Монгольский режим в Персии до прихода Хулагу: Тчормаган, Байджу и Алджигидай

Монгольский режим в Персии до прихода Хулагу: Тчормаган, Байджу и Алджигидай

Мы уже видели, что Персия, после окончательного завоевания ее Монголами, разрушения нео-хорезмийского государства Джелал ад-Дина (1231 г.), оставалась под властью временной и достаточно неестественной. Западная группировка монгольской армии, расквартированная по берегам нижнего течения Куры и Аракса, в степях Аррана и Могана, оставалась под командованием полководцев, наделенных полной властью. Прежде всего, речь идет о Тчормагане, разрушителе государства Джелал ад-Дина (1231-1241), затем Байджу, победителе Сельджукидов Малой Азии (1242-1256). Этой военной администрации Округов непосредственно подчинялись вассалы Запада, грузинские князья, сельджукидские султаны Малой Азии, армянские цари Силисии, атабеги Моссула, причем частично их взаимоотношения – с самого начала имели более или менее общие черты.

Тчормаган, который, как отмечает Пельо, имел двоих зятьев – несторианцев, был достаточно хорошо предрасположен к христианству. [848]

Во время его командования, великий хан Угэдэй направил между 1233 и 1241 гг. в Торис, сирийского христианина по имени Симеон, более известного под сирийским титулом Раббан-ата (в кит. транскр. Лие-пиен-а-та), и который позже был официально назначен уполномоченным по делам христианской религии при Великом хане Гуйюке. [849]

Этот Раббан-ата, прибывший в Персию с безграничными полномочиями, предоставленными ему Угэдэем, вручил Тчормагану имперские предписания, запрещающие уничтожение безоружных христиан, которые признавали монгольскую власть. "Прибыв на место, – отмечает армянский летописец Киракос из Санджака, Раббан-ата принес христианам большое облегчение, избавление от смерти и рабства. Он строил церкви в мусульманских городах, где (до Монголов), равно как и защищал имя Христа, в частности в Таурисе и в Нахичевани. Он строил церкви, устанавливал кресты, предписывал днем и ночью устраивать звонницы (эквивалент колокольному звону у православных христиан), предписывал хоронить усопших под звуки Евангелия, с крестом, свечами и пением. Даже татарские полководцы ему преподносили подарки". Результатом миссии Раббан-аты явилось то, что монгольский режим, после жестокого уничтожения на раннем этапе христианского населения западного Ирана, постепенно создал для них условия, значительно более благоприятные, чем те, которые были до этого.

Чормаган был поражен мутизмом (несомненно, он был парализован) к 1241 г. Байджу, сменивший последнего в 1242 г., возможно, был менее благосклонен к христианизму. [850]

Это, видно из той встречи, которую он оказал доминиканцу Асцелину и его четырем спутникам, посланных Папой Иннокентием IV. Асцелин посетил Тифлис, где к нему присоединился новый спутник Гишар де Гремон (так как с 1240 г. в Тифлисе существовал доминиканский монастырь). Он прибыл 24 мая 1247 г. в лагерь Байджу, расположенный в стороне Аррана на севере Аракса к востоку от оз. Гокча. [851]

Без особых дипломатических церемоний он стал умолять монголов прекратить бесчинства и признать духовный авторитет Папы. К тому же он отказался совершить перед Байджу троекратное коленопреклонение, которое необходимо делать в присутствии хана.

Вне себя от гнева, Байджу пригрозил казнить пять доминиканцев. Между тем в лагерь Байджу 17 июля 1247 г. прибыл с монгольской доминиканской миссией Эльджигидай, посланный Великим ханом Гуйюком. [852]

Байджу поручил Асцелину передать Папе ответ, подобный тому, который Гуйюк послал Папе через Плано Карпини в ноябре 1246 года, текст которого был известен Эльджигидаю. Монголы резервировали за собой божественное право быть вселенной империей, и предписывали Папе явиться лично, чтобы отдать дань уважения и признания хана и что в противном случае он будет рассматриваться неприятелем. Асцелин покинул ставку Байджу 25 июля 1247 г. Байджу дал ему двух «монгольских» сопровождающих, один из которых имел тюркское имя Айбек, возможно, по мнению Пельо, им был уйгурский чиновник на службе в монгольской администрации, – другого звали Саржис, безусловно, тот был несторианцем. [853]

Таким образом, оставленный караван двинулся по обычной дороге через Таурис, Мосул, Алеппу, Антиоху и Акру. Из Акры монгольские посланники отплыли в 1248 г. в Италию, где Иннокентий IV принял их на длительное время. 22 ноября 1248 г. Иннокентий вручил им ответное послание для Байджу.

