Культура в период смены эпох

Август стремился поддерживать свое господство не только применением силы, но прекрасно понимал, что, как форма государственного правления огромной римской империи, принципат нуждался в идеологическом оформлении. Август очень ревностно следил за тем, как меняется по отношению к нему общественное мнение, а поэтому в целях пропаганды своей собственной политики, использовал не только политические средства, о которых мы говорили выше. Огромное внимание Август уделял литературе, изобразительному искусству; для пропаганды политики среди простого населения использовались даже такие традиционные средства, как лозунги на злобу дня, которые чеканились на монетах.

Такими официальными лозунгами принципата были мир, pietas и свобода. Окружающие Августа друзья, а в особенности один из наиболее близких к нему Гай Цильний Меценат, оказывали всяческую материальную поддержку и покровительство римским поэтам, писателям и художникам, ожидая в ответ прославления действий Августа. Впоследствии, как мы знаем, имя этого филантропа стало нарицательным и теперь меценатами называют тех людей, которые материально поддерживают деятелей искусства.

В кругу Мецената оказались крупнейшие римские поэты того времени — Квинт Гораций Флакк, Публий Вергилий Марон, а также их современники Альбий Тибулл и Секст Проперций.

По-видимому, первые два попали в окружение Мецената не только благодаря своему таланту. Дело в том, что еще во времена гражданских войн, в широких массах снова стала очень популярна распространенная на Востоке идея о божественном спасителе, который осчастливит людей и вернет на землю «золотой век». Сходные мотивы встречаются и у Горация (65-8 гг. до н. э.). Впоследствии эти их строки послужили возвеличиванию названных поэтов, так как христиане увидели в этом пророчества о рождении Иисуса Христа.

Особенно творчество Вергилия превозносилось в эпоху раннего возрождения. Как известно, Данте Алигьери в своей бессмертной «Божественной комедии» описывает фантастическое путешествие, которое он якобы совершил по Чистилищу — по католическим догматам, — преддверие ада. В этом путешествии его сопровождал Вергилий. Приведем цитату из самой поэмы, в которой ясно видно отношение итальянского поэта нового времени к своему великому предшественнику:

«Так ты, Вергилий, ты родник бездонный,

Откуда песни миру потекли? —

Ответил я, склоняя лик смущенный. —

О честь и светоч всех певцов земли,

Уважь любовь и труд неутомимый,

Чтоб в свиток твой мне вникнуть помогли!

Ты мой учитель, мой пример любимый;

Лишь ты один в наследие мне вручил

Прекрасный слог, везде превозносимый.

Смотри, как этот зверь меня стеснил!

О вещий муж, приди мне на подмогу,

Я трепещу до сокровенных жил!»

Но, как известно, не только христиане обратили внимание на пророчества Вергилия и Горация, эти идеи были широко использованы окружением Августа. Как уже говорилось выше, для своих восточных подданных он сам был богом и к нему они не редко прилагали эпитет «спаситель».

В Риме и Италии он, не выступая как живое божество, пропагандировал идею нового счастливого века, дарованного им людям. Он всячески укреплял консервативные настроения в массах путем реставрации древних религиозных верований и морали. Сделавшись великим понтификом, Август не только восстановил многие храмы, но также и целый ряд древних празднеств, в которых принимали участие он сам, его семья, приближенные и множество римских граждан.

Так, с древних времен в Риме каждые сто или сто десять лет справлялись так называемые «секулярные» (столетние игры). С наступлением мира, Август решил отпраздновать их с небывалой торжественностью, что и произошло в 17 г. до н. э. Все жители Италии были приглашены на это трехдневное празднество. Увеселения и угощения сменялись молитвами и жертвоприношениями за мир, благополучие и плодородие земли и всех на ней живущих. Горацию был заказан секулярный гимн, который исполняли юноши и девушки из знатных семей. Сам император с семьей принимал деятельное участие в торжествах. Он ставил цель поразить воображение народа. Кульминационным моментом праздника было ночное шествие и жертвоприношение, что должно было внушить массе римлян мысль о наступлении нового века. После этого в Риме был установлен культ «божественного Юлия» в честь обожествленного Гая Юлия Цезаря, приемного отца Августа. А во многих провинциях почитался «гений Августа», для служения которому были созданы специальные жреческие коллегии, строились храмы и воздвигались жертвенники.

Но и тут Август показал себя расчетливым и холодным политиком: использовав популярные в массах надежды на божественного спасителя и «золотой век», Август постарался тут же уничтожить мятежные идеи, которые могли быть с ними связаны. По его приказу специальная жреческая коллегия тщательно собрала и пересмотрела все пророчества и предсказания, которые ходили в народе и приписывались древним пророчицам-сивиллам. Все записи прорицаний, в которых комиссия углядела опасный для принципата дух, были сожжены. Август также запретил поклоняться в Риме восточным богам, которые нашли там уже многих почитателей, особенно среди плебса, вольноотпущенников и рабов.

