Г. А. Полегаев[30] Отлучение Югославии
Мировая общественность была буквально ошеломлена, когда 30 июня 1948 года орган Компартии Югославии газета «Борба» опубликовала два документа: резолюцию Информбюро «О положении в Коммунистической партии Югославии» и Заявление Центрального Комитета КПЮ. Информбюро обвиняло руководство КПЮ в том, что оно «ведет враждебную политику в отношении Советского Союза и ВКП(б)», и призывало «здоровые элементы» в партии «заставить свое руководство вернуться на правильный путь или сменить его». Это были ничем не обоснованные обвинения, пример недопустимого вмешательства во внутренние дела братской партии.
Говорить об этом сегодня надо в полный голос, чтобы, как подчеркивал М. С. Горбачев, не оставалось места для настороженности, подозрительности, недоверия, обиды, которые, как показывает история, так легко возникают в отношениях между народами и так трудно потом преодолеваются.
Компартия Югославии занимала первое место в официальном списке девяти партий, учредивших в сентябре 1947 года в Варшаве Информационное бюро коммунистических и рабочих партий с целью «организации обмена опытом и в случае необходимости координации деятельности компартий на основе взаимного согласия». Договорились следующее заседание провести в Белграде. Но в югославской столице оно так и не состоялось…
18 марта 1948 года глава советской военной миссии в Белграде информировал начальника генштаба югославской армии, что маршал Булганин по решению Советского правительства отдал приказ срочно отозвать из Югославии советских военных советников, мотивируя это тем, что они «окружены недружелюбием». На следующий день временный поверенный в делах СССР обратился к Тито с просьбой срочно принять его. Во время встречи он зачитал текст телеграммы Молотова об отзыве как военных советников, так и гражданских специалистов.
Тито 20 марта направил письмо Молотову, в котором отверг как необоснованные причины отзыва специалистов. «За все время пребывания в Югославии, — писал он, — отношение к ним было не только хорошее, а братское и гостеприимное, какое вообще принято в отношении советских людей в новой Югославии… Мотивы подобного решения нам непонятны и вызывают удивление». «Действительно, — продолжал Тито, — помощник министра Кидрича, Срзентич, заявил вашему торговому представителю Лебедеву, что по решению правительства он не имеет права предоставлять важную экономическую информацию и что советские представители должны обращаться за такой информацией в ЦК КПЮ и правительство. Всякий раз, когда посол СССР товарищ Лаврентьев лично у меня просил необходимую информацию, я ее без колебаний предоставлял, и так поступали другие наши руководители. Нас очень бы удивило, если бы Советское правительство не согласилось с нашей позицией…»
Семь дней спустя события приняли драматический характер. Тито находился на вилле «Вайс» в Загребе, когда 27 марта из Москвы пришло письмо, подписанное Молотовым и Сталиным. Для передачи письма в Загреб прибыли посол Лаврентьев и временный поверенный. Вот как описал этот эпизод Владимир Дедиер в своей книге «Проигранная битва Иосифа Виссарионовича Сталина».
Когда они вошли в комнату, Тито сидел за небольшим столом. В руках у Лаврентьева был ответ Сталина. После рукопожатий Лаврентьев передал письмо. Тито и советские представители остались стоять. Тито не предложил им сесть. Одной рукой Тито оперся о край стола, другой перелистывал письмо, быстро читал.
Встреча продолжалась всего три-четыре минуты. Оставшись один, Тито еще раз внимательно перечитал письмо — восемь страниц, в правом верхнем углу надпись фиолетовыми чернилами: «Секретно». Письмо было написано в приказном тоне, грубо и оскорбительно. Прочитав, Тито позвонил в Белград членам Секретариата ЦК и попросил срочно прибыть в Загреб. Спустя некоторое время вновь сел за стол и стал набрасывать проект ответного письма Сталину. Через два часа закончил. На толстой бумаге большого формата крупным почерком исписал 33 страницы. Когда из Белграда прибыли Кардель, Ранкович, Джилас и Кидрич, дал им прочитать. Тут же, на вилле, было решено вынести вопрос на обсуждение ЦК…
Накануне пленума Тито и Сталин обменялись официальными телеграммами по случаю третьей годовщины Договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между СССР и Югославией. В телеграмме Сталина — всего несколько строчек — пожелание «успеха и процветания братским народам Югославии». Позднее договор будет разорван.
