36. Последний «привет» от Людовика XI
36. Последний «привет» от Людовика XI
…Будучи проницательным и хладнокровным политиком, Людовик XI не торопил события и в борьбе со своими врагами по возможности избегал прямых военных столкновений, не рискуя полагаться лишь на военную удачу. Он предпочитал дипломатические средства, среди которых немаловажным было привлечение на свою сторону наиболее опасных людей из окружения его могущественных противников. Ради этого он щедрой рукой раздавал деньги, земли и доходные должности, что ослабляло оппозицию вернее, нежели победы на полях сражений. Пренебрегая всеми правилами «честной игры», когда дело касалось политики, он проявлял редкую изобретательность в политических интригах…
Р. Кандилон. «Политика и экономика Людовика XI [97]»
Людовик XI (ЭСЭ [98]) был злейшим врагом Ричарда III — даже большим, чем отстранённая от власти, бывшая королева, Елизавета Вудвилл.
Людовик представлял наибольшую опасность для Ричарда прежде всего потому, что на ту пору не было в Европе более злокозненного интригана, уничтожавшего своих противников самыми подлыми и самыми коварными средствами, чем французский король, Людовик XI, получивший в связи с этим прозвище, «Король — Паук».
Прежде, чем что — либо предпринять, Людовик внимательно изучал своих политических противников. Засылал к ним огромное количество тайных агентов и получал о них всю необходимую ему информацию. Был в курсе их дел, новостей, отношений, политических взглядов, личных предпочтений, привычек, навыков, вкусов, слабостей, наследственных болезней, тайных пристрастий, интриг и обид. Знал, чем они дышат, о чём думают в тот или иной момент, что говорят, какие интриги плетутся вокруг них, какие сплетни о них распускают и насколько эти слухи соответствуют действительности.
О каждом из них он знал абсолютно всё, и даже более того — знал то, чего они сами о себе не знали, во сне не видели и даже предполагать не могли.
Придворный историограф Людовика, Филипп де Коммин, писал в своих «Мемуарах»:
«Когда он (Людовик XI) отдыхал, его ум продолжал работать, ибо у него были дела в стольких местах, что даже удивительно; ведь он любил вмешиваться в дела своих соседей, как в свои собственные, приставляя к соседним государям своих людей и разделяя тем самым с ними власть… А память его была столь велика, что он помнил все и знал всех и во всех окружавших его странах. Поистине он создан был управлять скорее миром, нежели королевством. »
Филипп де Коммин, «Мемуары», кн.6, гл.XII.
«Разделяя с соседними государями их власть», Людовик через своих ставленников и агентов, «незримым» сидел рядом с ними на троне и манипулировал ими, как марионетками. Оказывал на них своё влияние, навязывал им свою волю, принимал за них нужные ему решения, подталкивал их к удобным ему политическим акциям, в то время, как сами они считали, что поступают по своей воле, преследуют свои интересы и даже не предполагали, что разыгрывают партию в навязанной им игре.
Манипулируя их окружением, как своим, Людовик любого из них мог «стереть в порошок» — в буквальном смысле этого слова, — загнать в угол, зажать, задавить, уничтожить интригами, восстановить против них их друзей.
Внедряя в их окружение «своих людей» — шпионов, дурных "советчиков», лживых и вкрадчивых манипуляторов, наёмных убийц или ангажированных им «бунтарей», засланных поднимать народ на восстание, Людовик мог устроить заговор среди их сподвижников, раздуть волнения и беспорядки в их стране, раскачать под ними трон и ослабить их власть, низложить их и уничтожить физически. (Как, например, он устранил своего врага, бургундского герцога, Карла Смелого: устроил восстание в Льеже и в других городах, а потом добрался и до него самого).
Любую меру, любое защитное действие своих противников, Людовик XI мог направить против них самих и представить в самом невыгодном свете, даже если бы оно было правильным, необходимым, продуманным, справедливым, гуманным и честным.
Людовик был настоящим гением злодеяний. В его политической игре соседи — правители были «фигурками» на шахматной доске: любую "пешку" он мог произвести в «королевы», любого короля мог низложить и вывести, как «пешку» в «расход».
