Расцвет национальной жизни

Расцвет национальной жизни

В 20-е годы еврейское население в Москве резко возрастает; беженцы из разоренной, голодной Украины заселяют окраинные районы города. В 1923 г. в Москве было официально зарегистрировано 87 975 евреев. Значительная часть населения оседает в ближайших пригородах столицы. Открываются новые общественные национальные центры: на Лесной улице, 18, работал Еврейский клуб с различными фольклорными ансамблями и кружками; в послереволюционной Москве существовали кошерные столовые, и в городской толпе резко выделялись люди, говорившие между собой на идише; газеты пестрели рекламными объявлениями: «Еврейские домашние обеды Б. С. Житомирской. Никольская, 8. Свежие и вкусные. К еврейской пасхе колбаса, гусиный жир, печенье, маца — Петровка, Петровские линии, 2».

В 30–40-е годы XX в. отголоски патриархальной национальной жизни сохранялись на окраинах города. «Еврейское местечко» на какое-то время сложилось в Марьиной Роще, Черкизове, Давыдкове, Никольском, Коптеве; здесь создавались кооперативы, и ремесленники шили одежду и обувь, делали чемоданы, занимались мелкой торговлей, починкой часов и ювелирных изделий; люди более грамотные устраивались на производство, работали бухгалтерами, счетоводами. В деревянных домах городских окраин жители сохраняли приметы национального уклада — язык, аромат кухни; женщины покупали живую курицу на рынке и относили к резнику; на косяке двери прибивали мезузу, несколько семей арендовали комнату и отмечали шаббат и праздники.

В 1926 г. евреи Марьиной Рощи в складчину построили деревянное здание синагоги с миквой и двумя молитвенными залами (мужской и женский) и собирались на молитвы и праздники. На Селезневской улице вплоть до 1936 г. работала еврейская школа-семилетка, в которой изучали идиш. На сцене Дворца культуры им. Зуева (Лесная, 18) в довоенные годы выступал Еврейский театр рабочей молодежи.

Еврейское население на окраинах Москвы резко возрастает в первые послевоенные годы, люди, возвращавшиеся из эвакуации, старались осесть вблизи Москвы и тянулись к местам компактного проживания евреев. Журналист Александр Разгон, уже в Израиле вспоминая об этих временах, оставил зарисовки национальной жизни на окраинах и в пригородах Москвы: «Там же (в Салтыковке. — M.Л.) делали мацу. Это выглядело так: особый мешок — „маца шмура“ — готовили под наблюдением отца. А отец до революции был раввином в Клинцах. Куда проще это проходило в Никольском: за три дня до Песаха мы снимали печку у нашей русской соседки: эта печка была самая большая. Хорошенько ее прокаливали. Потом приходили женщины и девушки из нескольких еврейских семей и брались за дело. Мацу пекли не каждый для себя, а на всех. Отмечались и другие праздники. Почти все помнят, как в семьях жарили из картофеля „латкес“, пекли треугольные „гоменташи“ с маком… Вот колоритное воспоминание о празднике Суккот в Никольском: помню, один раз вышли во двор старики с палками, с простынями… Устроили навес из веток над головами и под этим навесом ели».

В 60–70-е годы панельные типовые многоэтажные дома сменили деревянную застройку в городе; жители окраин старой Москвы заселяли новые районы, навсегда исчезали улочки, где можно было увидеть деревянный дом с мезузой на косяке двери; ушли в прошлое русские печи, где выпекали мацу к празднику; при реконструкции района снесли синагогу в Черкизове, но до наших дней сохранилась старая синагога в Малаховке.

Если в начале XX в. «еврейские улицы» возникали на окраинах и в пригородах столицы, то общественные и культурные учреждения находились в центре города, и евреи в выходные дни на электричках и трамваях выезжали в театр или на концерт. 20-е годы отмечены подъемом культурной жизни в Москве — художники, поэты, артисты известных театров и новых студий торопились утвердить новые идеи и формы, проявить себя в новой жизни. Москва притягивала новаторов в искусстве, и в общем настрое общества активно проявляла себя творческая еврейская молодежь. В 1916 г. из Польши в Москву прибыл коллектив еврейского театра «Габима», основанного молодым актером и режиссером Наумом Цемахом. В уставе Еврейского драматического общества «Габима» утверждалось право ставить пьесы на еврейском языке и пояснялось: «Под словом „еврейский язык“ подразумевается настоящий еврейский язык, а не существующие в России и других странах среди евреев разные жаргонные диалекты».

Среди учредителей нового театрального коллектива были московский раввин Яков Исаевич Мазе, почетный гражданин московский купец Меир Вольфович Вишняк, почетный гражданин московский 1-й гильдии купец Абрам Яковлевич Гуревич.

