4. А. А. Кузнецов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Как и все пострадавшие в ходе так называемого «ленинградского дела», А. А. Кузнецов оставался запретной темой для историков в течение нескольких десятилетий. Кроме того, многие архивные материалы, имевшие отношение к нему, в связи с его арестом и расстрелом были изъяты и уничтожены. Поэтому историкам довольно сложно воссоздать деятельность этого, несомненно, выдающегося человека во время войны, показать во всем многообразии его работу в горкоме партии и в Военном Совете, раскрыть его представления о власти, ее ответственности, о смысле борьбы за Ленинград и принесенных жертвах, и, наконец, о сохранении правды о ленинградской трагедии.

Одним из немногих сохранившихся источников являются материалы бюро Ленинградского горкома ВКП(б), а именно выступления А. А. Кузнецова на заседаниях бюро горкома в 1941–1943 гг., а также подготовительные материалы к ним. Пожалуй, за исключением А. А. Кузнецова, никто из ленинградских руководителей не признавал открыто (естественно, в среде партаппарата) исключительности тех условий, в которых они находились в период блокады, никто из секретарей ГК не использовал это обстоятельство в качестве аргумента с целью улучшения работы партийных функционеров и проявления большей заботы о нуждах вымиравшего населения, никто с таким моральным правом, как А. А. Кузнецов, не мог заявить в феврале 1942 г. от имени руководства города, что «мы — отцы всех детей», настаивая на том, что «кроме собственных детей необходимо заботиться о всех детях», особенно оставшихся без родителей32.

Война и блокада дали А. А. Кузнецову шанс вырасти в крупного руководителя и стать впоследствии одним из секретарей Центрального Комитета. Как уже отмечалось, номинальный руководитель Ленинградской партийной организации Жданов был вовлечен в решение многих проблем на уровне ЦК, нередко отсутствовал в городе и, кроме того, часто болел. Для карьеры А. А. Кузнецова это было уникальное стечение обстоятельств — в мирное время взгляды, которых он придерживался и пропагандировал на уровне горкома партии, не вполне вписывались в сложившийся за довоенное десятилетие порядок вещей, а в годы длительной блокады они оказались востребованными. В условиях нарастающего усиления административной системы и усиления культа личности Сталина, довоенные призывы А. А. Кузнецова отказаться от навязываемого Москвой слепого доктринерства («расширение политического и культурного кругозора происходит слабо, все обучение сведено к одному «Краткому курсу») могли ему дорого обойтись. Напротив, смелая пытливость, необходимость повседневной аналитической работы, постановка новых задач — вот те качества, которые, по мнению А. А. Кузнецова, должны были развивать в себе партийные функционеры. Буквально за неделю до начала войны А. А. Кузнецов важнейшим недостатком в работе партийного аппарата в Ленинграде назвал неумение обобщать факты: «если факты не обобщать, не анализировать, то они сами по себе ценности не представляют», — подчеркивал он в одном из своих выступлений перед партийным активом33.

Максимальный отказ от излишнего администрирования, способность принимать самостоятельные решения на уровне своей компетенции — это как раз то, что было необходимо в условиях ускоренной индустриализации и начавшейся вскоре войны. Изменение сложившегося в партии бюрократического стиля управления виделось А. А. Кузнецову достаточно просто:

«…пройдет года три-четыре, мы будем работать без решений, без резолюций. Чтобы сеять весной…решения выносить не надо. Надо сеять. Чтобы убирать хлеб … решения выносить не надо. … Надо убирать… Много решений получается от нашей некультурности, от нашей азиатчины, от нашей распущенности, недостаточной требовательности к себе и другим»34.

Алгоритм успеха партийного руководства, по мнению А. А. Кузнецова, также был несложен и включал в себя три элемента: во-первых, тщательная подготовка вопроса и принятие по нему правильного решения; во-вторых, неукоснительное проведение этого решения в жизнь и, наконец, в-третьих, осуществление контроля за его реализацией35. В ходе начавшейся войны с Германией добавился еще один важный элемент — необходимость рассматривать все проблемы под политическим углом зрения. «Война, — говорил А. А. Кузнецов, — это прежде всего вопрос большой политики. Быть командиром и не быть политиком — это поражение»36.

Самостоятельность при принятии решений отнюдь не означала призыва к отказу от иерархии власти. Напротив, А. А. Кузнецов подчеркивал, что «надо воспитывать людей так, чтобы они немного побаивались начальников… Людей нужно воспитывать в страхе в хорошем смысле этого слова, воспитывать уважение к вышестоящим товарищам»37.

А. А. Кузнецов много сделал для формирования дивизий народного ополчения, часто выезжал на передовую, эффективно руководил комиссией по строительству оборонительных полос вокруг Ленинграда и в самом городе. На чрезвычайную значимость этой работы, проведенной в кратчайшие сроки, указывали немецкие разведорганы, предостерегавшие военное командование о неминуемости больших жертв в случае штурма Ленинграда. Наконец, Сталин неоднократно давал поручения А. А. Кузнецову по обороне города и, в отличие от Жданова, ни разу не устраивал ему разносов. Несомненно, А. А. Кузнецов был коммунистом до мозга костей, беспредельно преданным Сталину и верящим в его слова: «Раз товарищ Сталин сказал… — это закон, это святость, мы в это верим и мы победим»38. Но он был молод, умен, честен и инициативен, своей неиссякаемой энергией внося свежую струю в деятельность руководства города. И все же в конце августа 1941 г. А. А. Кузнецов не мог нейтрализовать те негативные тенденции, которые развивались в среде местной элиты.