5. Характеристика Севрского договора

Договор о мире между Османской империей и Союзными и присоединившимися державами был подписан в Севре 10 августа 1920 года. Одновременно были подписаны Трехстороннее англо- франко-итальянское соглашение о сферах влияния в Анатолии и Итало-греческий договор о передаче Греции Додеканезских островов (за исключением о. Родос). Помимо подписей трех стран «согласия», Греции и Турции, под документом стояла подпись представителя дашнакского правительства Армении, признанного союзниками лишь де-факто, но отсутствовала подпись представителя Хиджаза — одного из учредителей Лиги Наций. После событий в Дамаске король Хусейн фактически прервал отношения с Антантой.

По условиям Севрского договора Турция теряла все арабские земли, а также Армению. Сирия, Палестина и Месопотамия переходили под мандаты великих держав (воспроизводились формулировки статьи 22 Устава Лиги Наций), Хиджаз и Армения получали полную независимость. Армяно-турецкую границу должен был определить президент США. Она должна была пройти через вилайеты Эрзурума, Трабзона, Вана и Битлиса, и Армения должна была получить доступ к морю. Срок арбитража не оговаривался. Турция признавала британский протекторат над Египтом и аннексию Кипра. Восточная Фракия до линии Чаталджи передавалась Греции. Смирнский район в границах, близких к «линии Мильна», получал широкую автономию и оставался оккупированным греками до решения плебисцита через пять лет. Курдистан тоже получал широкую автономию с перспективой полной независимости в дальнейшем. Граница с Сирией проводилась таким образом, что в составе Сирии оказывалась и южная часть Киликии с городами Мардин, Урфа, Айнтаб. Вместе с тем за Турцией оставались Мараш, откуда французов к тому времени уже выбили кемалисты, и Адана. Северная граница Ирака мало отличалась от нынешней. Зона Проливов объявлялась демилитаризованной, а сами они — открытыми для торгового и военного судоходства и в мирное, и в военное время. Контроль над демилитаризацией поручался Англии, Франции и Италии. Они могли держать в зоне Проливов свои войска в любом количестве. Специальная комиссия назначалась для наблюдения за этим режимом. Она не зависела от местных властей и имела собственный флаг, бюджет и полицию. Султан оставался в Константинополе, но мог быть оттуда изгнан в случае невыполнения условий договора. Особая финансовая комиссия должна была контролировать все турецкие финансы за исключением доходов, находившихся в ведении Администрации долга. Финансовая комиссия утверждала бюджет и контролировала размещение займов. Турция лишалась права иметь военный флот и армию, которая заменялась небольшой жандармерией численностью не более 50 000 человек[653].

По Трехстороннему соглашению между Англией, Францией и Италией Франция получала экономическую сферу влияния в Южной и Центральной Анатолии, в границах бывшей «синей» зоны, обозначенной в соглашении Сайкса — Пико. Италия получала такую же сферу в юго-западной Анатолии. Багдадская железная дорога на всем протяжении переходила под совместный контроль союзников, но Франция могла выкупить права на монопольное управление ее киликийским участком за счет уменьшения своей доли в управлении остальными частями дороги.

Севрский договор и Трехстороннее соглашение были, по существу, смертным приговором турецкому государству. Даже те из сохраненных за ним территорий, которые не входили ни в какую автономию, сферу влияния или в зону Проливов, попадали под полный контроль держав-победительниц посредством долговой кабалы и контроля над финансами. Любое нарушение этого договора могло лишить турок единственной уступки со стороны союзников — Константинополя. Этот договор, который А.Ф. Миллер назвал «самым кабальным договором версальской системы»[654], не мог быть одобрен ни одним турецким правительством, хоть сколько-нибудь свободным в принятии решений.

