3. Конференция в Сан-Ремо (апрель 1920 года)
После Парижа и Лондона заседания Верховного Совета Антанты переместились в Сан-Ремо, где с 18 по 26 апреля проходила новая конференция. На ней почти в одинаковой мере внимание уделялось как Германскому, так и Восточному вопросам. Наиболее важными из турецких проблем были вопросы, связанные с распределением мандатов на арабские земли, будущим Курдистана, определением границ Армении и уточнением финансовых условий договора.
Гераклея, Палестина и нефть
Вопрос о мандатах не вызвал сколько-нибудь серьезных разногласий, поскольку был фактически давно решен. Споры возникли только по поводу статуса Палестины. Франция отстаивала права нееврейского населения этой страны, имея в виду местную католическую общину, которая с давних времен находились под французской защитой. Одновременно шло обсуждение Трехстороннего англо-франко-итальянского соглашения о разделе сфер влияния в Азиатской Турции. Англия уже не требовала для себя никаких сфер влияния в Анатолии, довольствуясь мандатом на Месопотамию и Мосул. Французские и итальянские представители согласились на английскую формулу соглашения. Его условия распространялись и на подмандатные территории, а в управлении бывшими германскими железными дорогами признавалось равенство прав между союзниками. Однако сохранялись франко-итальянские противоречия по гераклейскому вопросу. Ллойд Джордж, ранее хранивший молчание по этому поводу, 23 апреля предложил передать все шахты Италии за соответствующую компенсацию французским акционерам[599]. Возможно, так он хотел обеспечить уступчивость французских представителей при новом обсуждении вопроса о мосульской нефти. 24–25 мая было утверждено новое (уже третье по счету) англо-французское нефтяное соглашение (Бертело — Кадмэна). Франция отказалась от выдвинутого ею после денонсации соглашения Гринвуда — Беранже требования 50 % от добытой нефти и согласилась на 25 %. Эта доля должна была выражаться либо в сырой нефти (если месторождения будут разрабатываться за счет государства), либо в акциях (если дело будет поручено частным компаниям). При этом любая частная компания, занимающаяся месопотамской нефтью, должна была быть под полным британским контролем[600]. Несмотря на эту уступку, французская пресса комментировала нефтяное соглашение как победу Франции, так как она получила долю в предприятии, в котором до войны участвовали только англичане и немцы. Обоснованием французских прав была только необходимость компенсации за пересмотр соглашения Сайкса — Пико[601].
Нерешенность гераклейского вопроса, очевидно, вынудила Мильерана и Бертело к уступчивой позиции по вопросу о Палестине, который обсуждался 24 апреля. Традиционно считается, что именно в этот день было принято решение о распределении мандатов на Ближнем Востоке. На самом же деле вопрос о том, кому что достанется, был принципиально решен еще в сентябре 1919 года, а в Сан-Ремо дискуссии шли только вокруг деталей палестинского вопроса. Спор начался с возражений Бертело против включения декларации Бальфура в текст договора. По его мнению, это могло бы указывать на некий особый статус Палестины по сравнению с другими мандатными странами и вызвало бы «большие затруднения как в мусульманском, так и в христианском мире». К тому же, по его словам, союзники Великобритании по Антанте никогда официально не принимали эту декларацию. Напоминание Керзона о письме Пишона к Соколову не возымело действия: французы сочли этот документ слишком «неопределенным». Бертело даже назвал декларацию Бальфура «мертвой буквой» (dead letter в английском протоколе). Из выступления Мильерана стала понятна причина французской обеспокоенности: речь шла о сохранении в той или иной форме «католического протектората». Дальнейшая дискуссия во многом оказалась повторением февральских споров по этому поводу. Французы настаивали на соблюдении своих «традиционных прав», англичане и итальянцы возражали: то, что было уместно при турецком правлении, совершенно недопустимо при британском. Нитти предложил включить в договор следующий параграф: «Все привилегии и прерогативы по отношению к религиозным общинам упраздняются. Держава-мандатарий обязуется назначить в кратчайшие сроки специальную комиссию для изучения и урегулирования всех вопросов и всех претензий различных религиозных общин. При формировании этой комиссии будут учтены все существующие религиозные интересы. Председатель комиссии будет назначен Советом Лиги Наций».
Мильеран счел такую формулу неприемлемой и сослался на важность данного вопроса для общественного мнения его страны. Но все его усилия сохранить хоть какие-то следы французского политического присутствия в Палестине наталкивались на упорное сопротивление Ллойд Джорджа и Керзона. Они снова и снова указывали на невозможность существования двух мандатариев в одной стране. Ллойд Джордж применил и такой аргумент: «Необходимо помнить, что Православная церковь тоже имеет значительные интересы в Палестине. Сейчас Россия может быть на мели, но она может возродиться в недалеком будущем». Ллойд Джордж предвидел, «какие трагические последствия могут возникнуть, если Православную церковь не будут принимать во внимание».