Молодые артисты нашли в Москве не только щедрых покровителей и благодарных зрителей, но и прекрасных учителей. Евгений Вахтангов, Константин Станиславский, Сергей Волконский с увлечением работали с молодыми талантливыми артистами и после революции активно поддерживали коллектив. 31 января 1922 г. «Габима» представила зрителям в постановке Е. Вахтангова пьесу С. Ан-ского «Диббук», с восторгом принятую московским зрителем. А. М. Горький писал о спектаклях «Габимы»: «Развеялась серая ткань занавеса; точно исчезла стена, отделяющая настоящее от далекого прошлого, — и перед глазами встает ярко-пестрый базар у стены маленького городка Иудеи, сквозь ворота видна знойная равнина, на горизонте одиноко и криво торчит пыльная пальма. И с этого момента властная сила красоты, обняв сердце ваше, погружает его в жизнь еврейского народа, уносит в прошлое за две тысячи лет — и вот оно живет в грозный день гибели Иерусалима».

Спектакли «Габимы», поставленные на иврите и обращенные к темам героического прошлого еврейского народа, вызывали резкую критику у евреев-большевиков. Коллектив обвиняли в приверженности к сионизму, к «белому движению»; театру не давали помещения, и спектакли шли в разных местах — в полуподвальном зале на Нижней Кисловке, 5; в Лазаревском армянском училище (ныне посольство Армении). Князь Сергей Волконский, известный режиссер, возглавлявший до революции императорские театры в Санкт-Петербурге, вспоминая в эмиграции о встречах с актерами национального театра, писал: «„Габима“ — так называется еврейская студия, ставящая пьесы на древнееврейском языке. Я был ими приглашен для того, чтобы ознакомить их с моей теорией читки… Мы расстались, но остались в добрых отношениях; они всегда приглашали на репетиции и спектакли. Они в то время готовили и дали интересную пьесу — „Пророк“ (1920 г. — M.Л.). Цемах был прекрасен в роли Пророка. Но сильнейшее впечатление было не от отдельных лиц, а от общих сцен. Это сидение народа под стеной, суета и говор базарного утра — кто знает Восток, тот не может не восхититься красочностью людей, одежд, образов, говора, шума… Нужно ли говорить, что противники „Габимы“, восставшие против „буржуазной затеи“ и требовавшие театра на жаргоне, были коммунисты… Много я видел людей яростных за эти годы, но таких людей, как еврей-коммунист, я не видал. А затем — второе, что было интересно, — ненависть еврея-коммуниста к еврею некоммунисту. До чего доходило! Габимистов обвиняли в „деникинстве“, в спекуляциях. Но самое страшное для них слово, даже только понятие, — это „сионизм“. Это стремление некоторой части еврейства устроить в Палестине свое государство перед глазами евреев-коммунистов-интернационалистов вставало каким-то чудовищным пугалом».

Еврейский театр-студию приняла и полюбила московская интеллигенция, но коллектив постоянно находился под ударом критики руководства Евсекции. В 1926 г. «Габима» выехала на гастроли в Польшу, Германию, Францию, США. Коллектив принял решение остаться в Эрец-Исраэль, и с февраля 1931 г. театр обосновался в Тель-Авиве. Русская тема всегда присутствовала в репертуаре «Габимы»; в годы Второй мировой войны театр ставил спектакли по произведениям Н. Гоголя, Ф. Достоевского, А. Островского, К. Симонова. В постсоветские годы гастроли «Габимы» стали в Москве традиционными, и 13 мая 2002 г. в фойе театра им. Вахтангова на Старом Арбате была открыта мемориальная доска с текстом на русском языке и иврите:

ТЕАТР ВАХТАНГОВА И ГАБИМА

В связи со знаменательной датой — десятилетием возобновления дипломатических отношений между Израилем и Россией — мы чествуем своим визитом вклад Евгения Багратионовича Вахтангова в становлении Габимы — национального театра Государства Израиль. Евгений Вахтангов, постановщик ведущего спектакля Габимы «Гадибук» (1922), с триумфальным успехом прошедшего по театральным сценам мира, оставил неизгладимую печать своего выдающегося таланта на всей деятельности израильского Национального театра.

Вместе с «Габимой» в культурную жизнь послереволюционной Москвы вошел еще один еврейский театр. В 1920 г. из Петрограда в Москву приехала еврейская студия, основанная режиссером А. Грановским. Основатель еврейского театра Алексей Михайлович Грановский (Азарх) родился в Москве в 1890 г., получил профессиональное образование в Санкт-Петербурге, где открыл еврейскую театральную школу, ставшую предтечей национального театра. Демократическое направление театральной студии, язык идиш, спектакли по мотивам произведений Шолом-Алейхема были приняты властями. Коллективу выделили трехэтажный, в прошлом доходный дом в Большом Чернышевском переулке, 12 (ныне Вознесенский переулок), где артисты заселили просторные квартиры, а полуподвальное помещение превратили в театральный зал.

