6. Разгром Греции и Чанакский кризис (сентябрь — октябрь 1922 года)

Пока союзники обменивались депешами по поводу очередной предполагаемой конференции (на сей раз в Венеции), затишье на анатолийском фронте было внезапно нарушено. 26 августа у Афьон Карагиссара турецкие армии под личным руководством Мустафы Кемаль-паши начали широкомасштабное наступление. Греки, застигнутые врасплох, были наголову разбиты. В последующие две недели отступление греческой армии по всему фронту превратилось во всеобщее бегство. 8 сентября ее остатки погрузились на суда в Смирне и покинули Малую Азию. Вместе с ними на Эгейские острова начали бежать тысячи местных жителей — греков. 9 сентября передовые турецкие отряды вошли в Смирну. 10 сентября туда прибыл Кемаль. В войне против Греции новая Турция одержала полную победу, своеобразным символом которой стал грандиозный пожар в христианских кварталах Смирны.

Военный разгром привел к государственному перевороту в Афинах. Король Константин был свергнут и бежал, а шесть его министров и генералов во главе с Гунарисом были преданы суду и впоследствии казнены. Власть снова перешла к партии Венизелоса.

Победа Турции нашла широкий отклик во многих колониальных и зависимых странах, что не могло не беспокоить страны Антанты, прежде всего Англию. Достаточно сказать, что борцы за независимость Индии встретили это известие с большой радостью. Вот что писал потом Джавахарлал Неру: «Я хорошо помню, как радовались мы великой победе Мустафы Кемаля над греками почти одиннадцать лет назад… Многие из нас находились в то время в тюрьме в Лакхнау, и мы отпраздновали победу турок, украсив наши камеры тем, что могли достать, а вечером попытались устроить иллюминацию, хотя и очень слабую»[1019]. Вице-король Индии, чувствуя подобные настроения, писал в Лондон: «С индийской точки зрения является необходимым восстановление старинных добрых отношений между Великобританией и Турцией». Нельзя было позволить Франции и Италии первыми пожинать плоды от признания произошедших изменений. Восстановление отношений с Турцией могло способствовать успеху британской политики в Индии и Афганистане, а также отделить Турцию от большевистской России. С другой стороны, «любая попытка лишить турок законных плодов победы вызовет бурю гораздо большую, чем раньше, во всем исламском мире и может повлечь серьезные последствия для Индии»[1020].

Обстановка на Востоке коренным образом изменилась. Теперь союзники, которые располагали лишь очень небольшими силами в зоне Проливов, лицом к лицу встретились с кемалистским войском, от которого их до сих пор прикрывали греческие солдаты. Разгром греков означал прежде всего полный крах английской политики. В то же время журнал Economist писал, что «Франция в значительной степени выиграет от турецкой победы, и не только потому, что выплата турецкого долга начнется тем быстрее, чем скорее Турция вернет все или часть потерянных территорий»[1021]. Но для Великобритании — великой мировой державы, управлявшей огромной империей и выигравшей мировую войну, признать себя побежденной мятежным турецким генералом означало пережить самое позорное из всех возможных унижений. Как писал впоследствии Черчилль, «союзные армии одержали над Турцией абсолютную и бесспорную победу. Прошли четыре года — и болтуны превратили победу в поражение»[1022]. Нежелание правительства Ллойд Джорджа мириться с этим привело к событиям, вошедшим в историю как Чанакский кризис.

После провала Лондонской конференции 1921 года и объявления Антантой формального нейтралитета в греко-турецкой войне союзники произвольно определили в районах, прилегающих к Проливам, так называемую нейтральную зону, контролируемую английскими, французскими и итальянскими войсками. В Европе она включала Константинополь, прилегающий к нему район до линии Чаталджи (граница Турции по Севрскому договору) и полуостров Галлиполи; в Азии — Исмидский полуостров и район, прилегающий к Дарданеллам с крепостью Чанак. Восточная Фракия к Северу от этой зоны была оккупирована Грецией еще осенью 1920 года. После падения Смирны греческое присутствие во Фракии сохранялось. В районе Исмида нейтральная зона с 1921 года соседствовала с территорией, контролируемой националистами, но последние не предпринимали никаких враждебных действий по отношению к союзникам. В районе Чанака с 1920 года позиции союзников находились в глубоком тылу греческих войск.

