Провал переговоров СССР и США по долгам Союза

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Провал переговоров СССР и США по долгам Союза

Развитие событий как в Европе, так и на Дальнем Востоке не могло не влиять на советско-американские отношения. В Москве и Вашингтоне были недовольны их состоянием. Каждая сторона оправдывала и отстаивала свои позиции. Шли споры. Американцы никак не хотели идти на компромисс. Они воздерживались от сближения и сотрудничества в политике на международной арене. Их дипломатия была сосредоточена главным образом на уплате долгов, причем на условиях американских требований без предоставления долгосрочных кредитов. Такая негибкая линия госдепартамента оказалась, как и следовало ожидать, неэффективной. Время показало, что переговоры ни в Москве, ни в Вашингтоне не дали положительных результатов. В августе Трояновский представил компромиссные предложения и считал, что они удовлетворят американцев и будет достигнуто соглашение, но увы, его надежды и расчеты не оправдались. Хэлл их отверг, заняв твердую позицию. Госдепартамент заявил о неудаче переговоров и ответственность возложил на советскую сторону. Проблема советско-американских отношений, и в частности вопрос о долгах и кредитах, обсуждалась и в американской печати. "Вашингтон Геральд" привела 12 августа заявление одного крупного чиновника: "Россия не может рассчитывать, что администрация США станет одалживать ей деньги американского народа для того, чтобы финансировать советскую торговлю с нами". Подобные слова отражали мнение значительной части общества страны. 21 августа 1934 г. Газета концерна Скриппса—Говарда — опубликовала подборку высказываний в пользу скорейшего соглашения по долгам. Благоприятную позицию заняли газеты "Вашингтон Пост" и "Стар", подвергнув критике госдепартамент за отсутствие соглашения о долгах и за то, что переговоры зашли в тупик. Журналисты Поль Малон, Феликс Морли, Хипель Хойзер выразили в беседе с первым секретарем полпредства А.Ф. Нейманом недоумение по поводу затянувшихся переговоров. Оказалось, они были мало информированы о них, не знали сущности разногласий. Нейман разъяснил им позицию советского правительства о долгах: для СССР невозможны краткосрочные кредиты для финансирования закупок оборудования; к тому же уплата долгов США создаст прецедент для Франции и Англии. Они немедленно потребуют уплаты огромных царских долгов. 7 сентября газета "Вашингтон Пост" опубликовала статью Поля Малона, в которой он подверг критике госдепартамент за медлительность переговоров о долгах. Это может, подчеркивалось в статье, негативно отразиться на советско-американских отношениях. В пользу предоставления советскому правительству кредитов выступила республиканская газета "Чикаго Дейли Ньюс". Показательно, что "Нью-Йорк Тайме" за полтора месяца не опубликовала ни одного неблагоприятного комментария по этому вопросу. В целом американская печать занимала лояльную позицию в отношении переговоров о долгах, высказывая иногда критические замечания в адрес госдепартамента и требуя прийти к соглашению. 5 сентября представители госдепартамента Уолтон Мур и Роберт Келли заявили советскому полпреду, что главное препятствие на переговорах — это настойчивое требование правительства СССР о предоставлении кредита на 20 лет. Фактически это — заём. Американцы же могут согласиться только на срок 6 — 7 лет35. На следующий день государственный департамент сделал жесткое заявление: переговоры прерваны, так как Советский Союз предъявил слишком высокие требования. Их принятие означало бы принесение в жертву американских интересов. Этой акцией госдепартамент надеялся возложить ответственность за срыв переговоров на советское правительство. 2 сентября Трояновский направил телеграмму в ЦК ВКП(б) Сталину (копия Литвинову), в которой оценивал позицию официального Вашингтона и реакцию американской печати. Он просил срочно рассмотреть вопрос о ходе переговоров с американским правительством. Необходимо установить некоторый минимум наших требований, ниже которого мы ни при каких условиях не пойдем. Такой минимум, по его мнению, может быть обозначен в виде получения через Экспортно-импортный банк кредита в сумме 100 млн долл. на 5 лет и затем кредит в 50 млн на 10 лет и в 50 млн на 15 — 20 лет. Соглашение должно быть заключено не менее, чем на 20 лет с 7% годовых, и в нем необходимо