Понимая бесполезность борьбы, Мильеран попытался сделать свое отступление не столь явным. Сначала он предложил сделать палестинскую комиссию по религиозным вопросам межсоюзной, включив туда и представителей всех заинтересованных религиозных общин. Ему возразили, что такой орган будет недееспособен. Столкнувшись с объединенным англо-итальянским фронтом, Мильеран снова уступил. Ему удалось добиться лишь изъятия первого предложения из предложенного Нитти текста. В итоге в статье 95 Севрского договора оговаривалось, что в Палестине будет установлено мандатное управление, мандатарий должен будет действовать в соответствии с Декларацией Бальфура (которая, по настоянию англичан, дословно воспроизводилась), а все религиозные вопросы решит специальная комиссия, главу которой назначит Совет Лиги Наций. Отказ Франции от традиционных привилегий был зафиксирован в отдельной резолюции, принятой в тот же день[602]. Так французский «католический протекторат» в Палестине ушел в историю 24 апреля 1920 года.
Вопрос о границах был поднят на следующий день. По словам Бертело, здесь уже не было затруднений. Формула «от Дана до Беершебы» предполагала уступку в пользу Палестины Сафедского округа (казы), в остальном же граница должна была следовать «линии Сайкса — Пико». Керзон ответил, что судьба восточного участка палестино-сирийской границы (то есть Голанских высот) еще не была решена. Кроме того, вопрос о границах Сирии нельзя было решать без участия Фейсала, который, несмотря на нелояльное поведение, оставался фактическим главой сирийского правительства. Такая перспектива вовсе не устраивала Бертело, который подчеркивал важность единой позиции держав по отношению к Фейсалу. В отношении границ Бертело заметил, что, принимая «библейскую» формулу, французы рассчитывали, что англичане не будут выдвигать дальнейших претензий. Ллойд Джордж поддержал Керзона, но облек это в многословную и малопонятную тираду. Французы решили не продолжать пограничный спор и лишь настояли на том, чтобы в этот день было принято лишь формальное решение о распределении ближневосточных мандатов[603]. Проблемы Палестины и соседних территорий на конференции не поднимались. Можно предположить, что французским представителям пришлось уступить перед давлением Керзона и Ллойд Джорджа, поскольку англичане могли применить свою излюбленную тактику «баланса сил», поддержать итальянские требования в Гераклее, и тогда французы могли лишиться своих прав в этом регионе. Когда гераклейский вопрос был вынесен на обсуждение уже после решения палестинского, англичане предпочли сохранить нейтралитет. В итоге была найдена компромиссная формула совместной разработки угольных копей Гераклеи[604].
Курдистан и границы Армении
В Сан-Ремо также обсуждался ряд вопросов, связанных с восточными вилайетами Турции. Ил важность определялась тем обстоятельством, что они лежали между Месопотамией и Закавказьем, то есть напрямую затрагивали и арабский, и русский вопросы. Будущее турецкого Курдистана было тесно связано с Мосульским вопросом, так как курды составляли значительную часть населения Мосульского вилайета. Ллойд Джордж был заинтересован в создании автономного Курдистана как буфера между Мосулом и собственно Турцией[605]. Французы же в основном беспокоились о своих экономических правах в курдских районах, граничивших с Сирией. Финансовые круги Франции, чья последовательно туркофильская позиция не всегда полностью совпадала с мнением правительства, возражали против отделения Курдистана от Турции, так как это еще более ослабило бы их главного должника, но в случае неизбежности такого отделения требовали для себя доли во влиянии на курдские дела на основании соглашения Сайкса — Пико[606]. В итоге было решено предоставить региону широкую автономию с правом отделения от Турции. Границы Курдистана должны были на западе проходить по Евфрату, на востоке — по границе с Персией, на юге — по границе с Сирией и Ираком, на севере они четко определены не были, так как одновременно являлись южными границами Армении.
