Культура империи периода принципата

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Несмотря на бурные внутри- и внешнеполитические события, которые происходили в империи во времена правления Юлиев-Клавдиев, культура продолжала жить и процветать. Развивались живопись, скульптура, архитектура, творили писатели и поэты, драматурги и философы.

Наиболее ярким представителем философской мысли в I веке н. э. был воспитатель малолетнего Нерона Луций Анней Сенека (конец I в. до н. э. — 65 г. н. э.). Родился он в Испании, в городе Кордубе, в семье известного ритора Сенеки Старшего. Он получил философское и риторическое образование в Риме. После этого, с начала 30-х годов новой эры, Сенека начал политическую деятельность — он стал членом сената. Спустя десять лет, император Клавдий сослал его на пустынный остров Корсику, но в 49 году он был возвращен из ссылки женой императора Агринпиной, которая сделала его воспитателем своего сына Нерона. После смерти императора Клавдия, в 54 году, Сенека в течение пяти лет практически был правителем империи. В 56 году он стал консулом. Но постепенно его влияние на Нерона стало ослабевать. После 62 года Сенека окончательно отказывается от политической деятельности: он удалился от двора и роздал часть своих богатств. В 65 году, после раскрытия заговора Пизона, по приказанию Нерона, Сенека покончил жизнь самоубийством.

Сенека был последователем стоической школы философии. Его интересовали проблемы добродетели и нравственного усовершенствования, обуздания страстей, презрение к смерти и богатству. Он написал множество трактатов: «О счастливой жизни», «О спокойствии души», «О кратковременности жизни», «О гневе», «О милосердии», «О стойкости мудреца» и др.

Работа, которая подвела итог его философским занятиям, — «Нравственные письма к Луцилию» (63–64 гг. н. э.).

Перу Сенеки принадлежит также десять трагедий: «Медея», «Федра», «Эдип», «Агамемнон», «Троянки», «Безумствующий Геркулес», «Тиэст» и др., написанные на сюжеты древнегреческой мифологии. Его перу приписывается трагедия «Октавия» — единственная, в которой был использован сюжет из римской истории.

Во всех своих произведениях Сенека оставался, прежде всего, философом-моралистом. Его трагедии иллюстрировали те же положения стоической морали, которые являлись предметом его философских сочинений.

Сенека был создателем, так называемого, «нового стиля», который получил широкое распространение в римской литературе I века н. э. Он отличался яркой эмоциональной напряженностью, патетикой, цветистыми метафорами, эффективными антитезами, короткими, отточенными фразами — сентенциями.

За исключением «Вопросов природы» («Quastiones naturales»), все его работы посвящены этическим проблемам.

Стоицизм, сторонником которого являлся Сенека, был самым распространенным философским течением в республиканском, а позже и в императорском, Риме. Считается даже, что это единственное философское направление, которое в римский период приобрело новое звучание. Философы новой стои, к которым принадлежит Сенека, отводили душе главенствующую роль, а физику считали полностью подчиненной ей областью.

Сенека считал, что все в мире подчинено власти строгой необходимости. В этике он исходил из принципа согласия с природой (жить счастливо — значит жить в соответствии с природой) и принципа подчиненности человека судьбе. Вопросу «Как прожить жизнь?» посвящены его трактаты «О краткости жизни» и «О счастливой жизни». В них проецируется как личный опыт Сенеки, так и общественные отношения современного ему Рима. Утрата гражданских свобод и упадок республиканских добродетелей в эпоху императорской власти приводят его к значительным сомнениям относительно будущего.

Вот как он об этом говорил сам: «на три периода делится жизнь: прошлое, настоящее и будущее. Из них тот, в котором живем — краток; тот, в котором будем жить — сомнителен и лишь тот, в котором мы прожили — определенный, только он устойчив, на него не влияет судьба, но и возвратить его также не может никто».

Сенека отвергал стремление к накоплению имущества, к светским почестям и должностям: «Чем выше кто зашел — тем ближе он к падению. Очень бедна и весьма кратка жизнь того человека, который с великими усилиями приобретает то, что еще с большими усилиями должен он удерживать».