Выше уже говорилось, что французская пресса выражала сомнения в практической осуществимости Севрского договора. Схожие настроения наблюдались и в Великобритании. Газета The Times писала о необходимости «заставить Кемаля подчиниться», но не уточняла, кто это сможет сделать. Manchester Guardian (орган либералов Асквита) критиковала договор, утверждая, что в случае его реализации более «не будет независимой Турции». Начавшееся в августе восстание в Месопотамии дало той же газете повод заявить о порочности системы «национальных мандатов» и предложить передачу всех мандатных территорий под управление Лиги Наций. Леволейбористская газета Daily Herald обращала внимание на антисоветскую направленность Севрского договора, который ставил Проливы под контроль враждебных России государств. Британскую политику в Турции газета называла «бесстыдным империализмом»[655].

Бесперспективность Севрского договора была очевидна многим внимательным наблюдателям в самих странах Антанты. Полковник Лоуренс, оказавшийся в этот момент не у дел и потому позволявший себе публичные высказывания, еще в мае 1920 года дал убийственную характеристику только что опубликованному тексту договора: «Условия Турецкого договора считаются неисполнимыми даже теми людьми, которые имели отношение к его подготовке. Абсолютно не принимались в расчет ни нынешнее состояние бывшей Турецкой империи, ни военные и финансовые возможности стран, которые стали ее наследниками. Каждая сторона, участвовавшая в выработке условий, учитывала только то, что она могла получить или, скорее, что ее соседям будет труднее всего у нее забрать или в чем труднее всего будет ей отказать. Сам документ это не план новой Азии, а выражение, почти что реклама алчности завоевателей. Ни одно из его положений не выдержит практического испытания за три года. Его судьба будет счастливее судьбы Версальского договора только в том, что он не будет пересмотрен, он будет забыт»[656].

Если рассматривать Севрский договор с точки зрения англо-французских отношений, то можно прийти к следующим выводам. С формально-юридической точки зрения договор основывался на тезисе о единстве и равноправии союзных держав — Англии, Франции и Италии. Однако фактическое положение вещей, которое создалось бы в случае его вступления в силу, никак нельзя назвать равноправием между союзными державами. Связано это с тем, что Англия и Франция располагали различными рычагами давления на турецкое правительство, на которых они строили свои политические расчеты. Сила Англии была основана прежде всего на британском флоте, стоявшем в Босфоре, и на британской армии, контролировавшей берега Проливов. Реализация постановлений договора о международном режиме Проливов привела бы к тому, что Проливы, по существу, превратились бы в новый Суэц, где французы, как известно, тоже имели некоторые формальные права, но заправляли всеми делами англичане. Константинополь постоянно находился бы под дулами пушек британских кораблей, а территории, непосредственно граничившие с зоной Проливов, оказались под контролем верного союзника Англии — Греции. Все эти соображения быстро получили распространение во французском общественном мнении, причем для некоторых наблюдателей «даже восстановление неограниченного турецкого суверенитета в Проливах казалось предпочтительнее, чем закрепление британского господства»[657]. К этому следует добавить, что Трехстороннее соглашение также было выгодно англичанам. Оно обеспечило их участие в управлении турецкими железными дорогами и гарантировало от попыток Франции проникнуть в Месопотамию, что могло быть использовано основным конкурентом — США.

Сила Франции, с другой стороны, была основана на банкнотах и ценных бумагах. Франция рассчитывала руководить действиями турецкого правительства, держа на его шее финансовую удавку. Однако в Севрском договоре эти планы не осуществились. Французы еще в декабре 1919 года в Париже, а затем на конференции в Лондоне предлагали, чтобы финансовая комиссия, призванная контролировать турецкие финансы, представляла собой реорганизованную Администрацию Оттоманского долга. В этом случае влияние каждой из держав в этой комиссии было бы пропорционально доле принадлежащих ей турецких облигаций, что дало бы неоспоримые преимущества французам. Но в Севрском договоре финансовая комиссия и Администрация долга представляли собой два разных учреждения. Администрация долга лишь сохраняла свои довоенные права. Реальная же власть была в руках финансовой комиссии, где союзные державы находились в равном положении. Таким образом, в финансовой сфере права Франции приравнивались к правам Англии, тогда как в военной сфере Англия имела несомненное преимущество. Но французская «программа минимум» была все-таки выполнена. Франция получала Сирию, часть Киликии и обширную сферу влияния в Анатолии. Выделив Франции эти куски «турецкого пирога», англичане добились того, что, несмотря на все противоречия, Франция в целом проводила согласованную с Англией политику.