В 10 часов утра 12 апреля в Белграде, в библиотеке Старого дворца на холме Дединье, собрался пленум ЦК. Заседание было строго секретным. Выступление Тито продолжалось целый час. Закончилось оно такими словами: «Это письмо — результат страшной клеветы, неправильного информирования. Прошу, чтобы обсуждение проходило спокойно. Должны высказаться все члены ЦК…» После внесения незначительных дополнений и поправок пленум утвердил письмо ЦК КПЮ, которое подписали Тито и Кардель. Оно было адресовано «товарищам И. В. Сталину и В. М. Молотову».
Вот отрывки из этого письма, которое до сих пор в Советском Союзе не публиковалось:
«…Должны прежде всего подчеркнуть, что нас страшно удивили тон и содержание письма. Мы считаем, что причина для такого содержания письма, обвинений и позиций по отдельным вопросам — в недостаточном знании нашей ситуации… Как бы кто из нас не любил страну социализма — СССР, он не может ни в коем случае меньше любить свою страну, которая также строит социализм, в данном случае — Федеративную Народную Республику Югославию, за которую погибли сотни тысяч ее передовых людей. Мы очень хорошо знаем, что так это понимают и в Советском Союзе…Нас особенно удивило, что все это не было затронуто, когда в Москве были Кардель, Джилас, Бакарич в качестве делегатов нашей партии и правительства. Как видно из Вашего письма, подобной информацией Ваше правительство располагало до приезда нашей делегации в Москву. Нам кажется, что тогда перед нашей делегацией можно было бы поставить вопросы, связанные с военными и гражданскими специалистами.
…Из Вашего письма от 27 марта следует, что у нас ведется антисоветская критика, критика ВКП(б). Утверждается, что с такой критикой выступают руководители КПЮ, что эта критика ведется за спинами масс, членов партии. Названы имена Джиласа, Вукмановича, Кидрича, Ранковича. Таким образом, приведены имена нескольких самых известных и популярных руководителей новой Югославии, проверенных во многих тяжелых ситуациях… Нам очень трудно понять, как можно выдвигать столь тяжкие обвинения и не приводить их источники. Еще более странным выглядит сравнение заявлений наших руководителей с прежними высказываниями Троцкого. В письме цитируются некоторые якобы имевшие место заявления, как, например: «ВКП(б) вырождается», «СССР стремится экономически поработить Югославию», «в СССР господствует великодержавный шовинизм».
Мы считаем, что на основе непроверенных данных неправильно делать выводы и выдвигать обвинения против людей, имеющих очень большие заслуги в деле популяризации СССР в Югославии и неоценимые заслуги в Освободительной войне. Можно ли поверить, что люди, которые отбыли по 6, 8, 10 и более лет на каторге — кстати, и за свою работу по популяризации СССР, — могут быть такими, какими они показаны в письме от 27 марта? Нет, нельзя. Это те самые люди, которые в 1941 году организовали восстание против фашистских захватчиков, глубоко веря в Советский Союз. Это те самые люди, которые во главе восставших народов Югославии, с винтовками в руках, в тяжелейших условиях сражались на стороне Советского Союза, будучи единственными искренними союзниками, в самые мрачные дни веря в победу СССР, и именно потому, что верили и сегодня верят в советскую систему, в социализм. Такие люди не могут действовать с целью «подрыва советской системы», поскольку это означало бы предать свои убеждения, свое прошлое. Называть таких людей двурушниками страшно и оскорбительно.
…У многих советских людей сложилось ошибочное мнение, будто симпатии широких народных масс Югославии к СССР возникли сами собой, на основе каких-то традиций, которые берут начало еще со времен царской России. Это не так. Любовь к СССР не возникла сама по себе, ее настойчиво несли в массы партии и народа нынешние руководители новой Югославии, включая в первую очередь и тех, кого в письме так тяжко обвиняют.
