Дипломатия

Дипломатия

Сближению чрезвычайно способствовала британская дипломатия. Англия встала на сторону этих двух стран, преследуя свою традиционную политику противостояния любой континентальной державе, претендующей на континентальную гегемонию В Лондоне стали приходить к выводу, что только Россия может на полях сражений остановить военную мощь Германии. Премьер Асквит, а затем Ллойд Джордж, министры иностранных дел Грей и Бальфур, военный министр лорд Китченер и начальник имперского генерального штаба сэр Уильям Робертсон пришли к мнению о необходимости поддерживать Россию в качестве противовеса Германии. Посол Британии в России в 1904–1906 годах лорд Хардиндж в два первых десятилетия века тоже приложил усилия для ликвидации взаимного недоверия, для союза России с Западом. "Я считал абсолютно необходимым найти какую-то форму согласия с Россией… и, придя в Форин-офис, надеялся, что смогу оказать влияние на высшее руководство". Все главные телеграммы, направляющиеся в Петроград и исходящие оттуда, помечены Хардинджем уже в качестве заместителя министра иностранных дел.

Постоянный заместитель Грея сэр Артур Николсон еще будучи сотрудником британского посольства в Тегеране в 80-х годах (XIX века) пришел к выводу, что наступило время найти глобальное взаимопонимание с Россией. В качестве посла в России (с 1906 по 1909 год) он эффективно участвовал в изменении негативных, сталкивающих две страны, тенденций XIX века. Он не был одиночкой-русофилом в Форин-офисе. Возможно, Николсон был наиболее активным русофилом в британском министерстве иностранных дел Он полагал и писал об этом Грею, что "наше взаимопонимание с Россией определяет основу нашей современной внешней политики".

Вернувшись из Петербурга в Форин-офис, инициативы Сазонова, направленные на союз с Англией, поддерживал замминистра сэр Артур Николсон. Он писал 21 марта 1914 г.: "Я убежден, что если Тройственная Антанта будет трансформирована во второй Тройственный союз, мир в Европе будет обеспечен на одно или два поколения".

Новый английский посол при петербургском дворе Джордж Бьюкенен являлся хорошим специалистом в русских делах. Это признают даже его противники. Еще за шестнадцать лет до назначения в Петербург он, будучи поверенным в делах в Гессенском княжестве, познакомился с красивой, робкой и сдержанной принцессой Гессенской Алике, которой суждено было стать русской императрицей Александрой Федоровной. Там, в Гессене, Бьюкенен не раз играл в теннис в клубе, куда приходил наследник престола, будущий царь Николаи II. Назначенный послом в Петербург (1910 год), Бьюкенен выступил с самой высокой оценкой России как мировой силы и как союзника

Особенно быстрым стал процесс улучшения двусторонних отношений после Алхесирасской конференции (апрель 1906 г.), на которой тевтонское самоутверждение было продемонстрировано самым разительным образом. Тогдашний английский посол в Петербурге сэр Артур Николсон получил инструкции у всей верхушки Великобритании В доме Грея его встретили министры Асквит, Холдейн и Морли Четырехчасовое обсуждение всего спектра англо-российских отношении привело к двум выводам. Во-первых, общее улучшение с временно ослабленной, но потенциально великой Россией желательно. Во-вторых, следует укрепить буферные государства, типа Афганистана, Тибета, Персии, с целью обезопасить Британские владения в Азии.

Решающие переговоры начались между только что заступившим на свой пост Извольским и послом Николсоном 6 июня 1906 года в Петербурге. Извольский явно боялся "обидеть" фон Бюлова Николсон объяснил Грею: "Он боится, что мы плетем сеть и создаем враждебное кольцо вокруг Германии, он не хотел бы вовлечь себя в какие-либо комбинации и поставить свою подпись под каким-либо документом, направленным против Германии".

В октябре 1906 года Извольский направился в Берлин для переговоров с Бюловым. Канцлер выразил ту точку зрения, что Берлин будет приветствовать англороссийское сближение до тех пор, пока оно не затронет германских интересов. Извольскому пришлось преодолевать оппозицию той части российского генерального штаба, которая не хотела так легко отказываться от возможности держать в напряжении уязвимые части Британской империи.

Со своей стороны англичане проявили свое традиционное качество сдержанность. Министр иностранных дел Э. Грей наставляет посла Николсона:

"Нужно избежать возникновения у Извольского подозрений относительно того, что мы пытаемся воспользоваться слабостью России в данный момент".

В ноябре Николсон сказал Извольскому, что Англия при определенных обстоятельствах могла бы обсудить позиции России в Дарданеллах. Ничто не могло вызвать более живого интереса российского министра. Он повернулся к Николсону "сияя от удовольствия". Техника посла, — пишет его биограф и сын Гарольд Николсон, "была сходна с техникой гуманного и в высшей степени опытного дантиста, обратившегося к трем больным зубам. Деликатно, но твердо он обсудил положение Афганистана; при первых же признаках боли он применил обезболивающее, вату и гуттаперчу и последовал за следующей целью Тибетом. Таким образом он вошел в полное доверие господина Извольского и по всем трем направлениям достиг результатов, не затронув чувствительных нервов"[69].

