Хан-Заубид и Аталык-печальный
Жил да был один князь по имени Хан-Заубид. Был у него работник — невысокий, кряжистый человек по имени Аталык-печальный.
Однажды князь отпустил своего работника навестить родных. Аталык-печальный очень обрадовался, сказал жене, что едет повидать родных и близких.
Аталык-печальный был умен, силен и думал, что хорошо знает свою жену.
Жена же обрадовалась отъезду мужа.
Аталык-печальный вынес седло, оседлал коня, сказал жене «Прощай!» и отправился в путь. Едет он, изо рта его вырывается пламя; пар, который валит изо рта его дурдуля, тучей стоит над ним; копыта лошади выбивают комья земли величиной с добрую хижину — едет в дальнюю дорогу мужчина!
Доехал Аталык-печальный до развилки трех дорог и остановился. «По какой бы дороге поехать — по левой или по правой?» — стоит он в раздумье. Пока он стоял, подъехал к нему всадник и поздоровался:
— Салам алейкум!
— Алейкум салам, добрый человек, куда путь держишь? — спросил Аталык-печальный.
— А ты куда едешь, добрый человек? — спросил всадник.
— Еду повидать родных. Не знаю, кого навестить в первую очередь, вот и стою в раздумье, — ответил Аталык-печальный.
— Ты, я вижу, собрался долго говорить, а мне некогда. Прощай! — сказал всадник и тронул коня.
— Доброго пути! — сказал Аталык-печальный и подал руку всаднику. Тот протянул руку, и Аталык-печальный заметил на его пальце кольцо, очень похожее на кольцо его жены.
«Тут что-то не то. Откуда у него кольцо моей жены?» — подумал Аталык-печальный.
Долго стоял Аталык-печальный и глядел вслед всаднику, стараясь угадать, куда он поедет.
Что было делать Аталыку-печальному? Он повернул коня и поехал за всадником.
Всадник въехал во двор к Аталыку-печальному. Оказывается, был он любовником его жены.
Наступил вечер. Аталык-печальный вернулся к себе во двор и видит: к коновязи привязана лошадь того всадника, которого он встретил в дороге. Аталык-печальный поставил коня в конюшню, обошел дом, заглянул в заднее окно, видит: тот всадник и его жена обнимаются.
Пока Аталык-печальный следил за женой и приезжим всадником, затрещала ограда из мгы, которая, словно каменная стена, опоясывала двор Хан-Заубида.
«Что это может означать?» — подумал Аталык-печальный и посмотрел в ту сторону, откуда раздался треск. И видит: через ограду перелетел какой-то всадник. Аталык-печальный узнал табунщика Хан-Заубида.
Табунщик подъехал к коновязи, привязал лошадь, быстро подошел к дому князя и постучал в окно. Жена князя отворила дверь и впустила табунщика.
— Ах ты, рожденная от собаки! Почему так долго не открывала? Разве не знала, что я должен прийти? Почему сразу не открыла двери? — сказал табунщик и трижды камчой стегнул жену князя. А та — ни слова. Напротив, вся светится радостью. — Быстрее накорми меня и дай дело сделать: мне некогда! — крикнул табунщик жене князя.
Жена князя поставила на стол все лучшее, что у нее было, накормила любовника, сделали они свое дело, и табунщик быстро вышел из дома, подошел к коновязи, отвязал лошадь, сел на нее, подъехал к изгороди, бросил на нее бурку, отъехал назад, пришпорил коня, ударил его плеткой, перелетел через ограду, забрал бурку и уехал к своему табуну.
А Хан-Заубид ничего этого не знает, сидит в кунацкой и рассказывает друзьям забавные небылицы.
Аталык-печальный все видел: и то, что делала княгиня, и то, что делала его собственная жена, но стерпел, ничего не сказал, решив ничего не предпринимать, пока утром не посоветуется с князем.
Аталык-печальный пошел в сарай, расстелил бурку и лег спать. Сказать, что он заснул, — значит сказать неправду: не мог он заснуть, увидев столько неожиданного за одну только ночь! Пусть наши враги так спят, как спал в ту ночь Аталык-печальный!