…На основании чего в письме утверждается, что в нашей партии нет демократии? Может быть, на основании информации Лаврентьева? Откуда у него такая информация? Мы считаем, что посол не вправе ни от кого требовать сообщений о работе нашей партии — это не его дело. Такую информацию может получить ЦК ВКП(б) от ЦК КПЮ…Мы не можем поверить в то, что ЦК ВКП(б) мог бы оспорить заслуги и результаты, достигнутые нашей партией сегодня. Мы помним, что такое признание неоднократно выражали не только многие руководители СССР, но и сам товарищ Сталин. Одновременно мы стоим на позиции, что в общественном преобразовании Югославии есть много специфических черт, которые можно с пользой применить в революционном развитии в других странах, и это уже применяется. Это не значит, что мы бросаем тень на роль ВКП(б), на общественную систему в СССР. Напротив, мы изучаем и принимаем в качестве примера советскую систему, но речь идет лишь о том, что в нашей стране мы строим социализм в несколько иных формах. На данном этапе, в специфических условиях, существующих в нашей стране, с учетом международного положения, создавшегося после Освободительной войны, мы стремимся применять наиболее подходящие формы работы по строительству социализма. Мы делаем это не для того, чтобы доказать, что наш путь лучше того, каким идет Советский Союз, не выдумываем что-то новое, а делаем то, что подсказывает жизнь.
…СССР и Югославия жизненно заинтересованы в установлении тесных связей. Но для этого необходимо абсолютное взаимное доверие, без которого не могут существовать прочные отношения между нашими двумя странами. Советские люди, в первую очередь руководители, должны верить в то, что новая Югославия с ее нынешним руководством непоколебимо идет к социализму! Необходимо верить, что СССР имеет в лице Югославии под ее нынешним руководством верного друга и союзника, готового в случае тяжелых испытаний делить добро и зло с народами СССР».
В заключение письма ЦК КПЮ в целях скорейшей ликвидации конфликта предлагал ЦК ВКП(б) направить своих представителей в Югославию для подробного изучения любого вопроса.
В Югославии апрельское письмо ЦК КПЮ называют «первым «нет», которое Тито сказал Сталину». Уже после XX съезда КПСС стала известна реакция Сталина на письмо. Разгневанный генералиссимус изрек: «Достаточно мне пошевелить мизинцем — и Тито больше не будет. Он падет».
…Впервые Тито увидел Сталина на VII конгрессе Коминтерна в 1935 году. А лично довелось встретиться спустя девять лет. Во время пребывания в Москве он встречался со Сталиным несколько раз: в Кремле и на «ближней» даче. Позднее, вспоминая об этих днях, Тито скажет, что первая встреча со Сталиным «была очень холодной». «Я тогда заметил, что Сталин не терпит, когда ему кто-то перечит».
…В начале мая 1948 года в Белград пришло новое письмо ЦК ВКП(б), насчитывавшее более 25 страниц. Тон его был прежним. Круг обвинений в адрес югославского руководства расширился. Все аргументы, выдвинутые в ответе ЦК КПЮ, отвергались. ЦК КПЮ 9 мая на своем пленуме утвердил ответ на новое письмо. В нем всего четыре абзаца:
«Товарищам И. В. Сталину и В. М. Молотову.
Получили Ваше письмо от 4 мая 1948 года. Было бы лишним писать о том, насколько и это письмо произвело на нас тяжелое впечатление. Оно убедило нас в том, что напрасны все наши попытки доказать даже с помощью фактов, что все обвинения против нас — результат неправильного информирования.
Мы не избегаем критики по принципиальным вопросам, но в этом деле чувствуем себя настолько неравноправными, что не можем согласиться с тем, чтобы сейчас решать проблему в Инфорбюро. Партии-участницы уже получили без нашего предварительного уведомления Ваше первое письмо и выразили свою позицию. Содержание Вашего письма не осталось внутренним делом отдельных партий, а вышло за дозволенные рамки. Последствия таковы, что сегодня в некоторых странах, например Чехословакии и Венгрии, оскорбляют не только нашу партию, но и страну в целом, как это было во время пребывания нашей парламентской делегации в Праге.