Изгнание греческой армии из Малой Азии неизбежно ставило вопрос о дальнейших намерениях Кемаля. Победоносная турецкая армия имела подавляющее численное преимущество над небольшими англо-франко-итальянскими силами в нейтральной зоне. В первое время вполне вероятным казалось турецкое наступление в сторону Проливов, тем более что в разговоре с английским консулом в Смирне Кемаль (случайно или намеренно) обронил фразу, что Турция все еще находится в состоянии войны с Великобританией. Затем, правда, он дал письменное разъяснение, что не намерен атаковать союзников[1023]. 11 сентября Румбольд получил депешу, что британское правительство готово оставить Чанак и Исмид, чтобы сосредоточиться на обороне Константинополя и Галлиполи, для чего туда направляются британские подкрепления, несмотря на отказ французов и итальянцев последовать английскому примеру. В своем ответе Румбольд настаивал на том, что удержание Чанака и Исмида чрезвычайно важно для престижа союзников, а удержание Константинополя и Галлиполи будет невозможно в случае потери смежных пунктов на азиатском берегу[1024]. В тот же день новая депеша от Керзона уведомляла Румбольда, что союзные войска не должны оставлять Чанак, если не будет серьезного военного риска, так как союзникам необходимы были козыри в будущих переговорах с Мустафой Кемалем[1025].

11 сентября в Анкару была направлена коллективная нота трех союзных правительств с требованием, чтобы турецкие войска не вступали в нейтральную зону. Турки ответили, что не признают никаких нейтральных зон на своей территории. Франция и Италия в тот момент поддерживали английскую позицию. 12 сентября в Чанак прибыли французские и итальянские подкрепления. 14 сентября Пуанкаре заверил Лондон в своей полной поддержке и дал соответствующие указания верховному комиссару Пелле[1026]. Однако такое единодушие продлилось недолго.

В самом британском правительстве не было единства. Ллойд Джордж и Черчилль были настроены воинственно, в то время как Керзон хотел любой ценой предотвратить военное столкновение. 15 сентября британский кабинет министров под давлением Ллойд Джорджа и Черчилля принял решение направить новые подкрепления в Турцию и обратиться к британским доминионам, а также к Югославии и Румынии с просьбой послать свои войска в зону Проливов для защиты Европы от турецкого вторжения. Керзону предстояло отправиться в Париж обсудить дальнейший план действий с Пуанкаре[1027]. Но 17 сентября, еще до того, как он пересек Ла-Манш, Черчилль без его ведома опубликовал пресс-коммюнике, в котором говорилось, что британское правительство сделает все возможное, чтобы не допустить турок в Европу, и призывает доминионы и Балканские страны помочь ему[1028]. Прочитав это коммюнике, Керзон назвал его «поджигательским манифестом». Английская пресса начала мощную антиправительственную кампанию[1029]. Эти действия знаменовали собой пик Чанакского кризиса. Ллойд Джордж и Черчилль фактически вели дело к новой войне, которая могла продлиться неопределенно долго и привести к непредсказуемым последствиям. В доминионах английское требование вызвало неоднозначную реакцию. Только Австралия и Новая Зеландия согласились помочь метрополии. Остальные доминионы, в первую очередь Канада, отказались это сделать[1030]. В этих далеких заморских странах, формально находившихся под британским суверенитетом, Чанакский кризис дал мощный толчок требованиям большей независимости от Лондона.

Реакция Франции не заставила себя ждать. 18 сентября Пуанкаре телеграфировал в Лондон, что «французское правительство глубоко удивлено столь серьезной инициативой британского кабинета по поводу дел на Востоке, публично объявленной до какого-либо соглашения с союзниками, в частности с Францией». Правда, Франция «абсолютно согласна с необходимостью обеспечить свободу Проливов», но она расходится с Лондоном относительно «наилучших способов осуществления этого» и серьезно опасается последствий британской политики во всем мусульманском мире[1031]. В тот же день французский гарнизон покинул Чанак. Затем то же самое сделали и итальянцы.