Все это проводилось под лозунгом возрождения римской старины и нравов предков. Лозунги эти имели тот же смысл, что и призыв к возрождению pietas. Рабов стремились вернуть к фамильным культам, оградив их от «опасных учений, которые дали бы им возможность объединиться»; свободным же гражданам Рима внушалось, что они самой судьбой поставлены намного выше всего остального человечества. Делалось это, чтобы сплотить их вокруг римской религии, римских добродетелей и императора Августа, воскресившего их. Во времена принципата возрождались давно забытые старые обряды, восстанавливались давно пришедшие в упадок жреческие коллегии, поощрялись исследования в области римских древностей.

Даже поэт Публий Овидий Назон, который прославился любовной лирикой, в угоду императору Августу принялся за кропотливое исследование о древнейшей римской религии, в результате чего появилась его поэма «Фасты» («календарь»). Она содержала перечень римских праздников, а также обрядов, которые были связаны с ними и версии об их происхождении. Но не только этот поэт прославлял римскую старину и Августа. Этим проникнуто творчество и других великих поэтов — Вергилия, Горация, Трибулла, Проперция, которые, следует заметить, сами принадлежали к среде крупных собственников, а поэтому политика Августа не могла не нравиться им.

Все они входили в литературные кружки, которые находились под покровительством ближайшего после Агриппы друга Августа — Мецената, а также бывшего противника Октавиана, а впоследствии его ярого сторонника — Валерия Мессалы. Все эти поэты были уроженцами италийских городов, некоторые из них происходили из всаднических родов. Только Квинт Гораций Флакк был сыном вольноотпущенника. Многие из них потеряли свои земли во время гражданских войн. Известны стихи неизвестного поэта, в которых он со страстной ненавистью отзывается о ветеранах, захвативших его землю во времена второго триумвирата. В стихах этих он заклинает свою землю, чтобы она не давала плодов незаконным и нечестивым владельцам. Сам Вергилий в одной из своих эклог жалуется на пришельцев — солдат, которые захватили его имение, но с окончанием гражданских войн он стал на сторону нового режима.

Публий Вергилий Марон считается выдающимся поэтом древнего Рима. Он родился в Андах (возле г. Мантуи), изучил риторику и философию, учился у известного философа эпикурейской школы, Сирона. Свою литературную деятельность Вергилий начал еще в 40-е г. до н. э. В это время он подражал неотерикам и больше всего Катуллу, в основном его «ученой поэзии». В конце 40-х — начале 30-х годов Вергилий выпустил сборник, который состоял из десяти эклог — «Буколики». Это сразу сделало его известным поэтом. В этом сборнике Вергилий, опираясь на традицию, буколической («пастушеской») поэзии, которая сформировалась в литературе эллинизма, создал особый жанр поэтической утопии с условными фигурами-масками пастухов, которые жили в некой идеальной буколической стране — Аркадии. Они были поглощены любовью и поэзией, не стремились ни к богатству, ни к власти. В эпоху гражданских войн этот условный мир явился выражением мечты поэта о счастье, но уже в «Буколиках» прозвучали мотивы идеальной идеологии — прославление и обожествление принцепса. Именно после появления «Буколик» Вергилий сблизился с покровителем римских поэтов Меценатом, став вскоре главой его литературного кружка. В течение 30-х гг. до н. э. он создал большую дидактическую поэму, которая была посвящена сельскому труду — «Георгики». В ней он прославлял сельский труд, деревню, как опору государства, стремился их опоэтизировать, возбудить интерес к сельскому труду.

Это отвечало насущным потребностям политики императора Августа, который стремился возродить сельское хозяйство Италии, разоренное гражданскими войнами.

В «Георгиках» Вергилий выступал уже как убежденный сторонник идей принципата.

Обе эти книги создали автору большую популярность, но пережившую века славу величайшего римского поэта принесла ему эпическая поэма «Энеида», над которой он работал десять лет, вплоть до своей смерти в 19 г. до н. э.

Сам император Август постоянно интересовался его трудом и слушал отдельные части поэмы.

В этой поэме рассказывается о приключениях и битвах троянского героя Энея, сына Венеры, которому боги предназначили основать новый город в Италии и стать родоначальником царей Альба-Лонги, Ромула и рода Юлиев. В двенадцати книгах «Энеиды» рассказывается, как Эней бежал вместе со своей дружиной из горящей Трои, Неся на плечах своего старого отца Анхиза. А рядом с ним шел его сын Асканий, который в последствии был назван Юлом. После долгих странствий и неудач Эней попал в Карфаген, где правила царица Дидона. Она выслушала Рассказ Энея о его подвигах и скитаниях, полюбила его.