Однако он использовал свое общественное положение и стал одним из наиболее богатых и влиятельных людей Рима. Когда его враги указывали на факт, что его собственная жизнь весьма резко отличается от идеалов, которые он провозглашает, он ответил им в трактате «О счастливой жизни»: «… все философы говорят не о том, как живут сами, но о том, как должно жить. Говорю о добродетели, но не о себе, и воюю против грехов, а это значит и против своих собственных: когда их одолею — буду жить как надо».

Смысл жизни Сенека видел в достижении абсолютного душевного спокойствия. Одной из основных предпосылок этого он считал преодоление страха перед смертью. Этой проблематике он отводил весьма много места в своих трудах.

В этике он продолжал линию старой стои, подчеркивая понятие человека как инвалида, стремящегося к совершенствованию в добродетелях. Жизнь, в которой человек все усилия или подавляющую часть их посвящает собственному совершенствованию, жизнь, в которой он избегает участия в общественных делах и политической деятельности, является, согласно Сенеке, наиболее достойной. «Лучше искать укрытия в тихой пристани, чем быть добровольно бросаемым туда-сюда всю жизнь. Подумай, скольким ударам волн ты уже подвергался, сколько бурь пронеслось в твоей частной жизни, сколько их ты бессознательно вызвал на себя в публичной жизни? Не имею в виду, чтобы ты топил свою жизнь во сне и в наслаждениях — это я не называю полноценной жизнью. Стремись найти задачи более важные, чем те, которыми ты до сих пор занимался, и верь, что важнее знать счет собственной жизни, чем общего блага, о котором ты пекся до сих пор! Если будешь так жить, ждут тебя общение с мудрыми мужами, прекрасное искусство, любовь и свершение блага; осознание того как хорошо жить и однажды хорошо умереть».

Его этические воззрения пропитаны индивидуализмом, который являлся реакцией на бурную политическую жизнь в Риме.

Приведем в качестве примера Письмо 1 из «Нравственных писем Луцилию» (Луцилий — друг Сенеки).

ПИСЬМО 1

Сенека приветствует Луцилия!

Так и поступай, мой Луцилий! Отвоюй себя для себя самого, береги и копи время, которое, прежде у тебя отнимали или крали, которое зря проходило. Сам убедись в том, что я пишу правду: часть времени у нас отбирают силой, часть похищают, часть утекает впустую, но позорнее всех — потеря по нашей собственной небрежности. Вглядись-ка пристальней: ведь наибольшую часть жизни тратим мы на дурные дела, немалую — на безделье, и всю жизнь — не на те дела, что нужно. Укажешь ли ты мне такого, кто ценил бы время, кто знал бы чего стоит день, кто помнил бы, что умирает с каждым часом?

В том-то и беда наша, что смерть мы видим впереди; а большая часть ее у нас за плечами, — ведь сколько лет жизни минуло, все принадлежит смерти. Поступай же так, мой Луцилий, как ты мне пишешь: не упускай ни часу. Удержишь в руках сегодняшний день — меньше будешь зависеть от завтрашнего, не то, пока будешь откладывать, вся жизнь и промчится. Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше, только время, ускользающее и текущее, дала нам во владение природа[2].

Среди писателей, творивших во время правления династии Юлиев-Клавдиев, наиболее известен нам Гай Петроний Абитр (умер в 65 году н. э.). Его перу приписывается роман «Книга сатир» («Сатирикон»), который состоял, как полагают, из двадцати книг. Автора этого романа обычно отождествляют с римским аристократом, который был приближен к императору Нерону и, по требованию тирана, покончил жизнь самоубийством после раскрытия заговора Пизона.

Судя по дошедшим до нас отрывкам, «Сатирикон» представлял собой авантюрно-бытовой роман, сюжет которого, по-видимому, пародировал традиционную сюжетную схему эллинистического романа (преследование героя оскорбленным им божеством).