На следующий день, 19 сентября, лорд Гардинг имел по этому поводу беседу с Пуанкаре. В своем донесении в Лондон он так передавал этот разговор: «Я сказал, что выводить французские войска, которые были посланы как подтверждение солидарности, оставляя британские войска открытыми для любой атаки, было, по моему мнению, наилучшим способом спровоцировать войну, вдохновляя Кемаля демонстрацией того, что эта солидарность более не существует. Председатель совета министров очень возбудился и в длинной тираде неоднократно повторил, что правительство его величества проводит политику войны… Он заверил, что французские войска будут выведены только по согласованию с генералом Гарингтоном, но что по этому вопросу не будет никакого компромисса, так как общественное мнение во Франции не позволит подвергать жизнь даже одного французского солдата риску атаки со стороны турецких войск или турецких партизан». Пуанкаре согласился с необходимостью скорейшего созыва мирной конференции, но он был убежден, что «абсолютно безнадежно думать, что делегаты Анкары приедут на конференцию, если им не дать ясно понять, что их территориальные требования будут выполнены». Пуанкаре имел в виду Восточную Фракию. В этом случае турки будут более сговорчивы в других вопросах[1032].

Ту же позицию Пуанкаре отстаивал во время переговоров с Керзоном 20–23 сентября, срочно прибывшим в Париж. В ответ на возражения Керзона, что предлагаемые Францией уступки сделают конференцию бесполезной, так как турки заранее получат все, что желают, французский премьер отвечал, что останутся еще вопросы статуса Проливов, охраны национальных меньшинств, Оттоманского долга и т. п. Иногда разговор велся на повышенных тонах, Пуанкаре «терял терпение», а Керзон требовал извинений[1033]. Керзон заявлял, что, если Франция будет настаивать на своей позиции, Антанту можно будет считать несуществующей, и Великобритания будет вынуждена к самостоятельным действиям[1034]. Черчилль впоследствии писал, что «в этот период отношения между англичанами и французами были наихудшими, какие только существовали за все беспокойное двадцатое столетие, а в эти дни обострение дошло до наивысшей точки. Суть споров сводилась, в общем, к тому, что французы говорили: «Мы сдержим турок дипломатическими средствами воздействия», а англичане отвечали: «Ваша дипломатия не имеет никакой цены без штыков. Эти штыки мы привинтили к ружьям сами»[1035]. Наконец, 23 сентября удалось прийти к соглашению. Была составлена совместная нота, направленная в Анкару. От кемалистов требовали не входить в «нейтральную зону» до заключения мира и введения международного контроля над Проливами. Взамен союзники обещали возвращение туркам Восточной Фракии до реки Марицы и эвакуацию Константинополя после вступления в силу мирного договора. Керзон настоял на том, чтобы Национальный обет в ноте не упоминался[1036]. Предлагалось провести встречу уполномоченных для обсуждения условий перемирия в Исмиде или Мудании, а затем мирную конференцию в Венеции.

Франция уже пустила в ход свои «дипломатические методы». Еще 18 сентября генерал Пелле лично прибыл в Смирну для переговоров с Кемалем. Он требовал от Кемаля не посылать войска в нейтральную зону, на что Кемаль ответил, что он не может отказаться от освобождения Восточной Фракии от греческой оккупации и никаких нейтральных зон не признает. Тогда Пелле счел, что есть люди, более него искушенные в переговорах с турками, и предложил Кемалю встретиться с Франклен-Буйоном. Кемаль согласился. Франклен-Буйон прибыл в Смирну на борту французского военного корабля и отрекомендовался Кемалю как уполномоченный трех союзных правительств. Вслед за ним прибыла союзная нота от 23 сентября[1037]. Франклен-Буйону удалось убедить Кемаля согласиться на предложения союзников, намекая, что от англичан, не желающих воевать, можно будет добиться и большего.

Между тем, получив сведения о сосредоточении турецкой кавалерии в районе Чанака, британский кабинет стал всерьез готовиться к военному столкновению, на сей раз только собственными силами. От Кемаля долго не поступало ответа на приглашение на конференцию. В связи с этим был отдан приказ о немедленной переброске в зону Проливов нескольких батальонов из Гибралтара и с Мальты. Из Египта перебрасывалась авиация. В дальнейшем предполагалось направить в зону кризиса две дивизии, хотя они, по словам военного министра, не могли быть полностью укомплектованными. В связи с нехваткой сил приходилось выбирать приоритеты. Генералу Гарингтону разрешили даже эвакуировать Константинополь и Исмид, если бы это потребовалось для защиты Дарданелл. В инструкции генералу говорилось: «Наша политика состоит в том, чтобы удержать Галлиполи любой ценой и удерживать Чанак, пока это будет возможно без неоправданного военного риска»[1038]. Наконец 29 сентября кабинет принял еще одно чрезвычайно опасное решение. Генерал Гаринггон получил распоряжение предъявить туркам ультиматум с требованием покинуть «нейтральную зону» под угрозой применения силы[1039]. Керзон в последний момент пытался задержать исполнение этого решения, уповая на спешно проведенные им переговоры с неофициальным кемалистским эмиссаром в Лондоне Нихадом Решадом. Однако посылать генералу «вдогонку» новое распоряжение оказалось не только политически нежелательно, но и технически невозможно. Керзон, понимая, что Англия вновь оказалась на волосок от войны, сказал, что «остается лишь надеяться на лучшее»[1040]. От трагической развязки спасли только выдержка и самообладание Гарингтона, так и не передавшего ультиматум туркам. Вскоре было получено сообщение, что турки согласились на конференцию по выработке условий перемирия. Войны удалось избежать.