Несмотря на негативный результат посольской миссии Асцелина, Эльджигидай более расположенный, чем Байджу в отношении христианства, послал в конце мая 1248 г. королю Франции Людовику IX двух восточных христиан – Давида и Марка, которым он вручил весьма любопытное письмо, несомненно, на персидском языке, перевод которого у нас есть на латинском. Эльджигидай говорит в этом послании, что ему доверена Великим ханом Гуйюком миссия для того, чтобы освободить от мусульманского поглощения восточных христиан и позволить свободно исповедывать свою религию. От имени Великого хана «повелителя земли», он доводит до сведения своего «сына» – короля Франции, что монголы намерены оказать покровительство всем латинским, греческим, армянским, несторианским и якобинским христианам, не разделяя их по церквям. Людовик IX принял это «посольство» во время своего пребывания на Кипре во второй половине декабря 1248 г. [854]

Несмотря на то, что достоверность подобной дипломатической миссии ставится под сомнение, кажется, что Эльджигидай действительно, как это предполагает Пельо, вынашивал планы, начиная с 1248 г. совершить нападение на Багдадский халифат, нападение, которое Хулагу осуществил десять лет спустя, и, что в связи с этим он решил совместить это с крестовым походом, который Людовик Святой намеревался предпринять против арабского мира в Египте. 27 января 1249 г. два христианских «монгола», попрощавшись с Людовиком Святым, покинули Никосию на Кипре в сопровождении трех доминиканцев: Андре де Лонжюмо, его брата Гийома и Жана Каркассона. Андре и его спутники, несомненно, достигнув стоянки Эльджигитая к апрелю-маю 1249 г., были отосланы им в монгольский императорский двор, точнее к регентше Огульаймиш, находившейся в бывших угэдэйских землях на Или и в Кобаке в Тарбагатае. Они вернулись обратно к Людовику Святому в Цезарею самое ранее в апреле 1251 г. [855]

Эльджигидай, доверенное лицо Великого хана Гуйюка, после избрания ханом Великого хана Мунке, был включен в общий список проскрипции, который затрагивал сторонников угэдэйской ветви. [856]

В промежутке между серединой октября 1251 г. и серединой февраля 1252 г., Мунке приказал арестовать Эльджигидая и казнить. [857]

Байджу остался в единственном числе, военное правительство на передовых рубежах, где он находился до прихода к власти Хулагу в 1255 г.

Деятельность Байджу была в основном направлена на управление Грузией и Малой Азией. После смерти царицы Грузии – Русуданы, раздраженный ее упорным сопротивлением, которая до своего конца отказывалась подчиняться монголам, он предложил отдать корону царицы Грузии племяннику умершей царицы – Давиду Лаше, который был более сговорчив, чем она. Но хан Кипчакии – Батый взял Давида Нарина, сына Русуданы под свое покровительство. Оба претендента обратились за разрешением конфликта к Великому хану Гуйюку (1246). Известно, каким образом распорядился тот, передав Картли – Лаше, а Имеретию – Нарину. [858]

Подобный спорный случай имел место в сельджукском султанате Малой Азии. В 1246 г. Великий хан Гуйюк передал трон молодому принцу Килиджу Арслану IV-му, который посетил его в Монголии, когда прибыл к своему старшему брату Кай-Кавусу II. В то же время Гуйюк назначил сельджукам ежегодную выплату оброка: «1200 000 монет, 600 кусков тканей, тисненного шелком и золотом, 500 лошадей, 500 верблюдов, 5 000 голов мелкого скота и, кроме того, дары, которые удвоили сумму оброка». В 1254 г. Мунке принял решение, что Кай-кавус будет править на западе, а Килидж Арслан – на востоке Кизилирмака. Однако два брата вступили в сражение друг против друга, Кай-Кавус оказался победителем, и взял в плен младшего брата. В 1256 г. Байджу, недовольный тем, что Кай-Кавус медлил со сбором оброка, напал на него и одержал верх около Аксарая, в результате чего султан был вынужден бежать к грекам Ницеи, в то время как монголы поставили на его место Килидж Арслана. В дальнейшем Кай-Кавус вернулся некоторое время спустя и получил часть царства со своим братом на основе решения Мунке. [859]

В общем, сюзеренитет монголов на передовых позициях юго-запада ощущался не столь сильно и напоминал о себе периодически, то неожиданно и неистово, то с периодами затишья. Чормаган, затем Байджу, жестко демонстрируя силу государствам-вассалам, вынуждены были постоянно обращаться ко двору в Каракоруме, удаленность которого задерживало принятие решений в течение нескольких месяцев и зависимые принцы, словно посланники, обращались за помощью в случае возникновения семейных дрязг в клане Чингизханидов.