22 и 23 апреля при обсуждении будущих границ Армении возникли большие споры. Французский премьер-министр А. Мильеран выступал за включение в них Эрзурума, в то время как Ллойд Джордж считал это нереальным. Хотя приглашенные на заседание армянские представители (все те же Богос Нубар-паша и А. Агаронян) уверяли, что армяне сами смогут завоевать эту крепость, у главного военного эксперта маршала Фоша это вызвало только недоумение. По мнению военных, у армян не было никаких шансов самостоятельно овладеть городом. Явный раскол наблюдался и внутри делегаций. Мильеран и Бертело не соглашались с Фошем, а Керзон присоединился к ним, возражая Ллойд Джорджу. Бертело был убежден, что кемалистское движение, в руках сторонников которого находился Эрзурум, рано или поздно исчезнет. Ллойд Джордж, аргументируя свою позицию, заявил, что, если конференция решит передать Армении Эрзурум, это решение останется лишь на бумаге, поскольку некому будет его выполнять. К тому же «территория вокруг Эрзурума — мусульманская земля. Жители будут считать, что ведут священную войну против христианских завоевателей, и любое армянское предприятие будет совершенно безнадежным. Если бы существовал американский мандат на Армению, все было бы возможно, поскольку такое сильное государство, как Америка, смогло бы защитить права мусульман. Без такого мандатария подчинение магометанского населения христианским соседям было бы большой ошибкой, которая отозвалась бы во всем мусульманском мире. Если нет армянских районов за пределами Ереванской республики, то Армения не должна иметь большей территории»[607]. После долгих дискуссий Ллойд Джордж предложил «поскорей избавиться» от этого вопроса. Было решено предоставить определение границ Армении президенту Вильсону. Английский премьер даже предположил, что, если Вильсон откажется от мандата на Армению, другой президент сможет его принять. Президенту США направили официальный запрос об отношении его страны к мандату.
Германский вопрос, обсуждавшийся одновременно, постоянно оказывал влияние на ход дискуссий по турецким проблемам. Если за год до этого Франции необходимо было сочувствие Англии при составлении Версальского договора, то теперь ей нужна была ее поддержка в том, чтобы заставить Германию его выполнять. И германский саботаж, и турецкий национализм показывали слабость еще недостроенного Версальского порядка. В Сан-Ремо к старому вопросу о разоружении Германии впервые после Версаля добавился репарационный вопрос. Но ни точная сумма репараций, ни их распределение между союзниками не были определены. Однако, пойдя навстречу пожеланиям Франции, Англия согласилась направить Германии грозную ноту с предупреждением о необходимости выполнять договор.
Как уже говорилось, именно в это время в Анкаре открылось Великое национальное собрание Турции (BHCT), которое избрало своим председателем Мустафу Кемаля. Кемаль в поисках внешней поддержки установил контакт с Советской Россией и обменялся дружественными письмами с Г.В. Чичериным[608]. Как впоследствии признавался Чичерин, турецкие националисты значительно помогли в установлении советской власти в Азербайджане, где они пользовались большим влиянием[609]. Но во французской печати сообщения подобного рода вызывали недоверие, так как предполагалось, что турецкий национализм не может быть союзником большевиков-интернационалистов. Например, известный публицист и востоковед Поль Гентинзон писал, что азербайджанцы более восприимчивы к идеям пантюркизма, чем большевизма, и что соперничество между Лениным и Кемалем на Кавказе неизбежно[610]. Подобный взгляд объясняется своеобразной «ревностью» Франции по отношению к Советской России. Французы сами, несмотря на события в Киликии, не оставляли надежд на сближение с кемалистами. Вместе с тем их положение становилось все тяжелее. Французские войска вынуждены были оставить город Урфу, причем французский гарнизон был на обратном пути уничтожен турецкими или курдскими иррегулярными отрядами[611].
Конференция закончила работу 26 апреля. 11 мая условия мира были вручены делегации Высокой Порты, которая должна была принять их полностью или отвергнуть. Последний вариант был почти невероятен, так как, по словам А.Ф. Миллера, «державы-победительницы "договаривались", в сущности, с собственной марионеткой»[612]. В то же время картина послевоенного устройства Ближнего Востока была еще не полностью завершена даже на бумаге. Великобритании и Франции предстояло еще выработать юридические условия своих мандатов для последующего их утверждения Лигой Наций. Также необходимо было окончательно определить границы между британской и французской мандатными зонами.
Окончательную ясность в условия договора внес 30 мая отказ сената США от мандата на Армению. Американские сенаторы прекрасно понимали, что англичане предлагают им то, что самой Великобритании не нужно. Некоторые из них иронически предлагали «поменяться мандатами» — отдать Армению англичанам, а себе забрать Месопотамию[613]. Но позиция Соединенных Штатов не означала полного самоустранения этой державы с Ближнего Востока. Для американцев была неприемлема лишь та форма, в которой европейцы, эксплуатируя идеализм президента Вильсона, предлагали им такое участие. Принятие мандата на любую из ближневосточных территорий, в особенности на Армению, не сулило ничего, кроме огромных расходов. Американский изоляционизм, как известно, ограничивал лишь политическую активность Вашингтона за рубежом, но в то же время предполагал и даже поощрял широчайшую экспансию американского капитала. Именно поэтому решения конференции в Сан-Ремо вызвали в Вашингтоне резкую критику. Особенно не устраивало американцев «нефтяное» соглашение Бертело — Кадмена, поскольку оно прямо противоречило принципу «открытых дверей» — одному из краеугольных камней внешней политики США. Англо-французская сделка устраняла американские компании от участия в дележе месопотамской нефти. Неудивительно поэтому, что Вашингтон ее не признал, заложив, таким образом, основы нового международного спора, который продолжался более десятилетия.