С врагами Людовик предпочитал расправляться чужими руками: стравливал их между собой, а потом извлекал максимальную выгоду из этих конфликтов, — отхватывал и присваивал под шумок их территории. Как это, например, произошло с Карлом Смелым: лишив его поддержки союзной Англии (подкупив Эдуарда IV), Людовик стравил его с другими правителями, втянул в долгую и изнурительную войну, затем переманил на свою сторону всех его кредиторов — предложил им более выгодные условия, устроив Карлу финансовую блокаду, а потом натравил на него его соседей швейцарцев. Разделался с ним их руками, а потом предложил своё покровительство его вдове и сиротке — дочери. Когда они от его услуг отказались, взял их обеих в «тиски», — навязал сиротке альтернативную кандидатуру в мужья — принца Гентского, который тут же захватил их обеих в плен: пробился в их замок, наводнил их дом своими слугами, а сам, на правах жениха, расположился в соседних покоях, продолжая удерживал их в изоляции, воспользовавшись которой Людовик аннексировал большую часть их земель, пока эти милые дамы тщетно звали на помощь. Одна из них — герцогиня Маргарита Бургундская (ЛИИ), родная сестра Ричарда Глостера и Эдуарда IV, помогавшая Йоркам в 1471 году вернуться к власти, другая — её падчерица, дочь Карла Смелого, Мария Бургундская (ЛСИ).
Марию Людовик XI, в нарушение договора, подписанного в Пекиньи, и слова, данного Эдуарду IV [99], захотел выдать замуж за своего малолетнего сына, дофина Карла.
Эдуард IV, верный своим обязательствам и договору (а пуще всего, пенсии, которую ему Людовик выплачивал), не посмел его действиям помешать, поэтому предложил в качестве тупиковой альтернативы неподходящую кандидатуру — своего шурина, Энтони Вудвилла, в женихи. А подходящую кандидатуру — своего брата, герцога Кларенса, к Марии и близко не подпустил, категорически запретив ему на ней жениться. А ведь как было бы выгодно англичанам получить хоть какие — то земли на континенте и расположить на них военные базы под боком у Людовика! Вопреки очевидной выгоде (и национальным интересам!) Эдуард настоял на кандидатуре своего шурина, которая, естественно, не прошла.
Ричард Глостер изначально был против этой интриги, но оставаясь на тот момент (в 1477 году) вассалом своего брата, короля Эдуарда, он не мог оказать явную помощь своей племяннице и сестре. Однако, используя лучшие свойства своего психотипа (ЛИЭ), он мог подсказать гениально простое решение, которым, по — видимому, и воспользовалась Маргарита Бургундская, неожиданно найдя выход из тупиковой, на первый взгляд, ситуации и даже перехитрив самого Людовика XI. (Людовик потом тоже понял, что не сама она до этого додумалась, кто?то ей подсказал этот ход, а иначе она до конца жизни сидела бы взаперти и взывала о помощи. Зная своих врагов, Людовик догадался, кто был этот советчик.)
А произошло вот, что: в руках у Маргариты Бургундской неожиданно оказался красивейший перстень с бриллиантом, который она (видимо с тем же посланником) тайно отправила эрцгерцогу Максимилиану (сыну своего соседа, императора Фридриха III) с предложением срочно прислать к Марии «сватов», — в большом количестве и понапористей. Предложение Максимилиану понравилось. (При жизни Карла Смелого он уже сватался к Марии, но не сумел согласовать пункты брачного договора, и помолвка расстроилась. Теперь же герцогиня давала понять, что все препятствия устранены). На радостях Максимилиан прислал целое войско «сватов», которые окружили замок, пробились через кордон принца Гентского и ворвались в его покои, заявив, что пришли за невестой своего государя. В качестве доказательства предъявили кольцо. Гентский показал колечко Марии и спросил: «Ваш бриллиантик?», Мария уже была подготовлена и ответила: «Мой! Я помолвлена с Максимилианом Австрийским!», принц Гентский тут же освободил её дом от своего присутствия [100], а Мария вышла замуж за эрцгерцога Максимилиана — будущего императора Священной Римской империи. Но за то время, что она находилась в плену (а Маргарита взывала о помощи), Людовик XI успел отхватить несколько областей — всю Западную Бургундию (это он так шёл на подмогу!), а затем оставил эти земли у себя в качестве компенсации за труды.
Людовик XI был ещё тот «паучок» — прожорливый!.. Страсть, как любил присваивать чужие земли. Относился к этой задаче творчески: если наметит для себя какие — то территории, вцепится в них мёртвой хваткой — не оторвёшь. Оттяпает и не вернёт, даже если не имеет на них законных прав (+б.с.2).
Эдуарду IV это было известно и он предпочитал с Людовиком лишний раз не связываться — себе дороже. Тем более, что к тому времени он уже «купил» себе перемирие с ним ценой «временной» потери земель Плантагенетов во Франции, подписав договор в Пекиньи.