Но их союз расторг сам Юпитер, который напомнил Энею, что его ждет великое будущее в Италии и он снова отправился в путешествие. Покинутая царица в отчаянии кончила жизнь самоубийством. Эней же, прибыв в Сицилию, похоронив здесь Анхиза, с помощью Сивиллы спустился в подземное царство, где его умерший отец показал ему будущих великих мужей Рима и величайшего из них, прямого потомка Энея — Августа, который вернет на землю «золотой век», прекратит войны и раздоры, расширит власть Рима до Индии и Каспийского моря. В самой Италии Эней долго воевал с латинами и этрусками, после женился на Лавинии, дочери царя Латина, и заложил начало новому царству латинов и троянцев.

Бюст германца («Арминий»). I в. н. э. Мрамор.

Вергилий избрал сюжет о мифическом предке римлян — троянце Энее, сыне Венеры, который получил распространение в Риме еще в 3 в. до н. э. и служил целям утверждения величия Рима. В своей поэме Вергилий прославлял древние римские доблести и благочестия, воплощенные в образе главного героя. Будущее величие Рима и Августа в поэме возвещает и Анхиз, и сам Юпитер, который определяет миссию римлян на земле: пусть другие народы сильнее в науках и искусствах; назначение римлян — быть владыками мира, щадить побежденных и покорять надменных. Знаменитые деятели, создавшие величие Рима, по мнению Вергилия, были сильны мужеством, суровой простотой и благочестием (pietas), сам Эней — образец благочестия, которое и обеспечило ему победу. Благочестивых он видит и спустившись в царство мертвых, в стране блаженных; зато нечестивые терпят там страшные муки. С большой любовью Вергилий описывает древние обычаи и обряды римской религии и простую сельскую жизнь. «Энеида» так ярко воплотила идеологию принципата, что на долгие века осталась любимым произведением римлян, ее комментировали еще в 5 в. н. э. Ее цитировали поэты, историки и авторы эпитафий, высеченных на надгробьях в Италии и в провинциях, по ней изучали прошлое Рима, по ней гадали.

Напоминая, что Август является потомком Энея (род Юлиев, к которому принадлежал Октавиан, вел свое происхождение от Иула, сына Энея, а тем самым — от самой Венеры) Вергилий способствовал зарождению положения о божественности принцепса, служившей важнейшей идеологической основой власти Августа. Долгое время эта поэма была классическим произведением и для европейских литератур, она служила единственным образцом эпоса вплоть до знакомства с поэмами Гомера и оказала влияние на создание ряда эпических поэм Нового времени.

Процитируем начало первой книги этой великой поэмы в переводе С. Ошерова:

ЭНЕИДА. Книга первая

Битвы и мужа пою, кто в Италию первым из Трои —

Роком ведомый беглец — к берегам приплыл Лавинийским.

Долго его по морям и далеким землям бросала

Воля богов, злопамятный гнев жестокой Юноны.

Долго и войны он вел, — до того как, город построив,

В Лаций богов перенес, где возникло племя латинян,

Города Альбы отцы и стены высокого Рима.

Муза, поведай о том, по какой оскорбилась причине

Так царица богов, что муж, благочестием славный,

Сколько по воле ее претерпел превратностей горьких,

Столько трудов. Неужель небожителей гнев так упорен?

Город древний стоял — в нем из Тира выходцы жили,

Звался он Карфаген — вдалеке от Тибрского устья,

Против Италии; был он богат и в битвах бесстрашен.

Больше всех стран, говорят, его любила Юнона,

Даже и Самос забыв; здесь ее колесница стояла,

Здесь и доспехи ее. И давно мечтала богиня,

Если позволит судьба, средь народов то царство возвысить.

Только слыхала она, что возникнет от крови троянской

Род, который во прах ниспровергнет тирайцев твердыни.

Царственный этот народ, победной гордый войною,

Ливии гибель неся, придет: так Парки судили.

Страх пред грядущим томил богиню и память о битвах.

Прежних, в которых она защищала любезных аргивян.

Ненависть злая ее питалась давней обидой,

Скрытой глубоко в душе: Сатурна дочь не забыла

Суд Пирса, к своей красоте оскорбленной презренье,

И Ганимеда почет, и царский род ненавистный.

Гнев ее не слабел; по морям бросаемых тевкров,

Что от данайцев спасались и от ярости грозной Ахилла,

Долго в Лаций она не пускала, и многие годы,

Роком гонимы, они по волнам соленым блуждали.

Вот сколь огромны труды, положившие Риму начало.

