9.3. Исполнительный комитет

Итак, «самочинным центром» и своего рода становым хребтом «Народной воли» был ее Исполнительный комитет. Он вырос из Липецкого ИК и стал уже четвертым в народничестве 70-х годов Исполнительным комитетом[1193].

Учредителями ИК «Народной воли» были 10 членов Липецкого ИК (все участники Липецкого съезда, кроме Г.Д. Гольденберга): А.Д. Михайлов, А.И. Желябов, Н.А. Морозов, М. Ф. Фроленко, Л.А. Тихомиров, Н.Н. Колодкевич, С.Г. Ширяев, А.А. Квятковский, А.И. Баранников, М.Н. Ошанина. К ним сразу после раскола «Земли и воли», уже в августе – сентябре 1879 г., присоединились С.Л. Перовская, В.Н. Фигнер, А.И. Зунделевич, С.А. Иванова, А.В. Якимова, Т.И. Лебедева, С.С. Златопольский, Г.П. Исаев, Н.К. Бух, В.В. Зеге фон Лауренберг; несколько позднее, но еще до конца 1879 г. – М.Ф. Грачевский, П.А. Теллалов, Е.Д. Сергеева, О.С. Любатович, М.Н. Тригони; в 1880 г. – А.П. Корба, Ю.Н. Богданович, М.В. Ланганс, Н.Е. Суханов, А.А. Франжоли, Е.Ф. Завадская. Это и есть изначальный (до 1 марта 1881 г.) и основной состав членов ИК, который сами народовольцы впоследствии называли «Великим»: 31 человек, не считая агентов Комитета (о них речь пойдет особо).

После 1 марта 1881 г. на смену выбывшим (арестованным, расстрелянным, повешенным) в члены ИК были приняты С.Н. Халтурин, А.В. Буцевич, Я.В. Стефанович, В.А. Жебунев, В.С. Лебедев, С.В. Мартынов и Г.Г. Романенко. С.С. Волк считает, что в 1882 г. Вера Фигнер «единолично» приняла в ИК еще С.П. Дегаева и А.А. Спандони[1194]. Это неверно. Фигнер осенью 1882 г., т.е. уже после гибели ИК, создавала новый революционный «центр» (с участием Дегаева, Спандони, М.Ю. Ашенбреннера и Н.М. Рогачева), который должен был наследовать «исчезнувшему Комитету»[1195]. Никого из членов этого «центра» ни сама Фигнер, ни другие составители списков ИК (Л.А. Тихомиров, А.П. Корба, редакторы 3-го сборника «Народовольцы») не включали в свои списки. Зато, по свидетельству Г.А. Лопатина, на январском 1884 г. съезде народовольцев в Париже новыми («парижского помазания») членами ИК были избраны сам Лопатин, Н.М. Салова, В.И. Сухомлин (составившие Распорядительную комиссию), В.А. Караулов и А.Н. Кашинцев. Последние двое вскоре по прибытии в Россию были арестованы, и вместо них Распорядительная комиссия, с ведома Л.А. Тихомирова и М.Н. Ошаниной (оставшихся в Париже), кооптировала в ИК А.Н. Баха и С.А. Иванова[1196]. Таким образом, можно считать, что после 1 марта 1881 г. в ИК были приняты 14, а всего за время своего существования ИК насчитывал 45 членов, но, ввиду текучести состава из-за частых арестов, одновременно их никогда не было больше 20-ти.

ИК «Народной воли» имел свой устав, составленный в результате доработки Липецкого устава. Подлинник его до нас не дошел. Сохранилась лишь жандармская (возможно, не вполне точная) копия, впервые опубликованная в 1924 и переизданная в 1965 г.[1197]. Первый же параграф устава гласит: «Исполнительный комитет должен быть центром и руководителем партии в достижении целей, поставленных в программе». Согласно этому и другим параграфам (их в уставе – 77), ИК руководил всеми сферами деятельности и всеми – местными и специальными – организациями партии, выбирал Администрацию и редколлегию печатного органа, назначал и смещал должностных лиц, заключал договора с «посторонними группами». Кроме обычных, ИК по уставу (§ 13) осуществлял и «чрезвычайные функции» (только на общих собраниях большинством в 2/3 действующих членов Комитета): «составление и изменение программы; составление и изменение устава; исключение членов и смертный для них приговор».