Эдуарда IV — его силы, отваги и дерзости (а пуще всего, его упрямства), Людовик XI тоже побаивался. Объединённый поход англичан и бургундцев в 1475 году сорвался только потому, что Эдуарда ему вовремя удалось подкупить. Людовик тогда струхнул не на шутку, поэтому и денег на подкуп не пожалел. Еле — еле сошлись в цене. Хорошо ещё, этот алчный проныра, Джон Мортон — его тайный агент, тогда помог: уговорил Эдуарда согласиться на предложенные условия и взять деньги за земли Плантагенетов не в качестве «отступных», а как бы, «собрать дань с покорённых им французов». Эдуарду эта идея понравилась. Зная его амбициозность, Людовик — проницательный и тонкий психолог — сам тогда эту формулировку придумал, сам через Мортона её навязал и очень этой своей затеей гордился: Эдуард ощутил себя этаким «хозяином Франции», — «Тамерланом, собирающим дань с покорённых земель» и согласился на невыгодные условия.
Слабости Эдуарда IV Людовику были известны: от Эдуарда можно было откупиться деньгами, его можно было соблазнить красивыми женщинами и даже едой. (Подписав договор в Пекиньи, Людовик XI хвастался, что остановил продвижение англичан, подпоив Эдуарда гасконским вином и накормив его пирогами с дичью: когда Эдуард со своими войсками вторгся во Францию и уже шёл на соединение с армией Карла Смелого, Людовик преградил ему дорогу столами, уставленными всякими яствам. Кушанья испускали такой аромат, что Эдуард тут же почувствовал сильный голод, слез с коня, сел за стол и стал есть. В это время Людовик и подослал к нему своих посредников с предложением сторговаться тайком от бургундцев и подписать мирный договор [101]. Одним из этих посредников, приставленных им к английскому королю, был «давний друг» и тайный агент ЛюдовикаXI, епископ Джон Мортон.)
С Эдуардом всё было проще — ему можно было за взятку подсунуть невыгодный договор. Ричард на такую сделку бы не пошёл. Он и тогда был категорически против неё. От взятки Людовика отказался.
«От Ричарда деньгами не откупишься… — размышлял Людовик. — Вишь, он куда замахнулся! На турок походом пойдёт. А где они, турки — то? До них ещё шагать и шагать, — через всю Францию ножками топать. А ведь он тогда не случайно про турок сказал!.. Наследные вотчины отвоевать хочет, земли Плантагенетов вернуть. А они как раз по дороге лежат… Бедная, бедная Франция! — вздохнул Людовик. — Кто её защитит?..»
Ричарда III Людовик боялся и ненавидел больше, чем его старшего брата.
У Ричарда он не находил тех пороков, которыми мог бы манипулировать. Ричард был безукоризненно честен, верен своим обязательствам, истово набожен, мудр, справедлив и неподкупен.
«Если не ошибаюсь, он иногда бывает слишком прямолинеен с людьми, — припоминал Люд;овик, — наивен, добр, прямодушен и великодушен, — всё это можно использовать против него. Что ещё?.. Ах, да, — силён, отважен, непобедим… Ну, это не страшно: непобедимых у нас нет, есть только непобеждённые. Карл Смелый тоже казался непобедимым. А где он теперь? — погиб, уничтожен, «стёрт в порошок», — растерзан в сражении при Нанси. Преданный накануне сражения одним из своих военачальников, Карл Смелый в день битвы остался с малочисленным войском. Решив выиграть битву малыми силами, он предпринял рискованный рейд: на полном скаку врезался в гущу врагов и тут же, по непонятным причинам, свалился вместе с конём; не смог подняться и был заколот копьями окруживших его солдат! Вот так… А иначе к нему, свирепому, было не подойти: уж, слишком был дерзок в бою! И с Ричардом то же будет! Дойдёт и до сражения, на котором его загонят в точности такую же ловушку [102]! Возьмут в тиски. Это несложно устроить. Надо только знать, чем его подкосить… Какой у него там девиз? — «Loyalty me lie [103]»? — отлично! Если верность его укрепляет, то измена сразит наповал — подрубит под корень! Это как раз то, что нам нужно! Измену мы ему и пропишем! В больших количествах — чем дальше, тем больше. Ричард запарится, сражаться с предателями! И тогда уже ни на турок, ни даже на соседнюю Францию у него сил не хватит. Он увязнет в борьбе с изменниками! А их количество будет расти по мере того, как он будет их уничтожать. На место одного, встанут двое, четверо, десятеро — уж, я об этом позабочусь… Он будет сражаться не с ними, а с многоголовой гидрой, у которой на месте одной отрубленной головы вырастает много других! Уж, я ему это устрою!.. Он задохнётся от возрастающего числа новых изменников, — они его задавят, затопчут, задушат, загрызут…