Аталык-печальный еле дождался утра и пошел к князю.
— Салам алейкум, Хан-Заубид! — приветствовал Аталык-печальный князя.
— Алейкум салам! — ответил князь и спросил: — Почему так скоро вернулся, Аталык?
Князь еще не умывался.
— Умывайся. Потом расскажу, — сказал Аталык-печальный.
— Дай умыться, — сказал князь жене.
Жена князя принесла тазик и кумган[60], дала мужу умыться. Подала она полотенце, но Хан-Заубиду показалось, что оно сырое.
— Почему не высушила полотенце? — сказал князь и бросил его княгине в лицо.
— Ой, убил меня, несчастную! — закричала княгиня.
— Князь, подними кофту и посмотри на спину жены. Увидишь, сколько на ней красных рубцов. Ты бросил ей в лицо полотенце, а она плачет, будто ее плетью избили. А когда на самом деле плетью полосовали, она, между прочим, не плакала, а радовалась, — сказал Аталык-печальный.
Хан-Заубид обнажил спину своей жены и увидел рубцы от камчи табунщика. Княгиня сразу перестала плакать, вся задрожала и выбежала из комнаты.
— Садись, Хан-Заубид, я тебе расскажу, почему я вернулся и что затем случилось, — сказал Аталык-печальный.
И Аталык-печальный рассказал князю все, и почему он вернулся, и что он увидел ночью.
Хан-Заубиду стало очень больно и горько. Он долго сидел молча, опустив голову и тяжело вздыхая.
— Ну, что будем делать, Хан-Заубид? Почему молчишь? — спросил Аталык-печальный.
— Что мне говорить? — сказал князь.
— Теперь ты знаешь, что делают наши жены. Хочу с тобой посоветоваться, как нам быть, — сказал Аталык-печальный.
— Не станем пока ничего говорить нашим женам. Оседлай коня, поезжай к нарту Сосруко[61] и расскажи ему все. Скажи, что я послал тебя к нему. Он больше нас видел, больше нас слышал. Мы сами не сможем судить наших жен: у нас с тобой на это ума не хватит. Поступим с ними так, как скажет Сосруко, — сказал Хан-Заубид.
— Хорошо, я поеду к Сосруко и расскажу ему все, — сказал Аталык-печальный.
Аталык-печальный приехал к Сосруко.
Сосруко пригласил гостя в кунацкую и позвал жену.
— У нас гость. Быстро подай обед. Наш гость очень устал и проголодался, — сказал Сосруко жене.
— Честное слово, Сосруко, не хочу я ни пить, ни есть. Приехал к тебе по очень срочному делу, — сказал Аталык-печальный.
— Раз ты так спешишь, рассказывай о своем деле, — сказал Сосруко.
Аталык-печальный рассказал Сосруко все от начала до конца.
Пока Аталык-печальный рассказывал, подали обед. Собеседники поели, попили.
Сосруко внимательно выслушал гостя, покачал головой и спросил:
— Аталык-печальный, кто прислал тебя ко мне за советом?
— Хан-Заубид, — сказал Аталык-печальный. — Надеемся, Сосруко, что ты посоветуешь, что нам делать с нашими женами. Как с ними поступить, знает только Аллах, а после него — ты. У нас с Хан-Заубидом одна боль, — сказал Аталык-печальный.
— Понял я, Аталык-печальный, вашу с князем боль. Это очень печальное дело. Ты приехал ко мне за советом, а я расскажу тебе, что случилось со мной, — сказал Сосруко.
— Я слушаю, Сосруко, рассказывай, — сказал Аталык-печальный.
— Так вот, Аталык-печальный, — начал Сосруко, — я целый месяц не появлялся дома. Были у меня три кунацкие. Одна стояла на Гуме, другая — на Инджиг-Чикуне[62], а третья — на Инджиг-Ду. Обедал я в одной кунацкой, а ужинал в другой. Позавтракаю и отправляюсь в путь. Пока доеду до следующей кунацкой, там уже все готово — и обед на столе, и молитвенный коврик расстелен. Пообедаю и пока доеду до третьей — там тоже все готово. Так я прожил целый месяц. Я не знал, кто готовил пищу и расстилал коврик для молитвы. Чтобы узнать, кто все это готовит, я однажды приехал в кунацкую раньше обычного. Приехал и вижу: какой-то молодой парень, засучив рукава, готовит обед. Он меня не видел. Я вошел в Кайдух[63].
