка»⁸.

Из отчета за период с 13 по 25 сентября 1942 г.:

«Особых изменений в настроении населения не произошло. Главный вопрос по-прежнему касается судьбы Ленинграда. Если ранее надеялись, что Ленинград падет в начале или середине сентября, то теперь часть населения вновь поверила в то, что и в этом году Ленинград немцам взять не удастся. Интеллигенция, однако, говорит, что рано или поздно Ленинград будет взят, так как попытки Красной Армии облегчить положение города до сих пор заканчивались неудачей»⁹.

Из отчета с 26 сентября по 12 октября 1942 г.:

«Отмечается, что настроение населения в Сиверской прежнее. Главный вопрос — о судьбе Ленинграда. Господствует мнение, что Ленинград ни до ни во время ближайшей зимы взять не удастся»¹⁰.

Ленинград оказывал определяющее значение как на среднесрочную, так и долгосрочную перспективу для населения оккупированных районов, особенно прифронтовой полосы. Он оставался символом прочности советского режима и лучшим доказательством того, что СССР еще способен продолжать борьбу.

Одним Ленинград внушал страх, другим — надежду. Пока Ленинград сражался, говорить о прочности немецкой власти в прифронтовой полосе было нельзя. Захват Ленинграда немцами превратил бы пригороды в глубокий тыл. Для Военного Совета Ленфронта и особенно УНКВД ЛО ситуация на оккупированной территории была неотъемлемой частью битвы за Ленинград. Одной из важнейших ее особенностей было использование опыта, полученного на оккупированной территории, в деятельности внутри города. Это, прежде всего, касалось таких вопросов, как место и роль церкви в годы войны и интерпретация понятия «антисоветская деятельность». Важно отметить, что тема оккупации очень живо обсуждалась и в Ленинграде, вызывая беспокойство власти.

В целом вопросы военных действий и партизанской борьбы на Ленинградском фронте достаточно исследованы. Широкое освещение получили события, связанные с преступлениями немецких войск, эсэсовских и полицейских подразделений, с экономической эксплуатацией, с принудительным трудом, с посылкой советских людей на каторжный труд в Германию, с массовым убийством партизан, военнопленных, бойцов сопротивления и заложников, с похищением культурных ценностей и т. д.¹¹

А. Даллин в своей фундаментальной работе о немецкой оккупационной политике в СССР в годы второй мировой войны¹² уже обратил внимание на основные противоречия, вытекающие из военных целей нацистов на Востоке — «завоевание жизненного пространства» — и собственно методы достижения поставленных целей. Даллин, как и многие авторы, занимающиеся данной проблематикой, пришел к выводу, что без хотя бы пассивной поддержки со стороны населения оккупированных районов СССР у немцев не было реальных перспектив надолго обеспечить господство на занятой территории и гарантировать стабильность собственного тыла.

Однако, как в советской/российской, так и в немецкой историографии мы не имеем до сих пор истории оккупации как части битвы за Ленинград. В советское время это имело идеологические причины. Изучение и изложение большого круга вопросов десятилетиями было нежелательно или же просто запрещено. И это несмотря на то, что в советских/российских, немецких и американских архивах имеется множество документов военных и гражданских органов, газет, листовок, мемуаров и т. п., на основании которых изучение истории оккупации особых трудностей представлять не должно. Однако много времени уже потеряно. Большинство очевидцев событий полувековой давности ушли из жизни.

Нашей задачей является освещение вопросов противоречивости германской оккупационной политики, механизма контроля и пропаганды, проблематики сотрудничества части русского населения с немецкой военной администрацией, оценки настроений населения на оккупированной территории Ленинградской области и как следствие этого, политики ленинградского руководства (особенно органов НКВД) в годы войны.

Восстановление картины настроений населения оккупированных районов Ленинградской области представляет собой весьма сложную задачу. В отличие от блокадного Ленинграда, мы практически не располагаем письмами и дневниками тех, кто в 1941–1943 гг. находился под властью немцев. Имеющиеся в фонде воспоминаний бывшего партархива документы при всем их значении носят мемуарный характер. Крестьянское население не имело привычки вести дневники, да и уровень грамотности не был в деревне досточно высоким, чтобы можно было ожидать каких-либо значительных по репрезентативности источников этого типа. Корреспонденция также в большинстве случаев носит лишь фрагментарный характер. Да и кому было писать? Исключением были те, кто уехал (по своей воле или по принуждению) в Германию и поддерживал переписку со своими родными и знакомыми, оставшимися на оккупированной территории. Естественно, вся эта корреспонденция подвергалась цензуре, так что о подлинных настроениях оставшихся в оккупации на основании этих источников судить очень сложно. Выявленные нами письма читателей в редакции русскоязычных газет, издававшихся немцами на оккупированной территории Северо-Запада, также представлены в архивах фрагментарно¹³. Материалы Гарвардского проекта по изучению советского общества основаны на интервью, которые были даны через 8–9 лет после начала оккупации. При этом доля тех, кто проживал на территории Ленинградской области и участвовал в проекте, ничтожна мала.

Единственными источниками, которые отражали настроения людей на протяжении всей оккупации, были сообщения немецкой службы безопасности, а также специальных групп военной разведки Красной Армии и партизан. Тем большее значение имеет обнаруженный нами в архиве Гуверовского института дневник Лидии Осиповой, прожившей три года войны в Пушкине, Павловске, Тосно, Гатчине и Риге, а затем уехавшей из СССР. Фрагменты из этого дневника публикуются в разделе «Приложения». Писался этот дневник в военное время. Л. Осипова неоднократно указывала на причины, побудившие ее вести дневник. В частности, 12 августа 1941 г. после того, как соседка пыталась подсмотреть содержание дневника, Осипова сделала следующую запись:

«Записочки эти придется теперь вести по вечерам. Запираться днем тоже вызовет подозрение, а все катьки всегда влезают без стука. А это тебе не приход с расходом, а вернейший способ вывести самих себя в расход. Писать же их ни за что не перестану. Такое счастье отдыхать за ними. И может быть будущему историку освобожденного русского народа они послужат как живой и достоверный материал».[105]