зафиксировать отказ обеих сторон от взаимных претензий, а также гарантию советского правительства, что указанные кредиты будут выбраны в установленные сроки. Желательно также понизить с 7 до 6% сумму ежегодного погашения36. Трояновский с сожалением констатировал неудачу переговоров относительно получения кредитов. Он предлагал попытаться получить кредит в сумме 100 млн долл., закупить на него товары в США, в том числе и сельскохозяйственные продукты. Для американцев это важно. У них могло бы измениться настроение в пользу предоставления кредита с установлением срока в 20, 10 и 5 лет. "Я полагаю, что большой торопливости нам проявлять не следует, но все же какой-то выход из создавшегося тупика надо искать"37. Возможно, госдепартамент сможет согласиться не фиксировать долга, срока его уплаты и процент, а также отказаться от претензий. Таким образом, Трояновский стремился к продолжению переговоров и искал выхода из неблагоприятной ситуации. На него большое негативное впечатление произвела встреча 24 августа с государственным секретарем Хэллом, отклонившим его меморандум об уплате долга и условиях кредита, который давал базу для продолжения переговоров. 5 сентября полпред посетил госдепартамент и предложил исполнявшему обязанности госсекретаря У. Муру продолжить переговоры о долгах и кредитах, если от американской стороны поступят новые предложения. Однако в госдепартаменте не собирались предоставлять Москве долгосрочный кредит, утверждая, что это равносильно займу. Экспортно-импортный банк придерживался такого же мнения. И об этом У. Мур 7 сентября телеграфировал Буллиту с рекомендацией отложить пока урегулирование этого вопроса38. Между тем Буллит полагал целесообразным все же продолжать переговоры. 11 сентября у него состоялась беседа с находившимся в отпуске политическим советником Б.Е. Сквирским. Речь шла о состоянии советско-американских отношений39. Посол, констатируя безрезультатность переговоров, говорил о том, что президент Рузвельт никогда не имел в виду предоставление советскому правительству займа, равно и долгосрочного финансового кредита. США признали СССР главным образом из политических, а не торговых соображений, и это умерило "пыл японцев, считавших, что в случае войны США помогут СССР"40. В полемике с Буллитом Сквирский отметил, что советское правительство заинтересовано в сотрудничестве с США в интересах мира, но Вашингтон не отвечает взаимностью. При признании СССР американская администрация, сказал советник, принимала во внимание не только политические, но и экономические соображения. Деловые круги заинтересованы в торговле с Советским Союзом. Об этом неоднократно заявляли президент Экспортно-импортного банка Джордж Пик и его заместитель Чарльз Стюарт, а также министр земледелия Генри Уоллес. Проблема уплаты долгов, подчеркнул Сквирский, оказалась гораздо сложнее, чем она представлялась в самом начале. Правительство СССР могло бы погасить долг Америке, но тогда она обязана сделать то же и в отношении других стран, в частности Франции и Великобритании, которые "дают нам приличные коммерческие кредиты и без оплаты долгов; принимая же американские условия, мы ставим себя в труднейшее положение. Международная обстановка сейчас такова, что требует чрезвычайной осторожности во всех шагах. Ухудшение отношений между СССР и другими странами сейчас нежелательно ни для СССР, ни для США и ни для мира в целом"41. Буллит внимательно слушал Сквирского, который, переходя к кредиту, предложил первую его половину сделать финансовым, а вторую коммерческим, договорившись о расширении торговли, сумме заказов, возможностях приобретения для американских предпринимателей выгодного русского рынка. Посол, казалось, увидел выход из ситуации на путях именно определения и финансирования советских заказов, установления повышенного процента для покрытия долга. При успешном ходе переговоров, полагал он, возможно было бы зафиксировать в соглашении и отказ от взаимных претензий. Кредитование СССР, по его мнению, выгодно по политическим соображениям из-за обстановки на Дальнем Востоке42. В заключение Сквирский сказал: «Враги начинают поднимать головы, а госдепартамент уже начинает говорить о "пропаганде". Рост стачечного движения этому еще больше будет способствовать. Чем скорее состоится соглашение о долгах, тем лучше для наших отношений с Америкой»43. Таково было мнение советника Сквирского, полностью совпадавшее со взглядами А.