Теперь парень увидел меня, и мы поздоровались. Он посадил меня в почетный угол и сказал:
— Как жаль, Сосруко, что я не успел приготовить обед. Ты приехал раньше времени. Лучше б мне умереть, чем так встретить тебя.
— Ничего, ничего, мальчик мой! И так тоже бывает. Не печалься из-за этого. Ты и так целый месяц работал на меня, — сказал я и пожал ему руку. Парень быстро принес тазик и кумган, дал мне умыться. Собрал на стол. Мы пообедали вместе. Парень убрал посуду, перемыл ее и аккуратно поставил на полку. Затем вернулся и сел слева от меня.
— Ты доволен, Сосруко, тем, что я сделал для тебя за месяц? — спросил меня парень.
— Доволен. Пусть Аллах будет доволен тобой! Столько добра мне еще никто не делал, — сказал я.
— Если ты доволен, я тоже доволен. А теперь хочу попросить тебя об одном одолжении. Если тебе нетрудно, выполни мою просьбу, — сказал парень.
— Конечно, выполню. Выполню, если даже погибну, выполняя ее, — ответил я.
— Коли так, то вот в чем моя просьба: одного моего брата убили великаны; я хочу отомстить им. Если тебе нетрудно, помоги мне в этом, — попросил меня парень.
— Разве это трудно! Если не окажу тебе такую малую услугу, на что я тогда? Поедем, мой мальчик. Сделаю все, как ты хочешь, — сказал я.
Я повесил на пояс большую палицу и вышел во двор. Парень тоже вышел, отвязал коня от большого дуба, к которому он был привязан железными цепями, погладил по голове, оседлал, и мы поехали в ту сторону, откуда восходит солнце.
Едем день, едем ночь. Я стал уставать. Устал и мой алып. А алып парня бежит все резвее и резвее, грызет удила, даже гарцует; придержит его седок чуть-чуть, он роет землю копытами. Долго, очень долго мы ехали. У меня сердце разрывается: куда этот парень ведет меня? Ведь нет на земле места, куда не ступала моя нога и копыта моего алыпа. А тут едем-едем, а конца пути нет. Вернуться стыдно. Что скажут люди? «Убью я этого парня и вернусь», — подумал я.
Тут парень обернулся и спросил:
— Эй, Сосруко, что это с тобой и с твоим алыпом? Что-то вы оба очень грустные!
— Конечно, будешь грустным, если без конца ехать, — ответил я парню.
«Ударю-ка я его в затылок палицей и вернусь назад», — подумал я про себя. Так я и сделал. Но парень как ни в чем не бывало повернулся ко мне и сказал:
— Что, Сосруко, с тобой? Ты уже не видишь, куда попадает конец твоей камчи?
Парню показалось, что я нечаянно ударил его плетью.
— Немудрено не видеть, если ехать без конца, — ответил я.
Я совсем обессилел и не знал, что и делать. Второй раз ударил парня палицей. Ничего у меня не вышло: парень даже не почувствовал удара. Собрался ударить третий раз. Парень повернулся ко мне и сказал:
— Устал ты очень, Сосруко. А я и не заметил этого.
Парень едет и поет веселую песню. Не успел он допеть, как я в третий раз ударил его палицей. Он опять не почувствовал удара.
Когда парня не удалось убить, я подумал, что не судьба мне вернуться домой, что погибнуть мне там, куда мы едем.
Ехали мы еще пятнадцать дней и пятнадцать ночей и приехали туда, куда держали путь. Подъехали к громадной, цвета крови скале, окруженной простирающимися далеко лесами. Парень спешился и сказал:
— В этой пропасти живут три великана, которые убили моего брата, — и показал на пропасть у основания скалы.
— Вижу. Слава богу, приехали, — сказал я и спешился.
