Эпоха раввина Мазе
Эпоха раввина Мазе
Но жизнь продолжалась. 10 апреля 1893 г. в Глебовском подворье собрались на выборы нового общественного раввина активные деятели общины; большинство присутствующих (86 из 131) отдали голоса за выпускника Московского университета кандидата права Я. И. Мазе. Генерал-губернатор утвердил это решение и 7 декабря того же года принял московского раввина в своей резиденции на Тверской улице.
Яков Исаевич Мазе родился в 1859 г. в Могилеве в семье любавичских хасидов и в детстве получил традиционное религиозное образование. Он рано осиротел и переехал к дяде в Керчь, где окончил гимназию и, следуя влечению, поступил в Московский университет на юридический факультет. В юности увлекся палестинофильскими идеями и активно работал в журнале «Ха-мелиц». Я. И. Мазе принадлежал к поколению восьмидесятников, взгляды которых формировались в годы разгула антисемитизма, ограничения прав, постоянного выселения евреев из городов и сельских районов; молодежь этих лет активно воспринимала идеи сионизма и стремилась к возрождению национальной культуры.
Первое выступление нового московского раввина состоялось 21 ноября 1893 г., в первый день Хануки. Хоральная синагога была опечатана, и праздничная служба проходила в домашней молельне банкира Полякова на Большой Бронной. Раввин, обращаясь к присутствующим, предельно точно высказал свои взгляды: «Постараемся же, братья, стать достойными внуками борцов за народную свободу! Пускай наши дети будут знать свою историю, эту великую историю великого народа, великого и во время своего падения! Наша религия проповедует всегда, повсюду: „Надейся и живи!“. Уповай на Г-спода, крепись и мужайся — вот лозунг нашей веры, вот напевы нашей могучей музы».
Слова раввина поднимали дух людей. В том же, 1893 г. при содействии Я. И. Мазе в Москве начинает работать Общество любителей древнееврейского языка; московский раввин активно участвовал в деятельности ряда общественных организаций: Общества распространения правильных сведений о евреях и еврействе, общества «Тарбут» («Культура»), Я. И. Мазе был любим в национальной среде и пользовался уважением в российском обществе. Поездки по городам и местечкам черты оседлости, встречи и проповеди московского раввина снискали ему всеобщее уважение. Если его предшественник Ш. Минор разоблачал в статьях нелепые обвинения в ритуальных убийствах, то Якову Мазе суждено было выступить экспертом на процессе Бейлиса. Читая стенограмму суда, ощущаешь, как трудно было выступать раввину. Председатель суда перебивал его бестактными замечаниями. Московский раввин прекрасно знал законодательство России, еврейский закон и, по памяти цитируя Письменную и Устную Тору, смог овладеть вниманием суда и публики.
Изучение национальной традиции, стремление помочь бедным, организация просветительских учреждений в черте оседлости отличали активную деятельность московских еврейских общественных организаций и частных лиц в начале XX в. Известный московский чаеторговец и общественный деятель Вольф Высоцкий пожертвовал комитету Общества взаимного вспомоществования учителей-евреев Новороссийского края 1000 рублей. В 80-е годы XIX в. в московские вузы пришли студенты-евреи, обратившиеся к идее национального просвещения. Группа студентов Московского университета составила и издала в Петербурге фундаментальный библиографический труд «Систематический указатель литературы о евреях на русском языке со времени введения гражданского шрифта (1708 г.) по декабрь 1889 года», ставший незаменимым пособием по истории российского еврейства. Московское отделение Общества просвещения евреев, следуя популярному в национальной среде лозунгу начала XX в. «Всё для черты», открывала в городах и местечках Могилевской губернии библиотеки и школы, выплачивая стипендии и пособия учащимся. В 1897 г. в Москве постоянно проживали 8473 еврея.
Новое здание синагоги в Большом Спасоглинищевском переулке было закрыто 15 лет. На просьбы правления еврейской общины об открытии молитвенного дома из канцелярии генерал-губернатора приходили отказы, чиновники советовали продать здание. Несмотря на давление городской администрации, руководство общины сохранило главный молитвенный дом и в 1906 г. добилось разрешения на его открытие. Были проведены необходимые ремонтные работы. Л. С. Поляков привлек к оформлению Большого молитвенного зала известного московского архитектора Романа Ивановича Клейна. Московский зодчий, среди творений которого — Музей изящных искусств (ныне ГМИИ им. А. С. Пушкина), торговый дом «Мюр и Мерилиз» (ЦУМ), Бородинский мост, многие частные доходные дома и промышленные здания, достойно украсил интерьер Большого молитвенного зала. Витражи, мозаичный орнамент, дубовые балконы верхнего этажа внесли в архитектурный стиль московской синагоги изысканность модерна; красоту и торжественность зала ощущаешь в дни праздников, когда зажигают огни всех люстр и светильников. Освящение московской хоральной синагоги состоялось 1 июля 1906 г. Московский раввин передал председателю общины Л. С. Полякову символические ключи с надписью «Он отворил двери дома Г-споднего» и напомнил присутствующим старинное предание: «При разрушении Первого Иерусалимского храма священники бросили ключи со словами к Б-гу: „Г-споди, раз мы не удостоились в Твоих глазах быть верными хранителями этих ключей, мы отдаем их назад“. И Рука Небесная приняла ключи от Храма». Лазарь Поляков, принимая ключи, ответил раввину: «Та же Рука Небесная приняла ключи, она же отдает их обратно».
Московская хоральная синагога вновь стала духовным общественным центром евреев столицы.
Московский раввин выступал в зале и в праздничные, и в печальные дни. Он говорил печальную речь о покойном ректоре Московского университета князе Сергее Трубецком, защищавшем права еврейской молодежи на образование; в синагоге звучали скорбные слова раввина, посвященные памяти Л. Н. Толстого. 12 мая 1913 г. в хоральной синагоге проходила поминальная служба по директору Императорского технического училища А. П. Гавриленко. В зале присутствовали студенты, родные покойного, его коллеги. Я. И. Мазе говорил прощальные слова: «Несомненно, что покойный Александр Павлович был праведником Императорского технического училища. Что удивительного, если синагога, верная традиции еврейской религии, устраивает по нему плач. Таково постановление Талмуда: „оплакивать неевреев наравне с евреями“, если их земная жизнь оставила следы и добрую память людям. Не потому мы явились сюда, что покойный не проявлял нетерпимости к евреям. Я никогда не стал бы оскорблять памяти достойного мужа благодарностью рабов, приходящих в восторг, если их не оскорбляют. Напротив, мы разделяем общую скорбь с общечеловеческой точки зрения… Мы заявляем, что умер человек с любящей душой, на редкость доступный, идеально заботливый начальник и печальник той высшей школы, во главе которой он стоял, друг учащихся, благороднейший наставник юношества и образцовый воспитатель. Его истинно христианское отношение к людям и настоящее русское благородное сердце каждый раз указывали ему пути, как открывать двери вверенного ему храма наук перед всеми стучавшимися в них, а уже вошедшим в этот храм он помогал выйти из него с дипломом в руках».