А. Трояновского. Беседа двух дипломатов показывала понимание реального положения, нерешенности ряда вопросов, в частности проблем долга и кредитов. Каждый из них знал суть расхождения сторон и старался найти компромиссы, отстаивая при этом свои позиции. Сквирский убеждал Буллита согласиться с советскими предложениями, переданными Трояновским госсекретарю Хэллу 24 августа. Буллит же настаивал на принятии американских предложений, констатируя нереальность получения СССР долгосрочных кредитов. Тем не менее собеседники условились содействовать поиску выхода из тупика в переговорах, которые в сентябре отмечались большой активностью. После беседы Буллит телеграфировал в госдепартамент, что, возможно, следовало бы попытаться найти выход из создавшегося тупика путем принятия такого плана урегулирования долгов, который не был бы приемлем для Франции и Великобритании и других стран44. 10 сентября Сквирский встретился с военным атташе Феймонвиллом, которого он знал много лет — с 1922 г. Военный атташе поделился своими впечатлениями о пребывании в Москве. По его словам, его приветливо принимали представители военного ведомства, охотно откликались на его просьбы, организовывали встречи и приемы с кем он желал. На вопрос о настроении посла военный атташе сказал: Буллит "очень обеспокоен, что до сих пор обеим странам не удалось договориться по вопросу о долгах. Создался тупик, чувствуется охлаждение и раздражение, что смущает также и его"45. Сквирский информировал Феймонвилла, что советское правительство сделало все возможное для достижения соглашения, оно пошло на уступки, но им есть предел. Госдепартамент не предпринял шагов к урегулированию вопроса о долгах и кредитах, обвиняя при этом Литвинова в несговорчивости и упрямстве. Такого мнения придерживался и Буллит, который при встрече с Карлом Радеком заявил, что, по его мнению, Литвинов будто бы не информировал Сталина о переговорах. В этом посол глубоко заблуждался. 13 сентября Радек сообщил послу, что подозрения его несостоятельны, так как нарком Литвинов без искажения фактов информировал Сталина о переговорах46. Одновременно он посоветовал Буллиту встретиться со Сталиным. Послу понравилась эта идея, она была одобрена и госдепартаментом. Нарком Ворошилов согласился оказать содействие в организации такой встречи. Буллит был обрадован. Он хорошо помнил памятные слова Сталина, сказанные им в декабре 1933 г.: дайте только знать, и я в любое время Вас приму. Буллит готовился к такой встрече, получив по этому поводу инструкции от Хэлла, который 15 сентября телеграфировал ему: никаких возражений нет против встречи со Сталиным. Вероятно, с ним будет нетрудно договориться об общей сумме и сроке уплаты долга, Экспортно-импортный банк мог бы предоставить кредит в 100 млн долл., договориться об объеме покупок. Срок кредита установить 5 лет. Другой кредит в 100 млн долл. также возможен. Это мнение президента. Если по этим вопросам со Сталиным будет достигнута договоренность, тогда возможно урегулировать и другие общие вопросы между двумя государствами. Как видно, у Хэлла были конкретные предложения, хотя он мало верил во встречу со Сталиным47. И это подтвердилось. Встреча не состоялась. 15 сентября Буллит телеграфировал Хэллу, что, по словам Карла Радека, К.Е. Ворошилов говорил со Сталиным. Устранение препятствий к сотрудничеству с США, по заключению Сталина, имеет первостепенное значение, особенно для поддержания мира на Дальнем Востоке; в Европе важно добиваться сохранения дружественных отношений с Францией и Англией и не вызывать у них недовольство и раздражение. Советский Союз готов уплатить долги США, но тогда Париж и Лондон также потребуют погашения колоссальных старых долгов, а это невозможно. Поэтому и предложена такая схема урегулирования с США проблемы долгов и кредитов, которая неприемлема для Франции и Англии48. Радек объяснил Буллиту, что необходимость встречи со Сталиным отпала. Получением этой депеши Хэлл был огорчен. Он сказал, что США нет дела до отношений Советского Союза с Францией и Англией, Москва обязана уплатить долги и удовлетворить американские требования и предложения, он их не в состоянии изменить49. Видя серьезность разногласий по долгам, полпред Трояновский в письме Н.