8. Дело М. С. Бакшис: мина замедленного действия?
Как ленинградцы усвоили «уроки блокады»? Попытались ли они на тайных выборах подтвердить те сомнения, которые возникли у них в тяжелейшие месяцы 1941–1942 гг. относительно режима или же «простили» тех руководителей партии и правительства, кто был отчасти повинен в смерти и страдания сотен тысяч людей, подчиняясь старому правилу, что победителей не судят?
Военные месяцы 1941–1942 гг., высветившие основные черты ленинградского руководства в период блокады, а также режима в целом, оказали серьезное воздействие как на власть в целом, так и на ее отдельных представителей. Блокада способствовала появлению диссидентов в стенах Смольного и других властных структурах города (армии, прокуратуре, среди руководителей предприятий). Спектр диссидентских настроений в последние месяцы войны был достаточно широк — от критики отдельных лиц и мероприятий, проводимых властью, до неприятия режима в целом. Не случайно, что эти явления имели место, прежде всего, во властных структурах, где была возможность получения всесторонней информации о положении не только в городе, но и в стране в целом.
События, которые служат основой для интерпретации сущности настроений в рассматриваемый период, — это выборы в Верховный Совет, проведение государственных займов, суды над военными преступниками и др. Наряду с высказываниями во славу Сталина и советской политической системы УНКВД ЛО были отмечены заявления, квалифицировавшиеся как «дискредитация советской демократии, Сталинской конституции и избирательной системы». Внимательное же прочтение сводок УНКВД наводит на мысль о том, что далеко не все смирились с существовавшим режимом, высказывались различные альтернативы существующей системе руководства. По крайней мере, идея реализации демократии через сосуществование различных политических партий, достаточно отчетлива в ряде приводимых ниже цитат. Характерно, что в зафиксированных агентурой суждениях, не было никакого упоминания о пережитом в годы войны, о накопленной обиде на «власть» и т. п. Однако, критика режима дана очень убедительно и полно. Война не перевоспитала его противников, напротив, выкристаллизовала сомнения и особенно в районах Ленобласти, находившихся во власти немцев, способствовала возникновению там целого слоя «инакомыслящих».
Однако у каждого был свой путь. Помощник областного прокурора И. О. Перельман, всю войну проработавший в Военной прокуратуре, непосредственно участвовал в контроле за деятельностью одного из райотделов НКВД Ленинграда, присутствовал при допросах лиц, обвинявшихся в совершении, в числе прочего, и контрреволюционных преступлений и, в конце концов, сам стал одним из обличителей советской политической системы. Наверное, подследственные оказывали влияние и на правоохранительные органы, со временем «распропагандируя» их. Перельман, назначенный в конце войны на должность помощника областного прокурора, вынес суровый приговор декларативности сталинской конституции:
«Наша Конституция такая, как она написана и утверждена, — самая демократическая конституция в мире. Это так. Но в том-то и дело, что написана она, как и многие другие наши постановления и законы, исключительно для обмана народа.
«Право на труд». Это фраза для дураков из-за границы. Разве у нас есть право на труд? У нас человек обязан работать даром, и он не может не работать под страхом тюрьмы, а ему говорят — ты осуществляешь высокое право на труд… Ни один пункт Конституции о свободах не выполняется. Где свобода собраний, печати, где она? Вы можете свободно говорить только то, что вам приказано….
Человек не желает работать на этом заводе, не желает покупать заем, не желает хвалить нашего руководителя и т. д., а его заставляют не только это делать, но еще требуют, чтобы он всех уверял, что он хочет это делать».
В связи с этим заявлением Перельмана УНКГБ готовило его арест99. Естественно, что информация о подобных случаях (Перельман и др.) передавалась в Москву, давая еще один повод Кремлю усомниться в лояльности Ленинграда. Более того, имелись факты и прямых выпадов сотрудников аппарата Смольного против Сталина. В январе 1945 г. начальник УНКГБ ЛО с грифом «совершенно секретно, лично» направил А. А. Кузнецову справку на сотрудника Особого сектора Лен. ОК и ГК ВКП(б) Марию Степановну Бакшис. В документе сообщалось:
«В процессе разработки антисоветской националистической группы литовцев было отмечено, что от участников этой группы систематически исходили разного рода антисоветские провокационные слухи о якобы предстоящей смене руководства ВКП(б) и советского правительства, подпольном «брожении» в партии и т. п.
Дальнейшей разработкой было установлено, что участников этой группы периодически посещает работающая в Смольном Бакшис М. С., которая и является источником ряда провокационных слухов, распространяемых участниками группы.