А потом ещё высмеют и ославят на весь мир, опорочат его имя в истории, а для него это страшнее всего, — он ведь так гордится своей незапятнанной репутацией!.. Вот по ней — то мы ему и нанесём самый страшный удар, — его честь осквернят, обесславят, покроют позором, — липким и чёрным, как дёготь, — несмываемым никогда и ничем. Его доброе имя будет проклято во веки веков! Из поколения в поколение им будут пугать маленьких детей. О нём будут распускать самые мерзкие слухи, с его именем будут связывать самые гнусные преступления. Этого он боится больше всего? — Он это получит! Причём, в самое ближайшее время и от своего самого близкого друга — Генри Бекингема. Это ведь в его доме живёт епископ Джон Мортон — давний друг и посредник Людовика XI — тот, который когда — то сопровождал Маргариту Анжуйскую, во Францию, а потом ещё примирил её с графом Уорвиком и герцогом Кларенсом. Через него Людовику удалось сторговаться и с Эдуардом IV в Пекиньи. Людовик тогда заплатил Джону Мортону огромные комиссионные — 2000 экю. Джон Мортон давно уже работает на него. Через Мортона он сможет провести и эту интригу. Или хотя бы только начать её, запустить…
Прежде всего, Мортон должен восстановить Бекингема против короля, — для Ричарда это будет первый и самый болезненный удар в спину. Ричард так доверяет Бекингему, что даже отдал Мортона под его надзор… — Людовик усмехнулся: — Хорош надзор, нечего сказать! Бекингем ни в чём Мортона не стесняет. Общается с ним, как с другом и компаньоном, — беседует, доверяет планы и тайны Ричарда. А от Мортона их узнаёт и Людовик, через своих неприметных агентов — странствующих монахов, совершающих паломничество в Западный Уэльс. Не случайно, поэтому, местом «заключения» Мортона Людовик сам выбрал валлийскую резиденцию Бекингема — замок Брекон, а Королевский Совет, большинство в котором составляют продажные, алчные Вудвиллы, это решение поддержал. Ричард, как и следовало ожидать, большинству голосов подчинился, — наверное, очень неохотно, но это уже не важно. Важно то, что он тогда допустил эту уступку и теперь уже обречён на разрушительную интригу, начало которой положит предательство Бекингема. Потому, что Бекингем ему не помощник. И уж тем более ему не друг. Бекингем — это мина, замедленного действия, — многоударная, разрывная бомба с «сюрпризом», — когда «взорвётся», с перепугу и сам будет скакать, как мячик, и по всей стране производить разрушения. Поднимет восстание против короля Ричарда III…
Деньги на ангажированных «бунтарей» мы, пожалуй, найдём. Впрочем, деньги для этого и не понадобятся. Можно распустить слухи о том, что Ричард убил отстранённых им от престолонаследия принцев. Слухи чудовищные, поначалу им никто не поверит. Но разносить будут с удовольствием, желая полюбоваться произведённым эффектом. Зато потом, когда они уже перестанут быть новостью и о них станут говорить все вокруг, в них сначала неохотно, но всё же поверят и остальные: если все об этом говорят, не может быть, чтобы это было неправдой. Поверят даже многократно убеждённые в правоте и честности Ричарда люди, из его ближайшего окружения. И это будет информационная бомба, какой ещё не бывало в истории человечества!.. — Людовик даже запрыгал по комнате, потирая руки от удовольствия, — как он всё это хорошо придумал! — Ох, какая это будет интрига! Ричард вовек не отмоется от этой грязи! Никогда в жизни ни ему, ни его потомкам не будет покоя!
Так, что у него ещё?.. Больной сын — это хорошо: значит престолонаследника он скоро лишится. А раз так, его престол не считается прочным, и корону у него легко можно будет отнять. Тем более, что смерть сына его подкосит. Что ещё? — Смертельно больная жена? Говорят, он её обожает… Тем лучше: когда она умрёт, скажем, что это он её убил. Её кончина будет для него смертельным ударом. А тут как раз и мы подоспеем: разнесён про него пару-тройку порочащих слухов — честного человека всегда найдётся, в чём обвинить. Чем абсурднее обвинение, тем охотнее в него поверят. Главное, чтобы о нём побольше судачили. Клевета — та же эпидемия: чем больше контактов, тем шире распространяется. Ну, а дальше уже надломленному смертью жены и сына, затравленному клеветой и предательством королю можно будет навязать сражение, в котором он будет убит.