В рассмотренный выше период (декабрь 1919 — август 1920 года) действия стран Антанты в разных частях света во все меньшей степени определялись их собственными долгосрочными планами и все больше диктовались внешними обстоятельствами. Именно в это время англичане ясно увидели, что, например, палестинские арабы не в восторге от идеи создания на их земле еврейского «национального очага», а французы столкнулись с открытым противодействием своим планам в Сирии, что выразилось в провозглашении независимого сирийского королевства. Саботаж Версальского договора со стороны Германии впервые показал, что подписание мирного договора побежденной страной вовсе не обязательно влечет за собой его исполнение. Разгром основных сил белых армий в России показал безнадежность попыток свергнуть советскую власть силой. Одной из неожиданностей, с которыми пришлось столкнуться Антанте, стали первые военные успехи кемалистов в Киликии.

Острота англо-французских противоречий в этот период по сравнению с 1919 годом несколько ослабла. Это объяснялось тем, что старые противоречия вокруг границ на Рейне или Сирии были уже разрешены, а новые, связанные с воплощением в жизнь условий мирных договоров, еще не проявились достаточно явно. Вовлеченность Франции в открытый военный конфликт с турецкими националистами была очень выгодна англичанам, так как предотвращала возможное сближение между Парижем и Анкарой. Благодаря этому Мильеран и Бертело играли по одним правилам с Керзоном и Ллойд Джорджем, следуя установке на самые суровые условия мира. Противоречия, которые возникали между Францией и Великобританией в Лондоне и Сан-Ремо, не носили принципиального характера и легко разрешались (единственным исключением был вопрос о статусе финансовой комиссии). Во всяком случае, здесь не было таких столкновений между главами делегаций, которые случались в 1919 году в Париже. К тому же англичане умело использовали для давления на Францию третьего участника переговоров — Италию (как произошло, например, при обсуждении вопроса о Палестине и Гераклее). Но такое «сердечное согласие» между союзниками не ликвидировало фундаментального противоречия их интересов по отношению к Османской империи — военно-стратегического интереса Великобритании и финансово-экономического интереса Франции. Это противоречие неминуемо должно было проявиться, что и случилось еще до подписания договора. Критическое отношение к нему французской Палаты, новые попытки установления контактов с кемалистами на уровне офицеров и заключение перемирия в Киликии были первыми признаками той тенденции, которая в недалеком будущем станет определять французскую политику на Востоке.

Тяжелые поражения на киликийском фронте показали Франции всю ошибочность мнения Бертело о том, что кемалистское движение — не более чем «блеф». Вместе с тем кемалисты в Национальном обете не отказывались платить по счетам предшествующих правительств, что для Франции было главным. Но возможное сближение Кемаля с Советской Россией ставило под сомнение получение вложенных денег. Поэтому в мае 1920 года предпринимается новая попытка сближения с Анкарой, однако жажда территориальных захватов взяла верх, и военные действия возобновились. Англичане же с самого начала не находили никакого иного языка для разговора с Кемалем, кроме языка силы. Оккупация Константинополя была фактически исключительно английским делом. Но взгляды на методы борьбы с Кемалем у Лондона со временем менялись. Если изначально предполагалось, что достаточно простого устрашения, затем было решено оказать поддержку Дамад Фериду в разжигании в Турции гражданской войны, то накануне подписания Севрского договора для подавления кемалистского движения были брошены греческие войска.

Процесс выработки условий Севрского договора представлял собой дипломатический торг между союзниками по Антанте без особой оглядки на события, происходившие в Турции. Недооценка силы и потенциальных возможностей кемалистов приводила руководителей стран Антанты к мысли о возможности решить данную проблему исключительно путем репрессий или самых незначительных уступок. Именно это глубокое заблуждение союзников и предопределило дальнейшую судьбу Севрского мирного договора.