Мир вопреки всему

Мир вопреки всему

"Они не могут продолжать свою агрессию, не показав миру свои зубы людоеда", — писала "Правда"[865]. Людендорф: "Если мы будем бездействовать, то вся обстановка изменится не в нашу пользу… Мы можем нанести большевизму смертельный удар, улучшив тем самым свое внутренне положение и укрепив отношения с лучшими элементами в России"[866].

В полдень 18 февраля истек срок перемирия немцев с Российской республикой, и снова было возобновлено состояние войны. "Вся Россия, пишет генерал Гофман, — это груда червей"[867].

Гофман обрушил на пустые окопы противостоящей стороны пятьдесят три дивизии, направляясь к Пскову, Ревелю и Петрограду на севере и на Украину на юге.

"Положение "ни мира ни войны" означает войну", — заметил специальный посланник президента Вильсона[868].

Гофман определил эту операцию как "экскурсию по железной дороге и в автомобилях". Дело, однако, обстояло не настолько гладко — особенно на Украине, немцам и австрийцам пришлось "для оказания помощи" мобилизовать до тридцати дивизий, которым противостояли находящаяся в процессе создания красная гвардия и чехословацкий легион.

Только что организованные сателлиты-союзники немцев быстро ощутили тяжелую руку Берлина, его истинные намерения, видные, скажем, из утверждения военного министра Пруссии фон Штейна. "Участие в эксплуатации украинских железных дорог даст Германии решающее влияние над экономическим организмом Украины и обеспечит ей доступ к ресурсам этой страны".

19 февраля германские представители вручили украинским националистам два основных "счета за помощь": доминирование в тяжелой промышленности региона и контроль над зерновыми запасами. Детализированный план финансовых и экономических требований к Украине был создан планировщиками рейха к 5 марта 1918 г.

В эти дни Ленин говорит Троцкому: "Это не вопрос о Двинске, речь идет о судьбе революции. Промедление невозможно. Мы должны немедленно поставить свою подпись. Этот зверь прыгает быстро".

20 февраля немцы вошли в Минск. "Русская армия разложилась еще больше, чем я себе представлял, — записал Гофман. — В них уже нет боевого духа. Вчера один лейтенант с шестью солдатами захватил шесть сотен казаков".

Снова Гофман, 22 февраля: "Самая комичная война из всех, которые я видел, малая группа пехотинцев с пулеметом и пушкой на переднем вагоне следует от станции к станции, берет в плен очередную группу большевиков и следует далее. По крайней мере, в этом есть очарование новизны"[869].

К последней неделе февраля германские войска захватили Житомир и Гомель, дошли в Прибалтике до Дерпта, Ревеля (где большевики утопили одиннадцать подводных лодок, чтобы они не достались немцам). Передовые части немцев дошли до Нарвы и только здесь встретили настоящее сопротивление. Воевавший полтора года вместе с немцами финский батальон высадился в Финляндии и начал движение как против белых, так и против красных. 27 февраля пала старая ставка царя — Могилев, а немецкие самолеты впервые бомбили Петроград.

Ленин потребовал заключения мира на любых условиях, в противном случае он уходит в отставку. Недели героической позы окончились, наступило время суровых решений. С одной стороны, Троцкий отправил официальное предложение о мире немцам. С другой — он спрашивал британского дипломата Ф. Линдли, смогут ли Британия и Франция оказать военную помощь, если немцы не ответят и война продолжится. Ответа не последовало ни от Антанты, ни от Америки, и Россия пошла своим путем. В Петрограде Ленин бросил весь свой политический вес ради подписания договора с Германией — ради грядущей мировой революции, ради сохранения, пусть и усеченной, ее базы — Советской России. И он, используя даже угрозу выхода из правительства, добился того, что в ночь с 23 на 24 февраля 1918 года большинство в Центральном исполнительном комитете (116 против 85) проголосовало за подписание Брестского мира. (В большевистском ЦК соотношение сил было еще более хрупким: 7 "за" и 6 "против"). Центральный Комитет большевиков принял суровые немецкие условия мира 9 марта 1918 года. На закрытой партийной конференции Ленин охарактеризовал подписанный мир как временную передышку. А пока следовало эвакуировать столицу из обращенного к Западу Петрограда в защищенную ширью русской земли Москву. Теперь Ленин нуждался в пушках, пулеметах и снарядах; теперь он был (по его выражению) "оборонцем, потому что я стою за подготовку армии даже в самом далеком тылу, где ослабевшая армия, демобилизовавшая себя, должна быть восстановлена".

Происходил поворот, пределов и масштабов которого в то время еще никто не знал. Восстанавливалась русская армия, хотя никто не мог представить, что следующие три года она будет вовлечена в братоубийственный гражданский конфликт. Теперь намеки на создание фронта по Уралу обретали реальный смысл. Троцкий говорит Робинсу запавшие тому в память слова: "Исторический кризис не будет разрешен лишь одной войной или одним мирным договором… Мы не оканчиваем нашу борьбу".

Но все это пока были лишь слова. Реальностью была сдача немцам трети территории европейской России. Англичанам осталось только иронизировать: "Практическим результатом русских усилий добиться мира "без аннексий" стала величайшая после крушения Римской империи аннексия в Европе".