Да! НЕПРЕМЕННО УБИТ! Исходя из этого результата, будет построен весь план. И эту последнюю деталь — убийство в сражении — добавить и организовать будет совсем нетрудно. Подсылать к Ричарду наёмных убийц совершенно бессмысленно — у него остаётся много других престолонаследников — побочных детей и племянников, — общим числом, десятка полтора — всех не изведёшь. Поэтому его надо убить в сражении и посадить на его трон «победителя» — своего человека, графа Ричмонда, Генриха Тюдора, — дальнего отпрыска побочной ветви от незаконнорожденного потомка французских королей — Карла VI, Безумного, и его дочери, безумной Екатерины Валуа.
Правда у Тюдора нет опыта военных действий, но это и не важно: в любом случае Ричард будет убит именно в сражении, каким бы непобедимым воином и полководцем он ни был. Его предок, Вильгельм Завоеватель, тоже считался непобедимым, а ничтожная случайность с лошадью, наступившей на раскалённый уголёк, его погубила. На том поле, где Ричард в последний раз поведёт в бой свои войска, не будет раскалённых углей. Да они и не понадобятся. Есть варианты получше — беспроигрышные и безошибочные. С ним произойдёт то же, что и с Карлом Смелым: его лошадь падёт, и он будет ею придавлен. Всё предыдущее, равно как и последующее, — вопрос техники и планомерной организации.
Интрига, запущенная Людовиком, разрабатывалась во всех деталях, исходя из конечного результата, — раскрывалась планомерно и последовательно, как заранее прописанная программа, действующая безошибочно на каждом из запланированных этапов. Участие Людовика XI в этой интриге долгое время считалось второстепенным, поскольку на передний план выходил его ставленник, Генрих Тюдор, которому, по замыслам Людовика, предназначалась роль «подарка с сюрпризом» — бомбы замедленного действия, рассчитанной на неизбежный, заранее подготовленный результат.
Первым «сюрпризом» будет клевета, возведённая на Ричарда III, представляющая его как тирана. Следующей частью программы будет вторжение Тюдора в Англию, с целью свержения «деспотичного короля».
Филипп де Коммин, придворный историограф ЛюдовикаXI, впоследствии так описывал эти события:
«Король Ричард, умертвивший двух своих племянников, не намного пережил его, как и герцога Бекингема. Ибо господь очень быстро послал королю Ричарду врага, у которого не было ни гроша за душой и, как кажется, никаких прав на корону Англии — в общем, не было ничего достойного, кроме чести. Это был происходивший из рода Ланкастеров граф Ричмонд, живший пленником в Бретани, а ныне являющийся королем Англии; правда, что бы там ни говорили, мне кажется, что он не близкий родственник королей [104], и в свое время, незадолго до того, как покинуть наше королевство, он рассказал мне, что его с пятилетнего возраста или охраняли как беглеца, или содержали в тюрьме…».
То есть, Генриха Тюдора (графа Ричмонда) уже тогда готовили к его будущей роли. Об этом же говорят и последующие строки:
«… Этот граф Ричмонд в течение 15 лет, или около того, пробыл пленником в Бретани у герцога Франциска, недавно умершего, в руки которого попал из?за бури, когда пытался бежать во Францию вместе с графом Пемброком, своим дядей. Я находился в то время у упомянутого бретонского герцога, когда они были схвачены. Герцог обходился со своими пленниками мягко и, когда умер король Эдуард, дал им большое число людей и суда и при поддержке герцога Бекингема, который за это и был казнен, отправил в Англию. Но поднялся противный ветер, начался шторм, и они вернулись в Дьепп, а оттуда по суше в Бретань…».
(Опять неточность: деньги у графа Ричмонда были. Две трети похищенной королевской казны привёз и передал ему для вторжения в Англию брат королевы, Эдуард Вудвилл.)
«…Вернувшись в Бретань, граф Ричмонд стал опасаться, как бы герцогу не надоело расходоваться на него, ибо при нем состояло около 500 англичан, и как бы он, в ущерб ему, не вступил в соглашение с королем Ричардом, поскольку тот этого добивался, поэтому он, не попрощавшись с герцогом, уехал вместе со своим отрядом…».