Вся деятельность и самый подбор кадров ИК регулировались по принципу «выборной централизации» (§ 9), т.е. при сочетании выборности всех должностей с «безусловным подчинением» личности Комитету, меньшинства – большинству. В члены ИК могли быть приняты только люди, уже доказавшие свою способность к революционной работе (как правило, бывшие «чайковцы», «москвичи», землевольцы), по рекомендации для каждого кандидата 5 членов-поручителей, лично знающих его. Мало того, каждый такой кандидат до вступления в члены ИК должен был «некоторое время пробыть агентом 2-й степени» (§ 44).

Агенты ИК «Народной воли» представляли собой ближайших кандидатов в ИК и различались по степеням доверия. Агент 1-й степени являлся личным помощником того или иного члена ИК и не имел по отношению к Комитету ни прав, ни обязанностей. Агент же 2-й степени обязывался в течение года выполнять любые поручения Комитета, после чего был вправе баллотироваться в члены ИК. Среди агентов ИК 2-й степени были такие выдающиеся народовольцы, как Н.И. Кибальчич, Н.В. Клеточников, С.Н. Халтурин, А.К. Пресняков, Г.М. Гельфман, Н.А. Саблин, П.С. Ивановская, Л.Н. Гартман.

Примечательно, что все члены ИК в сношениях с посторонними, а также в показаниях после ареста называли себя не членами Комитета, а только его агентами. Так они держались правила, которое было закреплено еще в Липецком уставе («Комитет должен быть невидим и недосягаем»[1198]), а затем и в уставе народовольческого ИК (§ 56). Признанный вождь «Народной воли» Андрей Желябов на процессе 1 марта 1881 г. тоже называл себя агентом ИК 3-й степени[1199]. Это, по справедливому замечанию Г.В. Плеханова, «не умаляло, а увеличивало обаяние знаменитого Комитета»[1200], ибо все думали, что если такая личность, как Желябов, – всего лишь агент ИК 3-й (т.е. на взгляд со стороны, низкой) степени доверия, то каковы же должны быть члены этого Комитета! «Когда мы (ярославские лицеисты. – Н.Т.) прочли заявление Желябова о том, что он является в организации „Народной воли“ только агентом 3-ей степени, – вспоминал, например, А.В. Гедеоновский, – то мы решили, что при такой силе революционной партии не может быть и речи о длительном существовании самодержавия»[1201]. Между тем Желябов здесь следовал не только духу, но и букве устава ИК, ибо агент 3-й (высшей!) степени доверия – это и был член Комитета.

Общие (по особо важным вопросам) и частные собрания членов ИК были высшим органом «Народной воли». На общем собрании избиралась Администрация[1202], которая руководила всеми делами партии между собраниями. По уставу (§ 21) она должна была состоять из 5-ти членов и 3 кандидатов, но практически едва ли когда-нибудь включала в себя больше трех человек. Судя по воспоминаниям В.Н. Фигнер[1203], первыми ее членами были А.Д. Михайлов, Л.А. Тихомиров и (до своего ареста 24 ноября 1879 г.) А.А. Квятковский, которого заменил М.Ф. Фроленко, уже избиравшийся членом донародовольческого (липецкого) состава Распорядительной комиссии.

Исполнительный комитет издавал центральный орган «Народной воли», газету «Народная воля» (более похожую на журнал), – этот «„Правительственный вестник“ партии», как выразился Г.А. Лопатин. Газета выходила с октября 1879 г. по октябрь 1885 г. (всего – 12 номеров) и оказалась самым долговечным из подпольных изданий в России XIX в. В редколлегию 1 – 9 номеров бессменно входил Л.А. Тихомиров, а вместе с ним редактировали № 1, 2 и 3 – Н.А. Морозов и А.И. Иванчин-Писарев, № 4 и 5 – А.П. Корба, № 6, 7, 8 и 9 – В.С. Лебедев; № 10 вышел под редакцией Г.А. Лопатина и П.Ф. Якубовича, № 11 – 12 – В.Г. Богораза, Б.Д. Оржиха и Л.Я. Штернберга. Литературным консультантом редакции всех номеров, кроме посленего, был Н.К. Михайловский.