О высказываемых Бакшис взглядах, враждебных к руководству ВКП(б) и советского правительства, наша агентура сообщает:
«…Бакшис считает, что благодаря неправильному руководству «тотального властелина» (здесь и далее выделено нами — Н. Л.), «всесоюзного самодержца», который ни в ком больше не вселяет доверия, кроме скрытой ненависти и страха, страна ввергнута в непростительную войну…
Бакшис обвиняет его в азиатском подходе к людям и и государству, в отсутствии чувства меры и такта, в чрезмерном самолюбовании и невиданном в мире самообожествлении, в искажении темпов коллективизации и индустриализации, давших якобы плачевные результаты и в полном нарушении программы партии, ее устава и учения Владимира Ильича…
Бакшис полагает, что если еще и сохранились какие-то возможности для спасения партии и советской системы, то они заключаются в скорейшей смене высшего руководства и всей внешней и внутренней политики страны».
Бакшис отрицательно отзывалась и о Красной Армии, заявляя:
«…Бойцы новых наборов сражаются плохо — воевать вообще не хотят. Они недовольны правительством, ввергшим их в такую страшную войну. Они недовольны командирами, в минуту опасности первыми удирающими с фронта. Они погибают молчаливо сотнями тысяч, а между тем погибать им в сущности не за что и защищать нечего, кроме голодного существования в колхозе, без личного будущего и без уверенности в завтрашнем дне».
Бакшис утверждает также, что ВКП(б) находится в периоде перерождения, которое, как она заявляет, началось давно… со смерти Ленина. В этой связи Бакшис говорила:
«…Наша партия, как Ленинская партия, видимо, перестала существовать. Название только сохранилось. А теперь надо ожидать, что и гимн наш переменят по приказу «Лица»».
В одной из бесед, говоря о популярности С. М. Кирова, Бакшис сказала:
«…А Вы верите, что его убили именно все эти троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы и как там еще их называли»»100.
Это был сильный удар по хозяевам Смольного. Оказалось, что в течение всей блокады важнейшую информацию они доверяли человеку, который был последовательным критиком Сталина, обвиняя того в предательстве дела Ленина, перерождении партии, совершении преступлений против своего народа и убийстве Кирова. Личное послание Кубаткина Кузнецову было, по сути, миной замедленного действия, поскольку информация о настроениях в Смольном могла уйти в Москву и без ведома Кубаткина, что происходило неоднократно в период блокады, поскольку сотрудники соответствующих подразделений имели право в экстренных случаях сноситься со своим московским начальством непосредственно, т. е. минуя начальника УНКВД. Сам же Кубаткин вряд ли был заинтересован в информировании наркома, ибо именно его ведомство просмотрело врага. Таким образом, все ленинградское руководство (за исключением военных) оказалось в одной лодке. Оставалось лишь ждать и надеяться.
Вскоре после окончания войны Кубаткину было направлено спецсообщение об антисоветских высказываниях со стороны «некоторых членов ВКП(б)», которые во многом перекликаются с критическим отношением к режиму со стороны Бакшис.[46] Примечательно, что этот документ был адресован не секретарям ОК и ГК партии, а руководителю Управления НКГБ.
Таким образом, с 1944 г. стала прослеживаться тенденция фиксирования антисоветских настроений в партийной среде отдельно от общих настроений и накапливания этой информации на Литейном. Такое положение вещей, вероятно, возникло не случайно. То ли в партии в период войны действительно назрел кризис, и органы госбезопасности реагировали на него, то ли НКГБ решил перехватить инициативу в структуре органов управления, создав очередной «центр». Возможно, что существовал «заказ» на подобную информацию из Москвы (Сталин или Берия) для проведения партийной «чистки» в связи с глубокими изменениями, которые произошли внутри советской элиты и значительным ростом влияния региональных лидеров и военных. Наличие компрометирующего материала об антисоветски настроенных членах партии могло быть использовано против тех, кто своевременно их не выявил или, хуже того, «потворствовал» или «покровительствовал» им.
Большая часть зафиксированных высказываний характеризовалась как «враждебное отношение к существующему строю» (9 случаев), хотя и в других отмеченных агентурой заявлениях в той или иной степени это «враждебное отношение» было весьма четко выражено. Спектр этих настроений был очень широк — от констатации общего недовольства существующим положением вещей и необходимости возвращения к «ленинским традициям», до сравнения советской системы с американской демократией и предположением, что ситуация может измениться как изнутри, так и под воздействием внешних факторов.
В целом приведенные УНКГБ высказывания весьма красноречивы. Они, безусловно, верно отразили настроения значительной части общества. Для многих появились новые объекты для преклонения — Америка и Англия102. Власть должна была быстро реагировать на эти факты, дистанцируясь от своих союзников. Продолжение тесных отношений с демократиями могло породить соответствующие ожидания и еще более подорвать доверие народа к советской власти.