Парень засучил рукава, подоткнул полы черкески под пояс и сказал мне:
— Спускайся, Сосруко, в эту пропасть, убей великанов, возьми три чаши их крови, тело моего брата и поднимись наверх.
Я не согласился с ним.
— Сам отомсти за своего брата, — сказал я ему.
— Хорошо, Сосруко, я спущусь в пропасть, а ты держи крепко коней, не дай им вырваться.
Трудно было удержать коня парня. Парень накинул на шею коня семь цепей и привязал его к огромному дубу. Он и тогда не поверил, что я удержу его коня: конец седьмой цепи намотал мне на руку и замкнул замок.
Парень сказал мне:
— Когда я спущусь и начну убивать великанов, из пропасти будут раздаваться страшные звуки. Смотри не испугайся и не упусти коня.
Так сказал мне парень и спустился в пропасть. Из нее стали раздаваться страшные звуки. Алып парня испугался, потянул цепи, вырвал дуб, поволок меня, и я полетел, как птица. Парень убил великанов и вышел из пропасти, неся их головы, три чаши крови, тело брата.
Поднялся парень наверх, а там — ни коня, ни меня. А алып мой стоит на месте. Парень заметил, что его алып тащит меня за собой. Он догнал нас, дернул за цепь, осадил коня. Мы вернулись к пропасти.
— На, Сосруко, выпей эти три чаши великаньей крови. Если не хочешь, выпью я сам, а ты закопай головы великанов, — сказал парень.
Не успел я зарыть одну голову, как парень осушил три чаши. Он подошел, отодвинул меня и сказал:
— Смотри, как надо закапывать головы великанов, — положил их в ряд, наступил на них и вогнал в землю.
Повернулся ко мне и молвил, улыбаясь:
— Вот как хоронят, Сосруко, головы великанов!
Парень завернул в черную бурку тело своего брата, приторочил его к седлу, и мы тронулись в обратный путь. Приехали домой. Сняли тело покойниках лошади, занесли в дом и положили на земляной пол.
Отдохнули немного. Парень вышел, вернулся и позвал меня на улицу.
— Вот здесь будем хоронить моего брата, — показал на место и стал его размечать.
— Могила будет широкой. Так широко не копают яму, — сказал я, увидев разметку парня.
— Это не твое дело, Сосруко. Выкопай яму, а я сварю обед, — сказал парень и вошел в дом.
Я начал копать могилу. Парень сварил обед и позвал меня есть. Он несколько раз кормил и поил меня, пока я копал могилу. Наконец я приготовил яму.
Затем мы обмыли покойника и положили в могилу.
Парень залез в могилу и разделся. И моим глазам явилось чудо: это был не парень, а девушка! Сколько мы прошли дорог, а я и не знал, что со мной была девушка!
Девушка сказала:
— О, Сосруко, не обижайся на меня и не удивляйся. Я, как видишь, не парень, а девушка. Покойник, которого мы хороним, был моим мужем.
— Не обижаюсь я на тебя, сестра, но хочу спросить.
— Спроси, Сосруко.
— Как тебя зовут? Из какого ты рода?
— Меня зовут Джанатхан; я из бедной семьи. Ни одного человека из моей семьи уже нет в живых: их убили дворяне и предали черной земле, — сказала девушка.
Так она сказала и легла рядом с покойником.
— Теперь засыпай могилу, — сказала она и откуда-то извлекла ножницы, обняла одной рукой тело мужа, а другой вогнала ножницы в свое сердце и убила себя.
Я засыпал могилу. Вот история, которую я хотел рассказать тебе.
— Вот что я видел, Аталык-печальный, — продолжал Сосруко. — Есть такие героические женщины. Что вам с Хан-Заубидом делать со своими женами, решайте сами. А я рассказал только то, что видел.
Аталык-печальный все хорошо понял. Он вернулся домой и передал Хан-Заубиду хабар Сосруко.
На следующий день Аталык-печальный и Хан-Заубид привязали своих жен к хвостам необъезженных лошадей и пустили их в поле.
По книге «Абазинские народные сказки». М., Наука, 1975.
Составил и перевел В. Тугов.