В качестве приложения к газете «Народная воля» ИК издавал с июня 1880 по ноябрь 1885 г. Листок «Народной воли» (вышло 7 номеров) и, кроме того, – специально для пропаганды среди рабочих – «Рабочую газету» (всего – 3 номера: 15 декабря 1880, 27 января 1881 и 8 декабря 1881 г.). Основателем и фактически главным редактором «Рабочей газеты» был до своего ареста А.И. Желябов, которому помогал энтузиаст «рабочего дела» ИК студент И.П. Каковский (умер от туберкулеза весной 1881 г., так и не разысканный карателями). После ареста Желябова и смерти Каковского № 3 «Рабочей газеты» редактировал П.А. Теллалов.

Еще два печатных органа ИК издавал за границей. С 1883 по 1886 гг. в Женеве вышли 5 номеров Вестника «Народной воли» (редакция, которую составляли П.Л. Лавров и Л.А. Тихомиров при участии М.Н. Ошаниной, находилась в Париже). В 1883 же году в Женеве ИК начал издание Календаря «Народной воли» (редакторы – Л.А. Тихомиров и В.И. Иохельсон), но этот «революционный месяцеслов» после выхода первой книги не возобновлялся.

Итак, всего «Народная воля» сумела наладить выпуск 5-ти периодических изданий. Напомню, что ранее только вторая «Земля и воля» имела в России и нечаевская «Народная расправа» – за границей по одному такому изданию, а все другие нелегальные организации довольствовались печатанием лишь отдельных прокламаций. В связи с этим впечатляет размах типографских возможностей «Народной воли». Если прежние организации революционеров в России имели (далеко не все) по одной, самое большее – по две, типографии, то народовольцы содержали, хотя и разновременно, пять типографий в Петербурге (самая ранняя из них была основана 22 августа 1879 г.), по две в Одессе и Харькове, по одной в Москве, Киеве, Туле, Таганроге, Новочеркасске и Дерпте (Тарту), итого – 15 типографий в самой России. Кроме того, с начала 1882 г. функционировала «Заграничная типография „Народной воли“» в Женеве.

ИК «Народной воли» имел при себе и уникальный отдел – динамитную лабораторию, унаследованную от группы «Свобода или смерть». Первым ее руководителем был С.Г. Ширяев, а после его ареста, 3 декабря 1879 г., лабораторию возглавил Н.И. Кибальчич. Он создал новую, сильнее прежней (нобелевской), разновидность динамита в виде желе («гремучий студень») и сконструировал на этой основе бомбы, перед секретом устройства которых встали в тупик царские эксперты, заключившие на процессе 1 марта 1881 г., что динамит Кибальчича доставлен из-за границы. Кибальчич тогда из чувства патриотизма не стерпел: «Я должен возразить против мнения экспертизы о том, что гремучий студень заграничного приготовления. Он сделан нами»[1204]. После ареста и казни Кибальчича динамитной лабораторией руководил еще один саратовец (как и Ширяев) М.Ф. Грачевский, арест которого 5 июня 1882 г. стал концом лаборатории.

Возглавляя все сферы деятельности «Народной воли» от сочинения программно-теоретических опусов до производства бомб, Исполнительный комитет неустанно изыскивал на все это денежные средства. Расходовал он много (только с октября 1879 до конца 1880 г. – больше 60 тыс. руб.[1205]), но все-таки «гораздо ниже его планов и предположений», так что «безденежье неожиданно стучалось в двери конспиративных квартир и переступало их пороги»[1206]. Начальный капитал ИК составили остатки средств Д.А. Лизогуба и приданое молодоженов Н.С. Зацепиной и В.М. Якимова – всего 31 тыс. руб. В дальнейшем касса «Народной воли» (т.е. фактически Исполнительного комитета как финансового распорядителя партии) пополнялась почти исключительно за счет добровольных пожертвований. О пожертвованиях сообщалось в каждом номере газеты «Народная воля» (иные из них складывались в крупные суммы: с марта по ноябрь 1881 г. – около 30 тыс. руб., с ноября 1881 по 1 февраля 1882 г. – еще почти 25 тыс.[1207]. При этом самые крупные пожертвования печатно не объявлялись, чтобы не навести царский сыск на след жертвователей. Сами жертвователи подписывались условно: «Доброжелатель», «Весьма сочувствующий», «Уверовавший», «Раскаявшийся консерватор», «Александр не III» и даже «Приближенный Александра III». Жандармский департамент завел о них специальное дело, разослав запросы во все ГЖУ, на что все начальники отвечали: «во вверенных им управлениях» оные «прозвища» неизвестны. Только начальник Киевского ГЖУ сообразительно разъяснил: «Я полагаю, что оных прозвищ не существует в преступной среде, а употреблены они лишь при посылке денег для того, чтобы знать, что деньги дошли по назначению»[1208]. «Источник, откуда черпают свои денежные средства наши революционеры, остается загадкой», – досадовал М.Н. Катков[1209].