Московский переулок, который на протяжении XX в. три раза менял имя (Большой Чернышевский, ул. Станкевича, Вознесенский переулок), удивительно притягателен для прогулок. На небольшом отрезке соприкоснулись и особняк, отмеченный пребыванием А. С. Пушкина, — флигель усадьбы П. А. Вяземского, и дом поэта Е. А. Баратынского, готическая англиканская церковь Святого Андрея и при ней дом пастора, серое здание редакции «Гудок». Очарование этого уголка столицы отметил Перец Маркиш: «Чернышевский переулок находится в стороне. Он захватил где-то немного зелени, легко и прозрачно замаскировался ею, оберегает творческую тишину».

В наше время тишина посещает переулок только в праздники и выходные дни, и все-таки этот уголок города сохранил до наших дней свое очарование.

К дому пастора англиканской церкви примыкает доходный дом начала XX в., принадлежавший купцу 1-й гильдии АЛ. Гуревичу. В годы Первой мировой войны на первом этаже здания находилась редакция иллюстрированного журнала «Евреи на войне», корреспонденты которого донесли не только военную хронику, но и фотографии, ставшие документами трагических лет. До сих пор сохранилось декоративное убранство фасада, в подъезде здания на полу можно увидеть керамическую плитку с миниатюрным рисунком магендовидов.

Театральная студия Грановского, осевшая в центре Москвы, полностью отвечала вкусам и потребностям времени. Большинство артистов, в недавнем прошлом жители черты оседлости, принесли на сцену ощущение свободы и счастья. В труппе выделялся Соломон Вовси (Михоэлс), в котором все признавали ведущего артиста. 1 января 1921 г. состоялась премьера спектакля «Вечер Шолом-Алейхема», к его оформлению привлекли Марка Шагала. Художник расписал стены и потолок маленького зала фигурами персонажей пьесы и национальными орнаментами. Еврейское население Москвы восторженно приняло театр; артисты говорили на своем родном языке — идише, пели любимые песни, близость между залом и сценой ощущалась в каждом спектакле. В 1924 г. коллективу театра предоставили здание на Малой Бронной, 4 (ныне Театр на Малой Бронной). В 1927 г., во время зарубежных гастролей А. Грановский остался за границей; руководителем театра был назначен Соломон Михоэлс. 30-е годы стали периодом расцвета Государственного еврейского театра. 5 февраля 1935 г. состоялась премьера шекспировского «Короля Лира», ставшая выдающимся событием в культурной жизни столицы. Постоянно в репертуаре театра были пьесы по мотивам произведений Шолом-Алейхема — «Тевье-молочник», «Блуждающие звезды»; многие спектакли оформлял Александр Тышлер. При театре был открыт техникум (Столешников переулок, 8) для подготовки артистов для еврейских театров страны.

Значительным событием в жизни города стала работа сельскохозяйственной выставки, открытой в марте 1924 г. на территории нынешнего Парка культуры и отдыха; в числе зарубежных гостей, прибывших в Москву, была делегация рабочих Палестины, возглавляемая Давидом Бен-Гурионом и Меиром Рутенбергом. Над павильоном Эрец-Исраэль развивался бело-голубой флаг, и москвичи с удовольствием не только рассматривали, но и дегустировали вина, пробовали цитрусовые, орехи, знакомились с организацией киббуцев на древней земле.

В 1925 г. киббуцники вновь привезли экспозицию в Москву. Несмотря на участие делегации из Эрец-Исраэль в работе выставок, отношения советской власти с представителями ишува не сложились. Советское руководство, Евсекция, Еврейский комиссариат враждебно относились к сионизму. В 1919 г. Комиссариат по делам национальностей постановил запретить преподавание контрреволюционного языка иврит в еврейских школах. 20 апреля 1920 г. в Большом зале Политехнического музея сионисты, получив разрешение от властей, собрались на съезд. На третий день работы в зал вошли 50 вооруженных чекистов, и все делегаты и гости съезда, за исключением Я. И. Мазе, были арестованы. Под охраной вооруженных чекистов их вели по улицам Москвы в Бутырку, и они с энтузиазмом пели свой гимн «Ха-тиква». С этого дня повсеместно начались массовые аресты сионистов. Камеры Бутырской и Таганской тюрем были переполнены активистами движения, оттуда их направляли на поселение в Сибирь.

В 20-е годы члены сионистской организации «Гехалуц» нелегально осели в общежитии на Большой Якиманке. Молодые люди устраивались строителями, рабочими и при этом активно добивались разрешения на выезд в Эрец-Исраэль, и в те годы некоторые просьбы удовлетворялись. К началу 30-х годов «Гехалуц» была ликвидирована, и ее члены оказались в общем потоке ГУЛАГа, текущем от Лубянки до Соловков и Колымы. Коротко о трагедии молодых сионистов упоминал А. И. Солженицын в книге «Архипелаг ГУЛАГ»: «В 1926 году было полностью пересажено сионистское общество „Гехалуц“, не сумевшее подняться до всеувлекающего порыва интернационализма».