Не менее популярен был римский поэт Квинт Гораций Флакк, который родился в небольшом городе Вензии на юге Италии в семье вольноотпущенника. Отец отвез его в Рим, где Гораций учился вместе с сыновьями знатных римлян. Когда ему было двадцать лет, Гораций отправился в Афины для продолжения образования. Здесь его застала начавшаяся после убийства Гая Юлия Цезаря гражданская война. Он пошел на войну и сражался в войсках Брута в качестве командира легиона. После поражения республиканцев при Филиппах (42 г. до н. э.) Гораций вернулся в Рим. Он остался без средств к существованию, так как имение отца было конфисковано, и стал писцом. В те же годы он начал свою литературную деятельность. Вскоре он обратил на себя внимание поэтов Вергилия и Вария. Через некоторое время Гораций вошел в литературный кружок Мецената. Гай Цильний Меценат подарил ему поместье в Сабинских горах и этим дал возможность поэту все свое время посвятить литературным занятиям. Дружба с Меценатом определила и идейную направленность его творчества. Отныне Гораций стал «Августовым певцом». Провозвестником идеологической политики принципата. Умер Гораций в 8 г. до н. э., пережив лишь на два месяца своего Друга и покровителя Гая Цильния Мецената.

Творчеству Горация повезло больше, чем наследию других римских поэтов, оно дошло до наших дней полностью. Он писал сравнительно небольшие произведения — сатиры, лирические стихотворения, которые назывались одами, послания. Его стихи разнообразны и изящны. Как до него Катулл, он пользовался новыми, заимствованными у греческих поэтов размерами, которые мастерски применял к латинскому языку, и он восхвалял принесенный Августом мир и радости сельской жизни, и он воспел победу при Акции, но иногда в его произведениях проскальзывала тень сомнения. Изредка он напоминает, что земледельцу опостылела земля, которую он возделывает, что рабыни не желают давать жизнь будущим рабам, несмотря на то, что им обещана свобода за рождение троих детей. Он пишет о богатых и скупых, невежественных и глупых людях, о жажде наживы и погоне за наследством. «Odi profanum Vulgus» — ненавижу черную чернь. Такими словами начал Гораций третью книгу своих знаменитых од. Несмотря на то, что он много лет пользовался покровительством Мецената, который подарил ему имение, иногда он в своих произведениях намекает на тяжелое положение поэта, который стал клиентом влиятельного вельможи и тем самым утратил личную свободу. Очень часто в своем творчестве он обращался к любовным мотивам, воспевал дружбу, призывал наслаждаться жизнью. В его поэзии оживают сцены и картинки римской и сельской жизни. Историки литературы очень ценят его стихотворение о поэзии. Оно является одной из древнейших поэтик. Гораций очень высоко оценивал миссию поэта. Он считал, что обязан воспитывать своих современников и стремиться к наивысшему мастерству в своем искусстве. Надо заметить, что в этом он преуспел больше многих своих современников. Сам Гораций это прекрасно осознавал, а поэтому писал, что воздвиг себе памятник «долговечнее меди» и «выше царских пирамид». Он был уверен в том, что память о нем не исчезнет, пока стоит Капитолий. Эта уверенность его не обманула. Стихи Горация сейчас переведены почти на все языки мира, его читают на всей планете. А теперь коротко рассмотрим его творчество. Первые его стихи, которые он писал в 30-х гг. 1 в. до н. э. были собраны в две книги «Сатир» («Сатур»). Сам поэт назвал их беседами. В них он рассуждает на различные темы философско-этического, литературно-критического, бытового и автобиографического характера. Примерно в то же время он писал свои «Эподы» — ямбические стихотворения самого разнообразного содержания. Большое внимание в них он уделяет эподам на тему дня. Они посвящены гражданским войнам. Их содержание свидетельствует о том, что сам поэт отказался от идеалов Республики и твердо стал на позиции царизма. Главным произведением Горация считаются четыре книги «Од» («Песен»). В них с наибольшей полнотой раскрылась морально-духовная направленность его поэзии — прославление принципата, прославление Августа, а также собственные морально-философские воззрения поэта. Но, кроме этого, в «Одах» много стихотворений и на любовно-лирическую тему. В этих книгах Гораций достиг совершенства своего художественного мастерства. Стихи отличаются яркой образностью, свежестью языка, филигранной отделкой стиля, разнообразием ритма, блестящей композицией произведений.

В конце своей жизни Гораций работал над «Посланиями» — стихотворными письмами, которые по содержанию близки «Сатирам». В «Послании к Пизонам», которое называют также «Искусство поэзии», Гораций излагает свои взгляды и воззрения на литературу, литературное творчество, формулирует собственные эстетические принципы и дает практические советы начинающим литераторам. Следует заметить, что советам этим следовали не только римские поэты, большое влияние «Послание к Пизонам» оказало и на поэтику классицизма. Процитируем небольшой отрывок из этого произведения:

К ПИЗОНАМ

Если художник решит приписать к голове человечьей

Шею коня, а потом облечет в разноцветные перья

Тело, которое он соберет по куску отовсюду —

Лик от красавицы девы, а хвост от чешуйчатой рыбы, —

Кто бы, по-вашему, мог поглядев, удержаться от смеха?