3 октября 1922 года в городе Мудании на южном берегу Мраморного моря началась конференция военных представителей Турции, Великобритании, Франции, Италии и Греции. Английский представитель Гарингтон, следуя полученным инструкциям, упорно не соглашался на немедленную уступку Восточной Фракии туркам. Но французский представитель генерал Шарпи от имени своего правительства заверял Исмет-пашу, представлявшего Турцию, что Франция согласна со всеми турецкими требованиями. Вдохновленный этим Исмет стал угрожать началом наступления[1041]. 6 октября конференция была прервана. Потребовалось еще одно совещание министров иностранных дел в Париже для выработки компромиссных предложений. Франция и Италия не соглашались воевать с турками ни при каких обстоятельствах, и Керзону пришлось пойти на уступки. 8 октября переговоры были возобновлены на основе новых предложений. Турки на них согласились, понимая, что страна, которая почти непрерывно воевала на протяжении 11 лет, не может втягиваться в новый конфликт.

11 октября в Мудании было подписано перемирие между турецкими националистами и представителями стран Антанты и Греции. Союзные войска оставались в Чанаке и Исмиде, а также в Константинополе и Галлиполи. Они также временно занимали Восточную Фракию до реки Марицы, из которой выводились греческие войска. Одновременно в Константинополь и Фракию вводилась турецкая (националистическая) жандармерия и там устанавливалась гражданская власть турецкой администрации. Союзные войска должны были покинуть турецкую территорию сразу после вступления в силу мирного договора, для выработки условий которого предполагалось немедленно созвать международную конференцию с участием всех заинтересованных сторон[1042]. Чанакский кризис, поставивший Европу и Турцию на грань новой войны, закончился.

Провал ближневосточной авантюры лишил власти не только короля Константина. Хрупкая либерально-консервативная коалиция, на которую опиралось правительство Ллойд Джорджа, развалилась. Чанакский кризис стал последней каплей, переполнившей чашу терпения его оппонентов. 19 октября, после выхода консерваторов из коалиции, правительство Ллойд Джорджа пало[1043]. К власти пришли тори во главе с Э. Бонар Лоу. Внешняя политика всецело оказалась в руках Керзона.

Разгром Греции и Чанакский кризис стали, пожалуй, самыми драматическими событиями всей ближневосточной эпопеи начала 20-х годов. Но они вовсе не были неожиданными. Это был закономерный итог политики, которую Великобритания проводила с 1919 года и к которой она хотела привязать свою главную союзницу. То, что произошло в августе-сентябре 1922 года, было подготовлено авантюрной идеей Ллойд Джорджа об отправке греческих войск в Смирну и драконовскими условиями Севрского договора. С мая 1919 года английская политика вольно или невольно была связана с военным счастьем греческих армий, и поэтому поражение Греции стало и крупнейшим поражением Великобритании. С другой стороны, события, казалось, подтверждали правоту Франции, которая накануне конференции в Мудании благодаря ловкости Франклен-Буйона и туркофильству Пуанкаре даже перехватила дипломатическую инициативу, оставив Англию в одиночестве перед лицом победоносных турецких армий. Но Англия, проявив настойчивость, смогла сохранить в своих руках важные козыри для будущих дипломатических баталий — присутствие союзных (прежде всего английских) войск в районе Проливов и в Константинополе. Франции же предстояло проверить, насколько благодарными окажутся кемалисты, когда речь зайдет об Оттоманском долге, капитуляциях и других интересующих Францию вопросах.