Н. Крестинскому от 11 сентября обратил внимание на тот факт, что в отношениях с США было слишком акцентировано внимание на переговорах о долгах и кредитах, претензиях друг к другу и оставлены в стороне другие аспекты советско-американских отношений, в частности положение на Дальнем Востоке. "Президент и госдепартамент, — отмечал он, — не хотят ни о чем слышать, кроме разговоров о претензиях"50. Полпред предлагал показать реальную политическую перспективу взаимоотношений между двумя государствами с точки зрения тихоокеанских проблем. Ведь США, отмечал он, могут оказаться не в легком положении в случае наступления кризиса их отношений с Японией, что не исключено. Полпред был прав, когда говорил, что в течение весны и лета американской дипломатии удалось вопрос о долгах превратить в доминирующий. Множество встреч и бесед было посвящено именно проблеме долгов. Литвинов постоянно доказывал Буллиту, а Трояновский государственному секретарю Хэллу, что советское правительство готово уплатить долги Керенского в соответствии с "джентльменским соглашением", но при предоставлении СССР займа или долгосрочного финансового кредита. Литвинов указывал, что вопрос об уплате долгов следует рассматривать на общих выработанных принципах, которыми руководствовалось советское государство в отношениях с Францией и Англией51. Но госдепартамент не собирался изменять свою позицию в переговорах. Советская дипломатия, тем не менее, продолжала убеждать официальный Вашингтон согласиться на принятие разработанной НКИД схемы урегулирования долговых и кредитных вопросов. 21 сентября Крестинский направил секретарю ЦК ВКП(б) Кагановичу записку о долгах и кредитах. Он отмечал, что, по словам сенатора Брукхардта, Хэлл, Мур и Пик (председатель Экспортно-импортного банка) решили отложить на неопределенное время переговоры о долгах и кредитах. По сообщению Трояновского, Рузвельт согласился. Хорошо, если бы американцы кредитовали торговлю, что касается долгов, то "мы не стремились и не стремимся к тому, чтобы между нами и правительством США непременно состоялось соглашение о платеже долгов. Мы готовы пойти 6. Г.Н. Севостьянов на такое соглашение по требованию Рузвельта, чтобы добиться нормализации наших отношений с Соединенными Штатами и для того, чтобы иметь возможность закупать в Соединенных Штатах в кредит нужные нам товары"52. Получение кредитов важно для торговли. Тогда бы и переговоры о долгах можно было бы не форсировать. Торговля снизила бы недовольство деловых кругов. Поэтому Богданов предлагал размещать заказы, не дожидаясь конца переговоров, Трояновский возражал. Пока действует закон Джонсона, считал он, этого делать нельзя. Если американское правительство разъяснит, что этот закон не распространяется на СССР, тогда другое дело. В тот же день Крестинский объяснил Буллиту, что для советского правительства сумма долга в 100 млн долл. незначительна, но оно настаивает на предоставлении долгосрочного финансового кредита, чтобы не создать неблагоприятного прецедента для расчетов с другими странами. Если только согласимся уплатить Соединенным Штатам по старым долгам и претензиям 100 млн долл., тогда Франция и Англия также потребуют уплаты долгов, а они огромны. Отказ им может привести к политическим осложнениям. А этого нельзя допустить, особенно если учесть обстановку в Европе. Исходя из этого, советское правительство предлагает такую систему соглашения с США, которая неприемлема для других стран — заём или долгосрочный финансовый кредит. Это, по словам замнаркома, был единственный путь выхода из тупика. Буллит в ответ предложил обоим правительствам взаимно отказаться от претензий, а Экспортно-импортному банку предоставить СССР товарные кредиты с условием получения заказов на определенную сумму. Крестинский согласился, заметив, что американцы должны открыть кредиты без урегулирования вопроса о долгах и соглашения об их оплате. Буллит пообещал изучить высказанную идею53. 