Верьте, Пизоны: точь-в-точь на такую похожа картину

Книга, где образы все бессвязны, как бред у больного,

И от макушки до пят ничто не сливается в цельный

Облик. Мне возразят: «Художникам, как и поэтам,

Издавна право дано дерзать на все, что угодно!»

Знаю у и сам я беру и даю эту вольность охотно —

Только с умом, я не так, недоброе путалось с добрым,

Чтобы дружили с ягнятами львы, а со змеями пташки

Так ведь бывает не раз: к обещавшему много зачину

Вдруг подшивает поэт блестящую ярко заплату,

Этакий красный лоскут — описанье ли рощи Дианы,

ручья, что бежит, извиваясь, по чистому лугу,

Или же Рейна-реки, или радуги в небе дождливом, —

Только беда: не у места они. Допустим, умеешь

Ты рисовать кипарис, — но зачем, коль щедрый заказчик

Чудом спасается вплавь из обломков крушенья?

Допустим,

Начал ты вазу лепить, — зачем же сработалась кружка?

Стало быть, делай, хочешь, но делай простым и единым.

Нас ведь, поэтов, отец и достойные дети, обычно

Призрак достоинств сбивает с пути. Я силюсь быть краток —

Делаюсь темен тотчас; кто к легкости только стремится —

Вялым становится тот; кто величия ищет — надутым;

Кто осторожен, боится упасть, — тот влачится во прахе;

Ну, а кто пожелал пестротою рискнуть непомерной,

Тот пририсует и вепря к реке, и дельфина к дубраве:

Если науки не знать — согрешишь, избегая ошибки!..

Во времена правления Августа ораторское искусство, которое очень высоко ценилось при Республике и которое достигло тогда наивысшего расцвета, стало быстро приходить в упадок в связи с тем, что постепенно угасала политическая борьба. Талантливые люди теперь стали больше обращаться к литературе. Этому всячески способствовал лично сам император Август и его приближенные. Они старались привлечь к искусству внимание публики, устраивали общественные библиотеки, организовывали публичные выступления поэтов и писателей. В это время в Риме была в большой моде любовная лирика, элегии в духе александрийских поэтов. Стихи писали даже знатные люди. Сам император Август, как мы это видели из цитаты Гая Светония Траквилла, тоже любил занятия литературой. Большую популярность приобрели в эти годы любовные элегии Альбия Тибулла и Секста Проперция. Первый из них родился в 50-х г. до н. э. Он происходил из старинного всаднического рода, был близок к знаменитому вельможе Мессале Корвину, участвовал в его военных походах и был членом его поэтического кружка. Этот кружок на протяжении всего своего существования противостоял окружению Мецената. Тибулл работал в жанре любовной элегии, продолжая традиции «новых поэтов». Следует заметить, что любовная элегия в римской поэзии представляла собой литературное направление оппозиционное идеологии принципата. Тибулл в своем творчестве отказался от официальных тем прославления принцепса, римской доблести и гражданственности. Тибулл обращался к личной любовной тематике, он считал любовь единственным смыслом жизни. Она поглощала все мысли и чувства поэта.

Вообще для римской элегии характерна такая жанровая структура, которая выражалась в системе ограниченных сюжетных ситуаций и мотивов, в ряде традиционных образов-масок (бедный поэт, его возлюбленная, богатый соперник, сводня). В творчестве Тибулла много автобиографических мотивов, которые органично растворяются в его поэтических образах.

Элегии всегда группировались в циклы (в книги), которые объединялись вокруг имени вымышленной возлюбленной. Так первая книга Тибулла носит имя Делии, вторая — Немезиды. Делия — это эпитет богини Дианы, рожденной на острове Делос, а Немезида — богиня возмездия. Элегия создавала ирреальный мир любви и поэзии, в который поэт пытался уйти от действительности. В поэзии Тибулла это находит отражение в образах мирной сельской идиллии, любви как основы и смысла существования, в резком осуждении войны, золота и всех сил, разрушающих жизненные идеалы. В качестве примера Процитируем одно из произведений Альбия Тибулла, которое вошло во вторую книгу его «Элегий»:

Вижу я, быть мне рабом: госпожа для меня отыскалась;

Ныне навеки прощай, древняя воля отцов!

Рабство печальное мое, и цепи меня удручают;

Но горемычному впредь путь не ослабит Амур!

Так, неповинен ли я или в чем прегрешил, — он сжигает.

О, я горю! Отстрани, дева, свой жгучий огонь!

Чтобы не знать никогда таких жестоких страданий,

Камнем хотел бы я быть оледенелых вершин

Или в безумии бурь стоять нерушимым утесом

В море, где хлещет волна, утлым грозя челнокам.