31 августа 1907 года Николсон и Извольский подписали в российском министерстве двустороннюю конвенцию. То не была фиксация союза, в ней не было закрытых военных статей, но она пролагала тропу к более полному взаимопониманию в будущем Гарантировалась территориальная неприкосновенность Тибета и Афганистана Соглашение по поводу Персии было более сложным: страна делилась на три зоны — северная, срединная и южная. В первой доминировала Россия, в третьей — Британия; срединная оставалась буфером Британский министр считал, что до соглашения 1907 года "нашей политикой было сдерживать Россию на всех направлениях. Мы делали это во время Крымской войны, во времена лорда Биконсфильда и совсем недавно на Дальнем Востоке. В течение многих лет я придерживался той точки зрения, что это была ошибочная политика, что может быть найден лучший путь урегулирования отношении с Россией"[70].

Посол Николсон пишет из Петербурга по поводу балканского унижения России в 1908 году министру иностранных дел Эдварду Греку "Никогда здесь не ощущали такого унижения. Хотя Россия встречала на своем историческом пути и беды и несчастья, внешние и внутренние, терпела поражения на полях сражений, она еще никогда не подвергалась такому диктату чужой страны"[71].

Две линии (российская и английская) в мировой дипломатии начали сходиться Этой перспективе Лондон противопоставил союз европейского Запада с Россией. Когда австро-венгерский двор в 1908 году аннексировал Боснию и Герцеговину, Петербург убедился, что помощь в овладении проливами ему может оказать лишь Британия.

Назначенный послом в Петербург (1910 год), Бьюкенен ценился за то, что считалось точной, ясной и адекватной оценкой процессов, происходящих в России, оценкой России как мировой силы и как союзника. У царя и британского посла сложились вполне доверительные отношения. Бьюкенен: "Наши отношения принимали все более близкий характер, и я лично горячо привязался к нему. Его Величество обладал такими очаровательными манерами, что на аудиенциях я чувствовал себя как с другом, а не как с царем".

Доверительный характер отношений несомненно помог сближению России и Британии.

В июне 1908 года британская королевская яхта "Виктория и Альберт" направилась в Ревель (Таллин). Далеко не всем в Англии столь стремительное сближение с Россией казалось целесообразным. Поднимающаяся лейбористская партия во главе с Рамсеем Макдональдом осудила союз с Николаем — "обычным убийцей" (как писал Макдональд в левой прессе). На королевской яхте, выигравшей невообразимое число призов на парусных гонках, вместе с королем и королевой находились посол Николсон и звезда британского флота — адмирал Фишер. Бурное Северное море испортило настроение англичан (даже Фишер не выходил из своей каюты), но Кильский канал принес успокоение. По берегу скакал почетный эскорт, посланный германским императором, а до русского Ревеля яхту сопровождали четыре германских эсминца.

Королевская яхта бросила якорь в светлый день на рейде Ревеля рядом с яхтой императора Николая "Стандарт" и яхтой его матери — вдовствующей императрицы Марии Федоровны — сестры жены английского короля. Море было столь тихим, а компания столь любезной, что гости и хозяева в течение двух суток визита даже не сошли на берег. Сплошной бал-банкет прерывался только для мужского разговора о будущем отношений двух стран. Император Николай, премьер Столыпин и министр Извольский отослали женскую половину общества слушать прибывший хор, а сами обратились к проблемам контроля над океанскими просторами. Эдуард VII и Фишер были настолько воодушевлены, что присвоили Николаю титул адмирала британского флота. Царь уже был в мундире полковника шотландских стрелков, и потребовались немалые усилия, чтобы найти униформу британского адмирала. Царь был, по словам Фишера, "счастлив как ребенок, поскольку в будущем ему нравилось встречать британские корабли, а не наземные войска". Император немедленно сделал Эдуарда адмиралом российского флота. В кругу присоединившихся женщин адмирал Фишер танцевал с великой княгиней Ольгой, а затем, по просьбе короля, станцевал соло. Великая княгиня Ольга записала в дневнике, что никогда в жизни столько не смеялась.

Но происходило серьезное. Продолжив переговоры в Петербурге, Извольский и Николсон сделали еще один шаг по желаемому Россией пути выдвинули требование открытия для российских военных судов Дарданелл. Министр иностранных дел Грей сообщал Николсону: "Извольский считает текущий момент критическим. Хорошие отношения между Англией и Россией могут быть укреплены, либо страны пойдут в будущее порознь. Он связал со сближением с Англией свой личный престиж"[72].

В 1912 году министр иностранных дел Сазонов предложил англичанам заключить полный военный союз с Россией и Францией Англичане вежливо воздержались. Но они не выразили своего мнения категорически.