(На самом деле всё было значительно прозаичней: Джон Мортон, бежавший на континент после подавления восстания Бекингема, сообщил Генриху Тюдору (графу Ричмонду) о договоре, заключённом между королём Ричардом III и бретонским герцогом Франциском, на предмет выдачи графа Ричмонда английским властям. Как шпион Людовика XI Джон Мортон имел разветвлённую сеть информаторов, среди которых были и приближённые короля Ричарда (в частности, Томас Стэнли (ИЭИ) и его жена, Маргарита Бофорт (ЭИЭ) — мать Генриха Тюдора, графа Ричмонда). Ричмонд принял информацию к сведению, покинул Бретань и перебрался во Францию, где, пользуясь покровительством наследников короля Людовика, продолжил подготовку к вторжению в Англию.
В декабре, 1484 года, Генрих Тюдор заявил о своём намерении жениться на Елизавете Йорк и отстоять её право на престолонаследие. Представители английской — ланкастерской диаспоры этим воспользовались и объединились под его знамёнами, рассчитывая взять реванш.
«…Немного времени спустя ему оплатили переправу трех или четырех тысяч человек. И наш нынешний король дал его спутникам большую сумму денег и несколько орудий. На нормандском судне он добрался до Уэльса, откуда был родом. Король Ричард двинулся ему навстречу, но с графом Ричмондом соединился английский рыцарь, сеньор Стэнли, муж его матери, который привел к нему около 26 тысяч (!) человек. Произошло сражение, и на поле боя погиб король Ричард, а граф Ричмонд на том же поле короновался короной Ричарда и стал королем Англии.
Разве можно назвать все это Фортуной? Это же истинный суд божий! Чтобы это стало более понятно, скажу еще, что, как только король Ричард совершил жестокое убийство двух племянников, о чем я выше говорил, он потерял свою жену, и некоторые говорят, что он сам умертвил ее. У него был единственный сын, и тот рано умер…
Филипп де Коммин «Мемуары», кн.5, гл.ХХ.
Вновь и вновь повторяет Филипп де Коммин этот текст в своих «Мемуарах». И везде красной нитью проходит сообщение о том, что король Ричард III «убил своих племянников», словно он, де Коммин, лично при этом присутствовал и всё видел:
«…Как только этот король (Эдуард IV) умер, наш король (Людовик XI) был немедленно извещен о случившемся, но не выразил никакой радости. А через несколько дней он получил письмо от герцога Глостерского (приказавшего умертвить двух сыновей короля Эдуарда, своего брата), который захватил корону Англии и стал именоваться королем Ричардом. Этот король (Ричард III) искал дружбы нашего короля и, как я думаю, очень хотел получать вышеупомянутую пенсию, но король не пожелал отвечать на его письмо и не стал слушать его посланца, считая герцога Глостерского жестоким злодеем; ведь после кончины короля Эдуарда герцог Глостерский принес почести своему племяннику, как королю и верховному сеньору, а затем совершил свое преступление и велел предать позору в парламенте Англии двух дочерей Эдуарда, объявив их незаконнорожденными».
Уже в эти строках де Коммин полностью изобличает в злословии и себя, и своего интригана — правителя, французского короля Людовика XI. Известно, что Эдуард IV умер в начале апреля 1483 года, а Ричард был провозглашён королём в конце июня; в начале июля был коронован и тогда же к Людовику прислал послов. И Людовик ТОГДА ЖЕ — то есть в начале июля! — отказался устанавливать с ним дипломатические отношения, объявив его «жестоким злодеем, умертвившем племянников». А теперь, ВНИМАНИЕ, ВОПРОС: какие основании были у Людовика XI в июле 1483 года считать Ричарда III убийцей маленьких принцев, если их видели (по самым скромным подсчётам) в парке Тауэра в конце сентября? Потом, когда восстание Бекингема, поднятое по поводу их "убийства", набрало силу, их следы затерялись, но это не означает, что до или после этого они были убиты. Они СЧИТАЛИСЬ УБИТЫМИ во мнении клеветников, но к моменту распространения клеветы и даже в период её наивысшей популярности были ещё живы, и это официально задокументировано в расходных статьях на их содержание. Более того, расходы на их содержание (впоследствии, когда их местоположение уже для всех стало тайной) продолжали отчисляться вплоть до весны 1486 года. А поскольку выбрасывать неведомо куда огромные денежные суммы (при правящем тогда уже) известном своей скаредностью Генрихе VII считалось недопустимым, остаётся признать, что ПРИНЦЫ ЕЩЁ БЫЛИ ЖИВЫ, КОГДА короля Ричарда III УЖЕ НЕ БЫЛО В ЖИВЫХ!