Горек отныне мне день, а ночи тень — еще горше,

Каждый час у меня мрачною желчью залит.

Ах, ни певец Аполлон, ни элегии мне не помогут:

Тянет за деньгами вновь жадную руку она.

Музы, ступайте вы прочь, если нет от вас пользы влюбленным:

Чтил ведь я вас не затем, чтобы войну прославлять,

Не воспевал я ни солнца путей, ни того, как сияет,

Круг свой закончив, Луна, вспять возвращая коней.

Нет, я стихами ищу к госпоже моей легкой дороги.

Музы: ступайте вы прочь, если бессильны стихи!

Ах, дары добывать я должен грехом и убийством,

Чтобы в слезах не лежать возле закрытых дверей!

Иль воровать из храмов святых богов украшенья.

Только Венеру тогда раньше других оскорблю:

Учит злодействам она, госпожой моей хищницу сделав.

Пусть святотатственных рук дело узнает теперь!

Сгиньте же все, кто себе изумруды зеленые копит,

Кто белоснежную шерсть красит в тирийский багрец!

Все это вводит в соблазн, и блестящий из Красного моря

Жемчуг, и косская ткань жадных красавиц влекут…[1]

Умер Альбий Тибулл в 19 г. до н. э., когда ему не было еще тридцати лет.

Секст Проперций, который умер через два года после Тибулла и прожил чуть больше тридцати лет, родился в маленьком умбрском городке Ассизии, на западных склонах Апеннин. Приехав в Рим, он сблизился с некоторыми из известных поэтов и таким образом оказался в литературном окружении Мецената. Как и Тибулл, Проперций писал элегии и, подчиняясь требованиям жанра, обращался к тем же самым темам, сюжетным ситуациям и образам. Но на этом заканчиваются общие черты этих двух поэтов. В отличие от прозрачных и ясных стихов Тибулла, поэзия Проперция усложненная, стиль его вычурный, перегруженный мифологическими сюжетами, характерный для Александрийской школы в Греции. Стихи его горят пафосом и темпераментом. Вместо картинок сельской жизни Тибулла, в поэзии Проперция мы видим увлечение городской суетой. Проперций, вступив в кружок Мецената, постепенно отошел от элегической темы и в конце концов стал поэтом официального направления, поэтом, прославляющим идеологию принципата. Вот цитата из третьей книги «Элегий» Секста Проперция в переводе Льва Остроумова:

Общий я смех возбуждал за столом многолюдного пира;

Всякий, кто только хотел, мог надо мною трунить.

Сил у меня набралось пять лет прослужить тебе верно:

Ногти кусая, не раз верность помянешь мою.

Слезы не тронут меня: изведал я это искусство, —

ты, замышляя обман, Кинфия, плачешь всегда.

Плачу и я, уходя, но слез сильнее обида.

Нет, не желаешь ты в лад нашу упряжку влачить!

Что же, прощайте, порог, орошенный слезами молений,

гневной рукой моей все ж не разбитая дверь,

Но, да придавит тебя незаметными годами старость,

и на твою красоту мрачно морщины падут!

С корнем тогда вырывать ты волосы станешь седые —

Но о морщинах тебе зеркало будет кричать!

Будешь отверженной ты такое же видеть презренье

И о поступках былых, злая старуха, жалеть.

Эта страница тебе возвестила беду роковую:

Так научись трепетать перед концом красоты.

Но особо отличался в стремлении заслужить милость императора Августа, в лести принцепсу, «золотому веку», прошлому Рима, Публий Овидий Назон (43 г. до н. э. — 18 г. н. э.). Родился он в городе Сульмоне, в старинной всаднической семье. Отец отправил его в Рим, где будущий поэт получил хорошее риторическое образование. Это наложило отпечаток на все его творчество. Государственная служба не привлекала Овидия, он бросил свою карьеру и целиком занялся поэзией.

К нему очень рано пришла известность. Он сблизился со многими знаменитыми поэтами, в том числе с Тибуллом, Проперцием, а после того как женился на богатой римлянке, стал сам богатым и это открыло ему доступ в высшее общество и ко двору императора Августа.

Первыми его произведениями были сборники любовных элегий «Amores» и стихотворных посланий мифологических героинь своим возлюбленным или мужьям «Героиды». Оба эти сборника отличаются риторичностью. Тут, по-видимому, сказалось то образование, которое получил Овидий. Он продолжал работать в жанре любовной элегии и считал своими предшественниками Тибулла и Проперция. Оставаясь в рамках жанра, он обращался к традиционным мотивам и ситуациям, часто используя опыт своих предшественников.

Овидий внес в элегию новую, неизвестную ей до сих пор тональность, — иронию. Он придал элегии риторическую окраску и блеск остроумия.