Последствия всего этого для нашей страны очень тяжелые.
Мы хотим ликвидировать вопрос и на деле доказать, что обвинения против нас несправедливы, то есть что мы настойчиво строим социализм и остаемся верными Советскому Союзу, остаемся верными учению Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Будущее покажет, как и прошлое уже показало, что мы достигнем того, что Вам обещаем».
Сталин продолжал настаивать, чтобы Информбюро стало форумом для рассмотрения возникшего конфликта. В Белград 19 мая поступила телеграмма ЦК ВКП(б) за подписью Суслова. В ней содержалось требование об обязательном присутствии представителей КПЮ на заседании Информбюро. День спустя ЦК КПЮ вновь принимает решение о неучастии в заседании. Через три дня пришло новое и последнее письмо ЦК ВКП(б). Отказ КПЮ квалифицировался как «раскол и предательство».
Через месяц в Бухаресте состоялось второе заседание Информбюро. В делегацию ВКП(б) входили Жданов, Маленков, Суслов. Обсуждалось положение в Компартии Югославии. ЦК КПЮ направил участникам заседания заявление. В нем, в частности, говорилось:
«ЦК КПЮ всегда готов участвовать в работе Информбюро. Но он не может направить своих представителей на данное заседание, потому что не согласен с его повесткой дня, считая, что решение вопроса о разногласиях между ЦК ВКП(б) и ЦК КПЮ с самого начала велось неправильно… Уже первое письмо ЦК ВКП(б) нашему ЦК не было составлено в духе товарищеской критики, а содержало грубые и несправедливые обвинения… ЦК КПЮ считает глубоко неверным основывать обвинения против братской компартии на односторонней информации… ЦК ВКП(б) не принял ни одного аргумента из нашего ответа, а, наоборот, выступил позднее с более тяжкими и полностью необоснованными обвинениями против КПЮ… Такая позиция не позволяет вести дискуссию на равноправной основе».
Информбюро это заявление проигнорировало. Во время дискуссии Жданов заявил: «Мы располагаем данными, что Тито — империалистический шпион». В итоге Информбюро приняло резолюцию, в которой фактически повторялось содержание предыдущих писем Сталина. В ней, например, говорилось, что политика югославского руководства ведет к перерождению Югославии в обычную буржуазную республику, к превращению Югославии в колонию империалистических стран.
Резолюция Информбюро 29 июня передавалась по югославскому радио и на следующий день была опубликована в газетах вместе с заявлением ЦК Компартии. В заявлении говорилось:
«Критика в резолюции основана на неточных и необоснованных утверждениях и представляет попытку подорвать авторитет Коммунистической партии Югославии за рубежом и в стране… В резолюции без всяких доказательств приводится утверждение, будто руководство КПЮ ведет враждебную политику в отношении Советского Союза. ЦК КПЮ считал и считает, что отношение Югославии к СССР должно быть основано исключительно на базе доверия и искренности…»
В ноябре 1949 года в Будапеште состоялось третье заседание Информбюро, на котором была принята резолюция «КПЮ в руках убийц и шпионов». Она содержала целый набор инсинуаций и откровенной, ничем не прикрытой брани. Утверждалось, что в Югославии «антикоммунистический, полицейский государственный режим фашистского типа», что «клика Тито превратила Белград в американский центр шпионажа и антикоммунистической пропаганды».
В том же году контакты между ВКП(б) и КПЮ полностью прекратились. Межгосударственные отношения были сведены к формальному сохранению дипломатических представительств. В одностороннем порядке сворачивались экономические отношения.
Мы воздаем должное проницательности обоих руководителей — Хрущева и Тито, которые в 1955–1956 годах подписали документы, принципы которых стали прочным фундаментом взаимоотношений между двумя странами.