Вот и получается, что Людовик XI — первый генератор этой идеи, он же — автор, заказчик и первый распространитель этой возмутительной клеветы.
На это же косвенно указывает и тот факт, что сам Филипп де Коммин, детально и досконально описывающий все остальные исторические события, о «преступлениях Ричарда» говорит бездоказательно и голословно, — не вдаётся в детали и избегает подробных описаний, — то есть, ни фактами, ни ссылками на информационные источники (в отличие от других описываемых им событий) своих обвинений не подкрепляет. И это ещё раз доказывает, что все эти обвинения — злобный вымысел, политический заказ, поступивший от его короля, Людовика XI, поручившего ему очернить Ричарда III в памяти потомков.
Поэтому Коммин и в инсинуациях себя не ограничивает, говоря о притязаниях Ричарда на пенсию Эдуарда, хотя всем известно, что Ричард отказался от взятки, которую ему навязывал Людовик в обмен на поддержку договора Пекиньи, с помощью которого сначала разделался с Бургундией (уничтожив Карла Смелого), а затем и с Англией, — уничтожив Ричарда III и тем самым подрубив под корень династию Плантагенетов. А это именно то, что ему и было нужно: СНЯТЬ ПРИТЯЗАНИЯ АНГЛИЧАН НА ЗЕМЛИ ПЛАНТАГЕНЕТОВ! Не будет Плантагенетов, не будет и преемственных прав Англии на их исконно наследованные земли — герцогство Нормандское, графство Анжуйское, провинции Гасконь, Шампань, Аквитанию, Мэн и другие, — тогда можно будет и умереть спокойно, с сознанием полностью выполненного долга.
Последнее, что успел сделать в своей жизни Людовик XI, — это приложить все усилия к тому, чтобы пресечь династию Плантагенетов. Для этого он и разработал план уничтожения короля Ричарда III. И сам же стал претворять его в жизнь: одним из первых оболгал короля Ричарда, чтобы отвести от себя подозрение, — дескать, было за что его убивать. Организовал травлю законного английского монарха и нацелил на английский престол своего худородного ставленника, — жестокого и беспощадного графа Ричмонда, Генриха Тюдора (СЛЭ), поручив ему расправиться с остальными потомками Плантагенетов, — включил его в нужный момент в свою игру, как «шестёрку», которую заранее успел припрятать в рукаве.
Дальновидность, продуманность, безупречная завершённость этой интриги, колоссальная конкретная выгода и низкопробнейший информационный замес — всё указывает на авторство французского короля, Людовика XI, пожелавшего таким образом поставить точку в войне Роз и в Столетней Войне, даже при том, что на момент смерти Ричарда III у Людовика XI было «железное» алиби: к тому времени он уже два года как умер. Прощальный «привет» будущему низложенному королю он успел отправить значительно раньше — в последние дни и часы своей жизни.
Известно, что за неделю до смерти, 23 августа, 1483 года, речь и рассудок у Людовика восстановились, со многими он общался и сделал массу важных и нужных ему распоряжений. А значит и среди «близких вмешательств в дела соседей» (кои для Людовика были обычным занятием), в числе прочих дел мог быть и «прощальный привет», королю Ричарду III, которого он с давних пор люто ненавидел. Как минимум, — с 1467 года, когда предпринял очередную попытку закрепить за собой земли Плантагенетов, предложив пятнадцатилетнему Ричарду Глостеру руку своей младшей дочери, Жанны. Если бы Ричард тогда ответил согласием, дети от этого брака, — внуки Людовика, — стали бы прямыми потомками Плантагенетов и их наследные земли можно было бы оставить за Францией уже на законных основаниях. Но юный Ричард, догадавшись о его тайных планах, наотрез отказался от предложенного союза.
Король Людовик был оскорблён в лучших чувствах: «Какая дерзость! Что он возомнил о себе, этот несносный мальчишка?!». Тогда же Людовик вбил себе в голову, что Ричард определённо метит на английский престол. Брак Эдуарда IV с Елизаветой Вудвилл — несусветная глупость, фальшивка! Ричард Глостер — вот, кто станет будущим королём!