Герой романа — Энколпий — бродяга и жулик, странствующий вместе с мальчиком Гитином и своим приятелем и соперником Аскилтом по италийским городам. Они случайно попадают на пир к богатейшему вольноотпущеннику Трималхиону. Описание этого пира и гостей Трималхиона занимает центральное место в сохранившейся части романа, показывая великолепную картину быта богатых вольноотпущенников, которые стали к этому времени важной социальной силой Римской империи.

Приведем небольшой отрывок из романа «Сатирикон» в переводе Б. Ярхо:

«Настал третий день, день долгожданного свободного пира, но нам, получившим столько ран, более улыбалось бегство, чем покойное житье.

Мы мрачно раздумывали как бы нам отвратить надвигавшуюся грозу, как вдруг один из рабов Агамемнона, испугал нас окриком: „Как? — говорил он. — Разве вы не знаете, у кого сегодня пируют? У Трималхиона, изящнейшего из смертных; в триклинии у него стоят часы, к ним приставлен особый трубач, возвещающий сколько часов жизни безвозвратно потерял хозяин“.

Забыв все невзгоды, мы тщательно оделись и велели Гитону, который охотно согласился выдать себя за нашего раба, следовать за ними в бани.

Одетые разгуливали мы по баням просто так, для своего удовольствия, — подходя к кружкам играющих, как вдруг увидели лысого старика в красной тунике, игравшего в мяч с кудрявыми мальчиками. Нас привлекли не столько мальчики, — хотя и на них стоило посмотреть, — сколько сам почтенный муж в сандалиях, игравший зелеными мячами: мяч, коснувшийся земли, больше не поднимали, а свой запас игроки возобновляли из полной сумки, которую держал раб. Мы приметили одно новшество: по обеим сторонам круга стояли два евнуха: один из них держал серебряный ночной горшок, другой — считал мячи, но не те, которыми во время игры перебрасывались из рук в руки, а те, что падали наземь. Пока мы удивлялись этим роскошным прихотям, к нам подбежал Менелай. „Вот тот, у кого вы сегодня обедаете, а вступлением к пиршеству уже сейчас любуетесь“.

Еще во время речи Менелая, Трималхион прищелкнул пальцами. По этому знаку один из евнухов подал ему горшок. Освободив свой пузырь, Трималхион потребовал воды для рук и, слегка смочив пальцы, вытер их о волосы одного из мальчиков.

Долго было бы рассказывать все подробности, словом, мы отправились в баню и, пропотев как следует, поскорее перешли в холодное отделение. Там надушенного Трималхиона уже вытирали, но не полотном, а простынями из мягчайшей шерсти. Три массажиста пили у него на глазах фалерн; когда они, поссорившись, пролили много вина, Трималхион назвал это „свиной здравицей“. Затем его завернули в ярко-алую байку, он возлег на носилки и двинулся в путь, предшествуемый четырьмя медно-украшенными скороходами и ручной тележкой, в которой ехал его любимчик: старообразный, слеповатый мальчишка, уродливее даже самого хозяина Трималхиона. Пока его несли, над его головой, словно желая что-то шепнуть на ушко, склонялся музыкант, всю дорогу игравший на крошечной флейте. Мы же, вне себя от изумления, следовали за ним и вместе с Агамемноном пришли к дверям, на которых висело объявление, гласившее:

Если раб без господского приказа выйдет за ворота, то получит сто ударов.

У самого входа стоял привратник в зеленом платье, подпоясанный вишневым поясом, и на серебряном блюде чистил горох. Над порогом висела золотая клетка, откуда пестрая сорока приветствовала входящих.

Задрав голову, чтобы рассмотреть все диковинки, я чуть было не растянулся навзничь и не переломал себе ног. Дело в том, что по левую руку, недалеко от каморки привратника, был нарисован на стене огромный цепной пес, а над ним большими прямоугольными буквами было написано:

Берегись собаки!

Товарищи мои захохотали…».

Языковая характеристика, индивидуализирующая речь персонажей, черты народного языка углубляют неповторимый колорит романа Петрония.