Одного (может быть, самого крупного) жертвователя «голубые мундиры» все-таки вычислили. Им оказался золотопромышленник Константин Михайлович Сибиряков[1210], получавший ежегодно по 1,5 млн. руб. дохода. В жандармском досье о нем за 1880 г. отмечено, что он «постоянно окружен» людьми «вредного направления» (среди них назван А.К. Соловьев), что «многие социалисты у него просто живут», и «можно предполагать», что он «тратит свои громадные доходы на распространение вредной правительству пропаганды»[1211].

С начала и до конца «Народной воли» ее Исполнительный комитет как «самочинный центр» партии «стоял вне отчетности и вне контроля»[1212]. «Он никогда не был исполнительным, а всегда был распорядительным», – подчеркивала М.Н. Ошанина[1213]. Так же, как и первый ИК Валериана Осинского, народовольческий Исполнительный комитет не исполнял ничьих решений, кроме его собственных. Такая авторитарность, шокирующая демократически настроенных историков, вредила самому ИК, ибо не только возвышала его над партией, но и отдаляла от нее и даже противопоставляла ей. Но в условиях подполья, где приходилось действовать «Народной воле», ИК вынужден был идти на это ради собственной и всей партии безопасности. К тому же уникальный по совокупности достоинств состав допервомартовского, «Великого» ИК гарантировал его от злоупотреблений властью, как и от чванства, карьеризма и прочей корысти.

Вопреки ходячему – от М.Н. Покровского до А.А. Левандовского – мнению, будто «Народная воля» преемственно связана с нечаевщиной так, что «нечаевщина переселилась в „Народную волю“»[1214], в действительности у «Народной воли» при чисто внешнем сходстве отдельных признаков не было ничего общего с нечаевщиной. Принцип «цель оправдывает средства» ИК допускал только «по отношению к правительству, как врагу», подчеркнув при этом в своей программе: «лица и общественные группы, стоящие вне нашей борьбы с правительством, признаются нейтральными; их личность и имущество неприкосновенны»[1215]. Внутри самой партии устав ИК провозглашал: «Все члены Исполнительного комитета равноправны <…> Все за каждого и каждый за всех», а устав низовой ячейки (дружины) народовольцев предписывал им «такое личное поведение, которое не вредило бы ни репутации партии, ни интересам самой дружины»[1216].

Нравственная сторона революционного дела всегда была предметом особой заботы ИК и всей партии. «Только строгое соблюдение высокого нравственного ценза дает нам возможность создавать революционную организацию», – писала газета «Народная воля»[1217]. В предсмертном «Завещании» Александра Михайлова есть такие строки: «Завещаю вам, братья, заботиться о нравственной удовлетворенности каждого члена организации. Это сохранит между вами мир и любовь»[1218].

Софья Перовская на процессе цареубийц вела себя сдержанно (хотя и с таким самообладанием и достоинством, что государственный секретарь Е.А. Перетц, наблюдавший за ней в дни суда, заключил: «Она должна владеть замечательной силой воли и влиянием на других»[1219]). Во всяком случае, на политические выпады прокурора она не отвечала. Но попытка выставить народовольцев жестокими и безнравственными отщепенцами так ее возмутила, что она все свое – очень краткое «последнее слово» целиком употребила на отповедь этой попытке. «Много, очень много обвинений сыпалось на нас со стороны г. прокурора. Относительно фактической стороны обвинений я не буду ничего говорить, – я все их подтвердила на дознании, – но относительно обвинения меня и других в безнравственности, жестокости и пренебрежении к общественному мнению, относительно всех этих обвинений я позволю себе возражать и сошлюсь на то, что тот, кто знает нашу жизнь и условия, при которых нам приходится действовать, не бросит в нас ни обвинения в безнравственности, ни обвинения в жестокости»[1220].

