Последний взлет России

Последний взлет России

Итак, прежде чем погрузить Россию в пучину неимоверных испытаний, судьба как бы дала стране еще один (оказавшийся последним) исторический шанс. Военные победы первых девяти месяцев 1916 г., победа русской армии в ходе "прорыва Брусилова" и в Закавказье на время возвратили Россию в ранг великих держав. Глядя из исторического далека, видно, что эти победы по существу сделали неизбежными крах Австро-Венгрии и Турции двумя годами позже. Но этих двух лет не оказалось у России. Время определенно начало работать против связки Россия — Запад, тяготы войны подтачивали союз, росла внутренняя оппозиция.

Россия пыталась капитализировать вновь приобретенный престиж и влияние. Последним триумфом Сазонова в новых обстоятельствах было добытое им у Франции и Англии согласие на передачу турецкой части Армении России, а также блокирование французских попыток вмешаться в решение польского вопроса. Так русская дипломатия использовала победы русского оружия для возвышения своего голоса в диалоге с Западом.

Подъем продолжался недолго. Долговременный эффект перенапряжения начал давать негативные результаты. В условиях ослабления страны неизбежно подняли голову те, кто был готов спасти отечество даже за счет нарушения данного Западу слова продолжать войну до победного конца. С весны 1916 года в союзные посольства впервые с начала войны начинают проникать реальные опасения в отношении возможности заключения сепаратного мира между Россией и Германией. Одним из грозных симптомов было усиление активности польской элиты в Петрограде, никогда так и не преодолевшей в себе ревниво-озлобленное чувство к России. Во французском посольстве 23 марта 1916 г. польские графы Потоцкий и Велепольский утверждали (ссылаясь на сведения, полученные через Стокгольм и Берлин): "Возможно, что Англия и Франция в конце концов и победят, но Россия эту войну безусловно проиграет. Константинополя она, во всяком случае не получит и постарается помириться с Германией за счет Польши".

В это же время Людендорф реализует свою политику германизации оккупированных русских земель. "Я полон решимости возобновить на оккупированной территории цивилизационную работу, которую немцы проводили в этих землях столетиями. Население, состоящее из такого смешения рас, оказалось неспособным создать собственную культуру"[474].

Отчасти именно эта германизация западных провинций России подтолкнула Брусилова к выступлению на юго-западном фронте. Западные дипломаты делали скидку на русско-польский психологический комплекс, но аргументы поляков было уже достаточно трудно оспорить. Возможно, эти первые сомнения стали отправной точкой недоверия к самодержавию как гаранту союзнической лояльности, стартовой полосой поисков более надежного сотрудничества с деятелями думской оппозиции. Бьюкенен и Палеолог еще не нарушали союзнической лояльности русскому правительству, они еще полностью верили императору, но обстоятельства потенциальной восприимчивости части правящего класса идеи примирения с Германией создавали необходимость в подстраховке, в формировании "второй линии обороны" союзнической верности России. Во многом их беспокойство подталкивало ощущение, что время Сазонова, его непоколебимой лояльности, прошло. В России готовилась смена государственной власти.

Западные союзники пытались на этом, втором, году войны лучше понять Россию, и Россия в свою очередь стремилась получить более реалистическую оценку Запада. В конце июня 1916 г. начальник генерального штаба Беляев на гребне успехов Брусилова в Галиции отправился на Запад для оценки западного военного потенциала, ознакомления с перспективными планами Запада и координации союзнических действий. Он старался убедить западных союзников, что воля России к победе не сломлена, что Россия полна решимости продолжать войну до победного конца. У русского генерального штаба уже иссякли иллюзии относительно скоротечных операций и быстрого достижения результатов. России и Западу предстоит продолжительная борьба. Русская армия не испытывает недостатка в солдатах, но ей крайне нужна артиллерия и снаряды. У западных собеседников Беляева осталось чувство, что русский великан не пал на колени после нокаутирующего удара немцев, что он готов сурово и трезво готовиться к решающим испытаниям.

По крайней мере, Запад не испытывал чувства безысходной тревоги. Россия предстала надежным союзником. Может быть, следовало спрашивать Беляева с большим пристрастием и не принимать обещания за непременную завтрашнюю реальность? Более пытливому взгляду открылось бы, что напряжение войны негативно сказалось на русском обществе. Летом 1916 г. начинают звучать публичные сомнения в целях войны, которые с восторгом были определены в час разворачивания знамен. Характерен новорожденный скепсис в отношении жалких целей титанических общенародных усилий. Вопреки соображениям лояльности и цензуре, множатся сомнения в отношении целесообразности, рациональности аннексии проливов и Константинополя.

Противники этой аннексии стали утверждать, что овладение проливами не только не разрешит восточного вопроса, но осложнит его, так как в будущем ни Германия, ни Австрия, ни дунайские государства не согласятся оставить ключи от Черного моря "в когтях у русского орла". Нужно ли России антагонизировать Балканы плюс Германию? Распространилось мнение, что последующее за овладением проливами и слияние греческого патриархата с русской церковью повлечет за собой неразрешимые противоречия и затруднения для русских православных — внедрение в российский организм турецко-византийского начала ослабит сближение России с Западом, "тлетворно" скажется на развитии России. В конечном счете, России было бы достаточно создание на Босфоре нейтрального, просто не препятствующего России государства. Открыто высказываемые в русском обществе, эти мнения стали показателем ослабления воли правящего класса страны. Западные державы с острым интересом воспринимали этот поворот в геополитических воззрениях русского общества. Новый подход объективно сближал Россию с Западом. Находящийся под покровительством держав Антанты Константинополь, естественно, больше привлекал их, чем контролируемый одной Россией выход в Средиземное море.