Овидий достаточно безразлично относился к политике и к официальной идеологии. Но тем не менее, к концу века он стал признанным главой римских поэтов, первым поэтом Рима. К этому времени он издал свою знаменитую поэму «Наука любви», в которой откровенно издевался над моральным законодательством Августа и пародировал многочисленные «науки» и в частности риторику.

«Наука любви» подвела итог первого этапа творчества Овидия, после этого он взялся за «Метаморфозы» — большую мифологическую поэму эпического характера, где попытался объединить многочисленные эпизоды из мифологии и римских легенд, которые рассказывали о превращениях героев, начиная с возникновения мира и до чудесного превращения Юлия Цезаря в звезду. В «Метаморфозах» поэт попытался обратиться к прославлению Рима и самого принцепса, однако, несмотря на официозный замысел и редкое славословие в честь Августа, он не смог отойти в этой поэме от свойственных своему творчеству черт. В «Метаморфозах» преобладает любовная тематика, ироничное отношение к морали и религии, легкость и игривость тона, риторическая окраска повествования. Вскоре Овидий написал и другую поэму, в которой еще отчетливее выразил идеологическую направленность — поэма «Фасты» («Календарь»). Здесь он в систематическом порядке по месяцам излагал все памятные дни и празднества римского календаря, объясняя их названия и происхождение. Таким образом, поэма отвечала реставрационной политике Августа, который стремился восстановить древние обряды и старинную строгость нравов.

Но когда поэма «Фасты» была написана только до половины, а «Метаморфозы» еще не были изданы, в 8 г. н. э. Овидий, находясь на вершине славы и жизненного благополучия, неожиданно по приказу самого Августа был выслан из Рима на далекую окраину римской империи — в город Томис вблизи устья Дуная (современный город Констанца). Здесь он и провел последние десять лет своей жизни. Объясняют это тем, что в нимфах и героинях Овидия римские аристократы узнавали своих современниц — гетер и легкомысленных замужних матрон. Август давно с неудовольствием следил за творчеством Овидия, особенно он был раздражен «Наукой любви», где давались советы как соблазнить женщину или обмануть мужа и весьма недвусмысленно высмеивалось брачное законодательство Августа.

Оказавшись на Черном море, Овидий тщетно писал в Рим скорбные послания, умоляя о прощении. Прощения он не получил и умер в ссылке. Эти его «Послания с Понта», а также созданные в последние годы жизни «Скорбные элегии» проникнуты глубокой тоской о родине и близких, принадлежат к лучшим творениям мировой поэзии. Страдания и горе поэта не могли не изменить характер его творчества, когда на смену холодному остроумию ранних стихов пришли глубокая искренность и подлинное чувство. Приведем цитату из элегии III, которая вошла в третью книгу «Скорбных элегий» в переводе С. Шервинского:

ЭЛЕГИЯ III

Может быть, ты удивишься тому, что чужою рукою

Это послание мое писано: болен я был

болен, неведомо где у краев неизвестного мира,

В выздоровленье своем не был уверен я сам.

Вообрази, как страдал я душой, не вставая с постели,

В дикой стране, где одни геты, сарматы кругом.

Климат мне здешний претит, не могу и к воде я привыкнуть.

Здесь почему-то сама мне земля не мила.

Дом неудобный, еды не найдешь подходящей больному,

Некому боли мои Фебовой лирой унять;

Друга здесь нет, кто меня утешал бы занятным рассказом

И заставлял забывать времени медленный

ход. Изнемогая, лежу за пределами стран и народов

И представляю с тоской все, чего более нет.

В думах, однако, моих ты одна первенствуешь супруга.

Главная в сердце моем принадлежит тебе часть.

Ты далеко, но к тебе обращаюсь, твержу твое имя,

Ты постоянно со мной, ночь ли подходит иль день.

Даже когда — говорят — бормотал я в безумии бреда,

Было одно у меня имя твое на устах.

Ежели мой обессилеет язык под коснеющим небом,

И уж его оживить капля не сможет вина,

Стоит мне весть принести, что жена прибыла, — и я встану,

Мысль, что увижу тебя, новой мне силы придаст.

Буду ль я жив, не уверен… А ты, быть может, в веселье

Время проводишь, увы, бедствий не зная моих?

Нет, дорогая жена! Убежден, что в отсутствие мужа

Обречены твои дни только печали одной.

Если, однако, мой рок сужденные сроки исполнил

И подошел уже час ранней кончины моей, —

Ах, что стоило б вам над гибнущим сжалиться, боги,

Чтобы хотя б погребен был я в родимой земле,

Хоть бы до смерти моей отложено было возмездье

Или внезапный конец ссылку мою предварил!