«В истории русской мысли, – резонно заметил ее известный знаток, – возможно, не было другого течения, представители которого приписывали бы столь великое значение „нравственному фактору“, как революционные народники»[1221].

Конечно, в семье – не без урода: встречались среди народовольцев (иногда и в самом ИК) как исключения авантюрист Г.Г. Романенко, ренегат Л.А. Тихомиров, предатель Н.И. Рысаков, провокатор С.П. Дегаев. Но истинные герои «Народной воли», корифеи ее «Великого ИК», большей частью загубленные на эшафоте и в застенках царизма, отличались и в нравственном, и в деловом, и в прочих отношениях столь выдающимися достоинствами, что в любой цивилизованной стране были бы национальной гордостью. Это, в первую очередь, – блистательный самородок из крепостных крестьян, великолепный агитатор, трибун и организатор с интеллектом первоклассного государственного деятеля, прирожденный лидер Андрей Иванович Желябов[1222]. Это – и бывший главный администратор «Земли и воли», ее «Катон-Цензор», несравненный классик революционной конспирации Александр Дмитриевич Михайлов, который и в новой организации играл прежнюю роль вездесущего и всеведущего стража ее безопасности. Это, конечно же, – и Софья Львовна Перовская.

Активная участница трех самых крупных революционных организаций 70-х годов (Большого общества пропаганды, «Земли и воли» и «Народной воли»), пожалуй, самая обаятельная личность в народническом движении, его, по словам С.М. Кравчинского, «нравственный диктатор», Перовская именно в «Народной воле» обрела необычайную, только для нее характерную силу воздействия на окружающих. «Когда, – вспоминал о ней Кравчинский, – устремив на человека свой пытливый взгляд, проникавший, казалось, в самую глубину души, она говорила со своим серьезным видом: „Пойдем!“ – кто мог ответить ей: „Не пойду“?»[1223]. Все, кто знал Перовскую-народоволку, восхищались обаянием ее личности. В.Д. Лебедева (двоюродная сестра члена ИК «Народной воли» Т.И. Лебедевой) рассказывала о ней Льву Толстому: «Хрупкая, нежная, она оставила у меня впечатление яркого светлого метеора»[1224]. «В ней, – вспоминал о Перовской Г.А. Лопатин, – было пропасть доброты, сердечности, скромности и всяческой женственности»[1225]. Вместе с тем Софья Львовна «была требовательна и строга по отношению к товарищам-единомышленникам, а к политическим врагам – к правительству – могла быть беспощадной»[1226]. О таких людях на Востоке говорят: «человек тверже камня, но нежнее розы». Личность с исключительно развитым чувством долга, Перовская превыше всего ставила верность – делу, товарищам, собственным убеждениям. Ее предсмертное письмо к матери (многократно опубликованное на разных языках мира) английский журнал «Атенеум» назвал «самым замечательным и трогательным из всех известных миру произведений эпистолярной литературы»[1227]. «Я жила так, как подсказывали мне мои убеждения, – написала перед казнью Перовская. – Поступать же против них я была не в состоянии, поэтому со спокойной совестью ожидаю все, предстоящее мне»[1228].

Рядом с трехзвездием Желябов – Перовская – Михайлов в составе Исполнительного комитета «Народной воли» действовали столь же выдающиеся, хотя, кроме двух-трех, менее известные организаторы и практики революционного дела[1229]. В числе организаторов (да и практиков) одно из первых мест занимал Николай Александрович Морозов – бывший «чайковец» и землеволец, заговорщик, террорист, публицист, автор ценнейшего 3-томника мемуаров, ученый-энциклопедист с тернистой судьбой (был осужден в 1882 г. по делу «20-ти» на вечную каторгу, провел 23 года в одиночных склепах Петропавловской и Шлиссельбургской крепостей, после чего, освобожденный революцией 1905 г., плодотворно трудился еще больше 40 лет, стал почетным членом Академии наук СССР и умер 30 июля 1946 г. на 93-м году жизни последним из революционеров-народников)[1230].