В последующие годы Людовик возненавидел Ричарда Глостера ещё больше:
• и после его побед над Ланкастерами в подавлении всех, какие только были восстаний,
• и после его ослепительных побед в решающих сражениях при Барнете и Тьюксбери,
• и после его фантастически успешной шотландской кампании 1482 года, сорвавшей многие внешнеполитические планы Людовика,
и особенно, после заключения договора в Пекиньи, который из — за Ричарда вообще оказался на грани срыва.
В день его подписания от проницательного Людовика не ускользнуло явное неприятие этой сделки со стороны младшего брата короля. В добавок ко всему Ричард не явился на торжество, устроенное в честь заключения перемирия. И тем не менее, король Людовик решил не отчаиваться. Заметив, что Ричард оставил сопротивление чуть только договор вступил в силу, Людовик, рассчитывая привлечь его на свою сторону, пустился ещё на одну хитрость: он пригласил Ричарда в Амьен, где попытался одарить его дорогим вооружением и лошадьми, но Ричард и этот подарок отверг, повторив, что хотя он считает себя обязанным следовать решениям брата, любые попытки денежной компенсации за этот абсурдный поход он расценивает, как бесчестье.
Прошли годы, и Ричард Глостер стал английским королем Ричардом III, но Людовик не забыл его щепетильности и опасаясь повторного вторжения англичан — ведь Ричард и править начал успешно, и популярность его в народе росла, — всё же решил сделать ставку на самого ничтожного, а потому особенно беспощадного и беспринципного в достижении своей цели претендента — бастарда, Генриха Тюдора, который обязан был в обмен на всё предоставленное, успешно осуществить замысел французского короля, за что в дополнение к средствам, выкраденным Вудвиллами из английской казны, французы ссудили Тюдору ещё 40 000 ливров на наем войска и предоставили возможность вербовать лучших капитанов королевского французского флота. В качестве солдат и матросов предложили выбрать самых отъявленных головорезов из числа разбойников и пиратов, заранее собранных и отбывающих условное заключение во французской тюрьме. Многим из них предложили купить себе жизнь ценой участия в этой рискованной экспедиции.
В соответствии с планом, задуманным и подготовленным Людовиком XI, Ричард III был побежден и убит в битве при Босворте, 22 августа 1485 года, НЕ СЛУЧАЙНО! ЕГО ПОРАЖЕНИЕ БЫЛО ЗАРАНЕЕ ПРЕДРЕШЕНО, ПОЛИТИЧЕСКИ И ТЕХНИЧЕСКИ ПОДГОТОВЛЕНО! А для лучшей маскировки этой, до мельчайших деталей продуманной и технически виртуозно выполненной операции, равно как и для реабилитации всех, кто за этой интригой стоял, Ричард III усилиями всех её участников, был посмертно очернён на века, будучи представлен самым ужасным в истории всех времён и народов злодеем. И этот политический ход также был заранее спланирован Людовиком и начал осуществляться ещё при жизни Ричарда, в момент восстания, поднятого Бекингемом и Мортоном, за которым чрезвычайно быстро последовало наспех продуманное и оперативно подготовленное Людовиком XI первое вторжение Генриха Тюдора в Англию, осенью 1483 года. (Из — за этой поспешности оно и потерпело неудачу, скомпрометировав и самого Людовика XI, и Генриха Тюдора, и всех тех, кто за ними стоял.).
Свести счёты с Ричардом III ещё при жизни и отомстить ему за все пережитые по его вине страхи, потери и унижения король Людовик считал для себя делом исключительной важности. И именно тогда, когда у него уже почти не оставалось для этого времени, — перед смертью, по сравнению с которой вся предыдущие предприятия кажутся незначительными пустяками, но зато очень хочется совершить что — нибудь действительно стоящее, — такое, чтобы потом уже об упущенном не жалеть. А что может быть важнее для короля, уходящего на суд Всевышнего, чем территориальная целостность вверенной ему Богом державы?
Людовик всего только два месяца прожил в период правления Ричарда III, при том, что сквитаться с ним и низложить его хотел, как никто другой.
Известно, что перед смертью он умолял врачей, астрологов и Пресвятую Деву продлить ему жизнь хотя бы ещё на месяц, на неделю, на несколько дней и с жадностью интересовался всеми делами, подробно расспрашивая о новостях.
Сообщение о восстании, поднятом Мортоном и Бекингемом, пришло, когда Людовик XI уже покинул этот мир. Известно, что за день до смерти он исступлённо молился, прося Пресвятую Деву простить ему все его грехи…