«Я вынес твердое убеждение, что абсолютно все население Советского Союза в той или иной степени недовольно советской властью. В массах назрел вопрос, что борьба с большевизмом есть закономерная необходимость …»
(зав. кафедрой марксизма-ленинизма Театрального института И. А. Власов).
«Что за безобразная система нашего правительства, везде чувствуется эта система, говорящая о низости жизни. Вот посмотришь на нашу дикую систему и сравнишь ее с американской, так надо сказать, что там люди живут и над ними никто не издевается, сами себе хозяева, их личность неприкосновенна.
Если эта система не изменится, то так жить нельзя — или умирать или бежать от этого мира. Надо ломать все, надо, чтобы народ понял, что может быть значительно лучший мир, с лучшими условиями жизни и тогда сам народ изменит систему…»
(главный металлург завода № 181 Р. Г. Либерман).
«Порядков у нас нет, управлять государством не умеют. Идейных коммунистов у нас тоже нет, остались одни шкурники. Чтобы дать возможность крестьянству жить хорошо, надо распустить колхозы и дать ему полную свободу.
Вообще у нас в стране нужно все перевернуть и начать жить по-новому. Для этого нам нужен «новый Ленин», который бы смог взяться за это дело».
(рабочий 2-й ГЭС И. Е. Емельянов).
«Я знаю много людей, которые жутко недовольны, но все молчат, все боятся, так как у нас расправляются не стесняясь. Мы в основном должны надеяться на вмешательство извне, потому что США и Англия при их могуществе не будут долго нас терпеть, они либо постараются уничтожить этот порядок, либо нас совершенно изолируют».
(зам. начальника Ленгорпромстроя Л. Г. Юзбашев).
«Россия вся голодает и нищенствует. На Урале по несколько месяцев люди не получают зарплату, колхозы работают лишь для выполнения госпоставок. Россия не имеет сапог, не имеет тряпки прикрыть тело….»103
Вскоре после окончания войны блокадная и «окопная правда» дополнились «правдой заграничных походов». Возвращавшиеся из Европы домой военнослужащие, встречаясь с горькими реалиями советской действительности, были не только источником разнообразной информации, но и неизбежных в таких случаях сравнений и обобщений, которые в большинстве случаев были не в пользу существующего режима. Они оказывали воздействие на самые широкие слои населения, включая и членов партии:
«Демобилизованные из Красной Армии, бывшие в … Германии, Чехословакии, Прибалтике, возвратились в Россию недовольными, т. к. человек, поживший за границей, вряд ли теперь слепо будет верить в советскую «зажиточность» и эти люди еще «сделают погоду», т. к. в их руках есть материал, чтобы опровергнуть «правду» советской жизни».
(директор Кузнечного рынка Н. Г. Михеев).
«Нельзя осуждать русский народ, что их сделали ворами, их сначала сделали нищими. Вы посмотрите на всех нас, разве мы не нищие. Наша советская система сделала нас такими. Мы вынуждены красть. Если у человека все есть, зачем он пойдет к другому? А он пойдет потому, что у него нет и негде взять. Сколько ты не работай, все равно будешь голоден. В Америке безработый лучше обеспечен, чем наш инженер, имеющий работу».
«В Советском Союзе нет и не может быть демократии, она существует только на бумаге… Демократия возможна только там, где существуют несколько партий.
Выборы в Верховный Совет есть прямое выполнение директив партии. Избранные в состав счетной комиссии по выборам являются не избранниками народа, а заранее намеченными людьми».
(работник завода им. Ленина М. А. Зубрицкий).104
Приведенные цитаты довольно точно отражают настроение населения города в тот период. Соответственно, возник крайне нежелательный для верховной власти образ Ленинграда — ореол города-героя — Мученника в СССР и за пределами страны, с одной стороны и наличие глубокого неприятия режима значительной частью его элиты и населением, — с другой.
Стремительная карьера многих выходцев из Ленинграда в послевоенное время, поставившая под угрозу стабильность положения ближайшего окружения Сталина, спровоцировала драматическое разрешение конфликта. В ходе «ленинградского дела» была проведена глубокая «стерилизация» элиты северной столицы, а собственно ленинградское население существенно «разбавили» выходцами из провинции. Пророчески прозвучали слова Сталина на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа Москвы 9 февраля 1946 г.:
«Говорят, что победителей не судят (смех, аплодисменты), что их не следует критиковать, не следует проверять. Это неверно. Победителей можно и нужно судить (смех, аплодисменты), можно и нужно критиковать и проверять. Это полезно не только для дела, но и для самих победителей (смех, аплодисменты): меньше будет зазнайства, больше будет скромности. (Смех, аплодисменты)».105