В период между подписанием Севрского договора и конференцией в Мудании страны Антанты окончательно утратили инициативу на Ближнем Востоке, и развитие событий теперь определялось не зависящими от них обстоятельствами. Великим державам оставалось только определять свое отношение к ним. Данный период стал временем размежевания английской и французской политики в турецком вопросе, что выразилось в росте самостоятельности внешней политики Франции и привело к известному расшатыванию устоев Антанты.

Главным внешним обстоятельством были успехи кемалистского движения в Турции. Если Великобритания старалась всеми силами противодействовать ему, то Франция попыталась использовать Кемаля в своих целях. Великобритания больше всего боялась восстановления турецкого контроля над Проливами, а Франция видела в Кемале человека, который сможет восстановить эффективное управление турецким государством и тем самым обеспечить выплату турецких долгов. Помимо этого, обе страны опасались сближения Турции с Советской Россией, но противодействовали этому по-разному. Великобритания надеялась либо разгромить Кемаля силами Греции, либо заставить его принять модифицированные условия Севрского мира. Франция же пыталась отвлечь Кемаля от России дипломатическим путем с помощью испытанных методов борьбы за влияние.

Средства, которыми две державы старались осуществить свои намерения, со временем изменялись. В первые месяцы после подписания Севрского договора Великобритания старалась добиться его исполнения с помощью угроз и попыток расколоть кемалистский лагерь. В это же время руководство Франции убеждалось в невыгодности для себя Севрского договора. События в Армении и в Греции дали французам возможность впервые поставить вопрос о его пересмотре, но Великобритания не была к этому готова. Однако после первой турецкой победы при Иненю англичане вынуждены были признать в кемалистах серьезную силу и согласиться на частичный пересмотр Севра, для чего была созвана конференция в Лондоне. Вследствие непримиримых позиций воюющих сторон она была обречена на провал, но Бриан сумел ее использовать для заключения сепаратного договора с кемалистами. В свою очередь, Ллойд Джордж фактически благословил греков на новое наступление. В это время отчетливо проявилась двойственность британской политики — Ллойд Джордж возлагал все надежды на Грецию, а Керзон старался не связывать себе руки поддержкой столь малого союзника.

После конференции обе державы заняли выжидательную позицию, наблюдая за схваткой в Анатолии. Сражение на Сакарье подтолкнуло Францию к заключению с кемалистами Анкарского договора взамен отвергнутого ими Лондонского, а для Великобритании оно означало провал политической линии Ллойд Джорджа. Восточную политику Великобритании взял на себя Керзон, который действовал по строгому плану: объявление нейтралитета по отношению к грекам и туркам, выработка компромиссных условий мира, навязывание этих условий воюющим сторонам и обеспечение, таким образом, основных интересов Великобритании. Керзон старался не демонстрировать сочувствия к грекам, но объективно он был заинтересован в их присутствии в Малой Азии. Позиция Франции, и в особенности Анкарский договор, стала серьезной помехой для этого плана. Франция негласно помогала Кемалю готовиться к решающему наступлению, всячески уклонялась от участия в выработке нового мирного плана, а когда он был готов, поспешила указать кемалистам на возможность дальнейших уступок. Разница в интересах двух союзников была столь очевидна, что многие наблюдатели тогда называли Грецию и Турцию «пешками» в большой игре двух держав[1044]. В сочетании с длительным затишьем на фронте это создало тупиковую ситуацию, которая продолжалась до решительной победы кемалистов в августе — сентябре 1922 года. Чанакский кризис не только стал концом политической карьеры Ллойд Джорджа, но и грозил стать концом Антанты.

В 1921–1922 годах, когда провал Севрского договора превратил турецкий вопрос в долгосрочный фактор, стала ясно проявляться его глубинная связь с другими международными проблемами. Эту связь хорошо понимали и в Лондоне, и в Париже, но везде старались использовать по-своему. Если англичане хотели посулами возрождения гарантийного пакта вернуть Францию в орбиту своей политики на Востоке (равно как и в Европе), то французы (помимо соблюдения своих денежных интересов) стремились обеспечить спокойный южный фланг своей системе «восточных союзов», а также избежать распыления своих военных и материальных сил, которые необходимы были для удержания превосходства над Германией. Иногда они могли намекать англичанам на возможность пересмотра Анкарского договора с целью включения Великобритании в систему «окружения» Германии под видом системы общеевропейской безопасности или гарантийного договора, но реально они не были готовы пересматривать ради этого основы своей восточной политики.