Прежде я с жизнью земной, не намучившись, мог бы расстаться —

Ныне мне жизнь продлена, чтобы я в ссылке погиб…

Проза во времена императора Августа не была так широко распространена, как поэзия. Наиболее блестящим прозаиком этого времени считается историк Тит Ливий. Он написал объемную — в ста сорока двух книгах, — историю Рима. Она написана в том же духе, что и «Энеида» Вергилия. В ней он с благоговением вспоминает тех, кто благодаря своим «истинно римским добродетелям» сделал из маленького городка великий город, город-повелитель мира. Только за это император Август простил Ливию его симпатии к Помпею. Но это — довольно редкий случай подобного либерализма. Например, сочинения Либиена и Кассия Севера, которые прославляли Брута, он приказал сжечь. Приведем здесь в качестве цитаты предисловие из книги первой «История от основания Рима» Тита Ливия в переводе В. Смирина:

«СОЗДАМ ЛИ? Создам ли я нечто стоящее труда, если опишу деяния римского народа от первых начал города.

Твердо не знаю, да и знал бы, не решился бы сказать, ибо вижу — затея не нова, и даже избита, ведь являются все новые писатели, которые уверены, что либо в изложении событий подойдут ближе к истине, либо превзойдут неискусную древность в умении писать. Как бы там ни было, я найду радость в том, что я и в меру своих сил постарался увековечить подвиги главенствующего на земле народа; и в столь великой толпе писателей слава моя не будет заметна, утешением мне будет знатность и величие тех, в чьей тени окажется мое имя. Сверх того, самый предмет требует трудов непомерных — ведь надо углубиться в Минувшее более чем на 700 лет, ведь государство, начав с малого, страдает уже от своей громадности. Не сомневаюсь также, что рассказ о первоначальных и близких к ним временах доставит немного удовольствия большинству читателей — они поспешат к событиям той недавней поры, когда силы народа, давно уже могущественного, истребляли сами себя; я же, напротив, и в том буду искать награды, заслуги, труд, что, хоть на время, — пока всеми мыслями устремляюсь туда, к старине, — отвлекусь от зрелищ бедствий, свидетелем которых столько лет было наше поколение и избавлюсь от забот, способных если не отклонить пишущего от истины, то смутить его душевный покой. Рассказы о событиях, предшествовавших основанию города и еще более ранних, приличны скорее творениям поэтов, чем строгой истории… Я не намерен ни утверждать, ни опровергать. Древности простительно мешать человеческое с божественным, возвеличивать начало городов; а если какому-нибудь народу позволительно освещать свое происхождение и возводить его к богам, то военная слава римского народа такова, что назови он самого Марса своим предком и отцом своего родоначальника, племена людские и это снесут с тем же покорством, с каким сносят власть Рима. Но подобного рода рассказам, как бы на них ни смотрели, чтобы ни думали о них люди, я не придаю большой важности. Мне бы хотелось, чтобы каждый читатель в меру своих сил задумался над тем, какова жизнь, каковы нравы, каким людям и какому образу действий — дома ли, на войне ли — обязана держава своим зарождением и ростом; пусть он далее последует мыслью как в нравах появился сперва разлад, как потом они зашатались и, наконец, стали падать неудержимо, пока не дошло до нынешних времен, когда мы ни пороков наших, ни лекарства от них переносить не в силах. В том и состоит главная польза и лучший плод знакомства с событиями минувшего, что видишь всякого рода поучительные примеры в обрамлении величественного целого; здесь и для себя, и для государства ты найдешь, чему подражать, здесь же — чего избегать: бесславные начала, бесславные концы.

Вергилий и музы (Клио и Мельпомена). Мозаика из виллы в Сисе (Тунис). I в. н. э.

Впрочем, либо пристрастность к самому делу вводит меня в заблуждение, либо впрямь не было никогда государства более великого, более благочестивого, более богатого добрыми примерами, куда алчность и роскошь проникли бы так поздно, где так долго и так высоко чтили бы бедность и бережливость. Да, чем меньше было имущества, тем меньше было и жадности; лишь недавно богатство привело за собою корыстолюбие, а избыток удовольствий — готовность погубить все ради роскоши и телесных утех.

Не следует однако начинать такой труд сетованиями, которые не будут приятными и тогда, когда окажутся необходимыми; с добрых знамений и обетов почли бы начать, а будь то у нас как у поэтов в обычае — и с молитв богам и богиням, чтобы они даровали начатому успешное завершение».

При императоре Августе литература достигла своего расцвета и если принципат нельзя назвать «золотым веком» римской истории, то его можно назвать по праву «золотым веком» римской литературы. К этому времени она соединила в себе разнообразие и мастерство форм эллинических поэтов с содержанием близким к идеологии правящих кругов римской империи. Римская литература этого времени оказала огромное влияние на развитие всей мировой литературы, но в ней уже в это время показывались черты, которые привели впоследствии римскую литературу к упадку, — это зависимость писателя от официальной идеологии и еще большая зависимость от знатных покровителей. В связи с чем литераторы постепенно утрачивали не только духовную, но и, фактически, личную свободу.