Локкарт пытался еще доказывать, что немцам дорого обойдется оккупация[870], но в Лондоне в свете дипломатического успеха Германии на Востоке стали лихорадочно искать альтернативу. Уже имелся в наличии "японский вариант". Теперь Лондон не выдвигал претензий. Пусть японцы двинутся навстречу немцам в Европу. Россия как самостоятельная величина была списана со счетов истории. Был ли у России более трагический час? Иноземцы с Запада и Востока шли навстречу друг другу, смыкаясь над ее пространством.

Если англичане и французы отреагировали на ратификацию мирного договора однозначно, то американцы попытались еще побороться. После подписания мира американский посол 16 марта 1918 г. выступил с заявлением. Если Россия будет ревностно выполнять условия Брест-Литовского мира, "у нее похитят огромные части ее богатой территории, а сама она в конечном счете станет германской провинцией".

Но "я не покину Россию до тех пор, пока меня не принудят это сделать. Мое правительство и американский народ слишком серьезно заинтересованы в благополучии русского народа, чтобы оставить эту страну и ее народ на милость Германии. Америка искренне заинтересована в России и в свободе русского народа. Мы сделаем все возможное, чтобы обеспечить подлинные интересы русских, сохранить и защитить целостность этой великой страны"[871].

Призыв Френсиса сохранить целостность России вызвал ярость немцев. Через 4 дня после его оглашения германский министр иностранных дел Кюльман потребовал от большевистского правительства высылки американского посла из России. Однако правительство Ленина предпочло не реагировать и не довело до американского посольства германскую угрозу. Резонно предположить, что Ленин не исключал возможности того, что при определенных обстоятельствах ему понадобится альтернатива следованию условиям Брестского мира. Нужно было думать о том, что ему придется делать, если немцы все же двинутся на Петроград и Москву. Кюльману было сказано, что в обращении Френсиса не содержится ничего принципиально нового по сравнению с идеями послания президента Вильсона съезду Советов.

Кюльман и Чернин подписывали мир с Румынией в Бухаресте, а Троцкий ушел с поста комиссара иностранных дел. Турки требовали Каре и Ардаган, потерянные в 1978 г. Немцы успели войти в Киев и находились в ста с лишним километрах от российской столицы. Ленин отдал приказ взорвать при подходе немцев мосты и дороги, ведущие в Петроград, все боеприпасы увозить в глубину страны. Весь день 2 марта их части продвигались все дальше и дальше на Восток. Наконец прибыли российские представители. 3 марта мир был подписан относительно второстепенными фигурами и с германской и с русской стороны. Советскую Россию представлял Григорий Сокольников — будущий комиссар финансов и посол СССР в Великобритании. Мир вступил в силу в пять часов пятьдесят минут вечера 3 марта[872]. Россия потеряла к этому часу 2 миллиона квадратных километров территории — Белоруссию, Украину, Прибалтику, Бессарабию, Польшу и Финляндию, в которых до начала войны жила треть ее населения (более 62 миллионов человек), где располагалась треть пахотных земель, девять десятых угля. Она потеряла 9 тыс. заводов, треть пахотной земли, 80 % площадей сахарной свеклы, 73 % запасов железной руды. Россия обязалась демобилизовать Черноморский флот. На Балтике ей был оставлен лишь один военный порт — Кронштадт. Большевики согласились возвратить 630 тысяч военнопленных.

На этом этапе германская революция была для Ленина "неизмеримо важнее нашей"[873]. Указывая на вину главы правительства за "легкость" обращения со страной, не следует отказывать В. И. Ленину в широте кругозора и в реализме. Возможно, если бы Россия, которую он возглавил, была могучей военной силой, а Запад стоял на грани краха, он не подписывал бы унизительный ("похабный" — его словами) договор, а послал бы войска против германских претендентов на общеевропейскую гегемонию. И, уж во всяком случае, он отказался бы подписывать Брест-Литовский мир. Но все было наоборот. Россия потеряла силу и волю продолжать борьбу в прежнем масштабе, а Запад, ожидая американцев, надеясь преодолеть противника в будущей схватке, имел возможность сделать Брест-Литовский документ простой бумажкой.

Ленин верил в то, что "наши естественные ресурсы, наша людская сила и превосходный импульс, который наша революция дала творческим силам народа, являются надежным материалом для строительства могущественной и обильной России". Для строительства этой новой России ее жители должны многое воспринять у немцев — так же, как они сделали это во времена Петра Великого. "Да, учиться у немцев! Вот чего требует Российская Советская Социалистическая Республика для того, чтобы перестать быть слабой и бессильной и чтобы стать могущественной и обильной на все времена"[874].

И на Чрезвычайном седьмом съезде РКП(б): "Учитесь дисциплине у немцев, если мы как народ не обречены жить в вечном рабстве. У нас будет лишь один лозунг. Учитесь в необходимой степени искусству войны и приведите в порядок железные дороги. Мы должны организовать порядок"[875].

12 марта столица страны была перенесена в Москву. 6 марта большевики назвали свою партию коммунистической.

Напомним, что третий, коммунистический Интернационал как орудие воздействия на Европу (и фактор отчуждения Запада) был создан только после поражения центральных держав. В определенном смысле свой грех перед Россией Ленин частично снял зимой 1918–1919 гг., когда он восстановил, воссоединил страну. А через два года, убедившись, что Центральная и Западная Европа не пойдут по пути рискованного социального эксперимента, он изменил и внутреннюю большевистскую политику, встав на путь подъема собственной страны. Этот человек удивительным образом сочетал фанатическую веру в учение с беспримерным реализмом в конкретной политике.