Замечательными организаторами были также герои «хождения в народ» и зачинатели политического направления в «Земле и воле» Александр Александрович Квятковский и Степан Григорьевич Ширяев. Оба они стали центральными фигурами процесса «16-ти» (1880 г.) – первого суда над партией «Народная воля», – и оба были приговорены к смертной казни: Квятковского повесили, а Ширяеву заменили казнь вечной каторгой, столь убийственной, что он не прожил там и одного года. Далее, в первом ряду народовольцев-организаторов блистали: руководитель московской группы «Народной воли», «народовольческий московский генерал-губернатор», по выражению В.Я. Богучарского, Петр Абрамович Теллалов (грек по национальности), тоже осужденный на смертную казнь – по процессу «17-ти» в 1883 г.[1231]; главы Военной организации «Народной воли» Николай Евгеньевич Суханов и Александр Викентьевич Буцевич (речь о них шла в предыдущем разделе) и две замечательные женщины, о которых тоже подробно говорилось ранее, – Вера Николаевна Фигнер и Мария Николаевна Ошанина. Из них Суханов, Буцевич и Фигнер были приговорены на разных процессах к смертной казни[1232], Ошанина эмигрировала.

Среди практиков выделялись в ИК четверо: Михаил Федорович Фроленко – революционный удалец, сумевший десять лет кряду, находясь при этом на первом плане и ни разу не подвергнувшись аресту, инициативно участвовать во множестве рискованных актов на всех этапах движения[1233] и лишь в марте 1881 г. был арестован и приговорен по делу «20-ти» к смертной казни («милостью» царя казнь была заменена вечной каторгой, которую Фроленко отбывал больше 23 лет – до революции 1905 г.); Михаил Федорович Грачевский – фанатически целеустремленный герой и мученик «Народной воли», «человек-факел», который осенью 1887 г. в Шлиссельбургской крепости – после того, как за три года в ней погибли 22 узника, – покончил с собою мучительным, но символическим для революционера способом (сжег себя!) и ценой такого самопожертвования заставил царизм смягчить шлиссельбургский режим, что позволило некоторым узникам (среди них – Морозову, Фигнер, Герману Лопатину, Фроленко) в конце концов выйти на волю; Николай Николаевич Колодкевич – один из самых авторитетных (ныне забытых) корифеев «Народной воли» и «самых выдающихся по своей нравственной чистоте», «совершенно идеальных людей» с «особым, чарующим обаянием»[1234], известный в то время всем революционерам и жандармам империи под кличкой «Кот-Мурлыка»; Арон Исаевич Зунделевич, который и в «Народной воле» выполнял прежние, «землевольческие» обязанности своеобразного «министра иностранных дел» и, кроме того, вникал в каждое практическое дело ИК как исполнитель или даже инициатор.

Что касается Льва Александровича Тихомирова, то его совершенно особая судьба требует и особого разговора. В российской истории, столь богатой идейными перевертышами, все-таки мало примеров такого жизненного кульбита: поборник, отчасти даже разработчик самой антицаристской идеологии перешел на службу к царизму и написал книгу, которую поныне считают «основой монархического мышления»[1235]; редактор подпольных, самых революционных в России газет «Земля и воля» и «Народная воля» стал редактировать черносотенную газету «Московские ведомости». Политическое ренегатство Тихомирова 1888 г. современники восприняли как сенсацию, но вскоре осознали его закономерность. Сказалась и религиозная закваска Тихомирова (в роду его со времен Павла I насчитано больше 200 попов, дьячков и прочего церковного люда)[1236], а главное, зыбкость его идейного и душевного склада. Вера Фигнер свидетельствовала, что он был «человек безвольный и бесхарактерный: он поддавался влияниям, которые могли поднимать его на высоты или спускать в низины»[1237]. Здесь, что называется, и «собака зарыта»: пока революционное народничество шло в гору, Тихомиров оставался вместе с ним на высоте, но когда оно было разгромлено, у Тихомирова не нашлось сил для дальнейшей борьбы, и он скатился в низину реакции.

Роль Тихомирова в «Народной воле» обычно недооценивается, поскольку (вольно или невольно) рассматривается сквозь призму его последующего ренегатства. В.Н. Фигнер и В.А. Твардовская называли его «рупором», а Н.С. Русанов – даже «громкоговорителем» Исполнительного комитета[1238]. Думается, более точно выразилась А.П. Корба: Тихомиров в ИК «исполнял роль статс-секретаря»[1239]. Конечно, он не был генератором идей ИК, но не был и просто рупором. Тихомиров творчески участвовал в коллективном труде над программой «Народной воли», вполне разделял ортодоксально-народовольческие идеи и талантливо формулировал их в программных документах партии.

После 1 марта 1881 г. состав ИК и его роль как руководящего центра «Народной воли» существенно изменились – в худшую сторону. В послемартовском его пополнении (когда уже выбыли из строя Желябов, Перовская, Михайлов, Колодкевич, Морозов, Фроленко, Ширяев, Квятковский, Зунделевич, Суханов…) не оказалось равноценной замены кому-либо из выбывших. Единственное исключение – желябовского масштаба – представил собой член созданного в январе 1884 г. нового ИК Герман Александрович Лопатин. Он ненадолго (до своего ареста 6 октября 1884 г.) возглавил не только ИК, но и всю партию. Поэтому весь этот короткий период в истории «Народной воли» называют «лопатинским».

Герман Лопатин – один из самых замечательных россиян XIX в. Щедро одаренный от природы, энциклопедически образованный (бегло говорил на многих языках), с философским и государственным складом ума, заслуживший блеском и разнообразием своих талантов восхищение таких людей, как К. Маркс, И.С. Тургенев, Г.И. Успенский, А.М. Горький[1240], он отличался невероятной энергией, предприимчивостью, магическим дарованием пропагандиста, агитатора и организатора. «Прирожденный вождь революции, второй Желябов», – говорили о нем современники[1241].

До сих пор речь шла о наиболее выдающихся членах ИК. Из агентов же Комитета особенно выделялись двое, каждый из которых в своей области был гениален: это – общепризнанный технический гений Николай Иванович Кибальчич и поныне недооцененный гений разведки Николай Васильевич Клеточников. Кибальчич стал провозвестником космической эры, первым в мире (за 15 лет до К.Э. Циолковского) разработав – в камере смертника! – проект летательного аппарата с реактивным двигателем. «Я верю в осуществимость моей идеи, и эта вера поддерживает меня в моем ужасном положении, – писал Кибальчич о своем проекте перед казнью. – Если же моя идея после тщательного обсуждения учеными специалистами будет признана исполнимой, то я буду счастлив тем, что окажу громадную услугу родине и человечеству»[1242]. Царизм, однако, казнив Кибальчича, проект его схоронил в архиве, откуда он был извлечен лишь в 1917 г. и признан «исполнимым». Что касается Клеточникова, то он был «ангелом-хранителем» не только для революционеров, но и для всех вообще «неблагонадежных», предупреждая их о доносах, грозящих обысках и арестах, и потому имел право заявить на суде перед вынесением ему смертного приговора: «Я служил русскому обществу, всей благомыслящей России»[1243].

Таковы были деятели Исполнительного комитета «Народной воли». «Что за красочные, сильные индивидуальности! – восклицал их идейный противник чернопеределец О.В. Аптекман. – Все смелые, стойкие, волевые, самоотверженные <…> Лучшие силы революционной среды, отбор самых испытанных»[1244]. Повторю сказанное: в любой цивилизованной стране такие люди были бы гордостью нации. В царской России они стали «государственными преступниками» и подверглись жесточайшим репрессиям. Из 57 членов и агентов ИК (45 членов и 12 агентов 2-й степени[1245]) 30 человек были осуждены на смертную казнь[1246] и 12 – на каторгу от 4-летней до пожизненной, а избежали репрессий только 10: 8 из них эмигрировали, В.В. Зеге фон Лауренберг умер своей смертью, Н.А. Саблин застрелился. Еще 5 членов ИК «отделались» ссылкой в Сибирь.