25 сентября 1934 г. при личной встрече Буллит доверительно сообщил Рубинину, что президент вызывает его в Вашингтон для консультации по вопросам внешней и внутренней политики. Декабрь может стать поворотным во внутренней жизни США. 7 октября он намерен вылететь из Москвы и хотел бы перед отъездом встретиться с Литвиновым, чтобы выработать формулу соглашения и доложить Рузвельту. Предложение Крестинского встречает возражения в госдепартаменте. Президент не может заявить без согласия конгресса об аннулировании претензий американского казначейства. Буллит предложил проект соглашения из двух частей. В первой части правительство США объявляет о предоставлении Экспортно-импортному банку права кредитования советских заказов в США. Этот кредит будет вдвое больше суммы, которая составляет заём Керенского. Однако в соглашении не будет указано, на каких условиях выдан кредит. Экспортно-импортный банк обязуется оплачивать определенную часть советских закупок в США, примерно 75%, наличными. СССР, в свою очередь, должен использовать полученные таким образом кредиты в течение 5 лет и с возможностью их возобновления. Вторая часть соглашения должна представлять собой декларацию с выражением стремления к активному сотрудничеству как в экономической, так и в политической областях, США и СССР объявляют все взаимные претензии аннулированными. Буллит высказал предположение, что такого рода соглашение могло бы удовлетворить правительство США, хотя он в этом не вполне уверен54. 26 сентября беседа между Крестинским и Буллитом была продолжена. После раздумий посол пришел к выводу, что предложенная Крестинским схема неприемлема для Рузвельта, так как президент должен ясно сказать конгрессу о достигнутой договоренности об уплате известной части оплачиваемых процентов на покрытие старых долгов. Без этого конгресс отнесется негативно к предложению Рузвельта о взаимном отказе от претензий. Крестинский настойчиво продолжал доказывать, что единственным для обеих сторон выходом являются предложения, сделанные Трояновским 24 августа55. Можно оставить вопрос о долгах открытым, как с другими государствами, но при условии неприменения к СССР закона Джонсона. Это означало, чтобы Экспортно-импортный банк кредитовал заказы без урегулирования вопроса о долгах. Крестинский действовал в строгом соответствии с ранее разработанной программой, которая была уже известна Буллиту и госдепартаменту. Но советская дипломатия внесла некоторые существенные коррективы. Акцент, в частности, был сделан на расширение торговли, к чему американцы проявляли повышенный интерес, без решения вопроса о долгах и кредитах. Рассуждения Крестинского вызвали у посла недоумение. Он сказал, что не понимает нашего упорства. Ведь американцы предлагают товарные кредиты по более низкому проценту, чем европейцы, готовы освободить Советский Союз от старых долгов. Почему отклоняется такое предложение, "никто в Америке понять не может"56. Действительно трудно было объяснить мотивы отказа советской стороны от поиска взаимной ликвидации претензий. Казалось бы, дипломатии Москвы следовало воспользоваться предложением госдепартамента, но этого не последовало. Сближение точек зрения, к сожалению, не намечалось. Во время беседы 26 сентября Буллит также уведомил Крестинского о своем отъезде в Вашингтон 7 октября. Крестинский высказал пожелание, чтобы Буллит задержался на несколько дней и повидался с Трояновским, приезд которого в Москву ожидали между 10 и 15 октября. Руководство намерено было послушать доклад о его переговорах с госдепартаментом. Перед отъездом Буллит хотел встретиться с Литвиновым, возвращения которого ожидали из Женевы. Как только Литвинов прибыл в Москву, он немедленно принял Буллита, который поставил вопрос об уплате долга и кредите. При этом он заявил, что заём невозможен, это исключено, долг может быть зафиксирован в 100 млн долл., кредит в 200 млн долл. сроком на 5 лет и ежегодным процентом 9,5%. Литвинов заметил, что он еще не имел времени ознакомиться и прочитать полученные телеграммы из Вашингтона о переговорах, Германия предлагает кредит с 7,5% ежегодно, условия уплаты долга и получения кредита уже изложены Крестинским. В ответ на слова Буллита о том, что отношения между двумя государствами во многом зависят от исхода переговоров, Литвинов сказал: основным серьезным препятствием к устранению разногласий об уплате долга Америке служат наши долги Англии и Франции. Эти страны немедленно потребуют также уплаты им долгов, и с этим нельзя не считаться. Недовольный таким ответом посол вдруг выразил протест против деятельности Коминтерна, которая может осложнить американо-советские отношения57. Каждый из собеседников остался при своем мнении. По возвращении в посольство Буллит отправил в госдепартамент неутешительную телеграмму. Ему не давала покоя безрезультатность переговоров и малая польза его пребывания в Москве — ни одного вопроса ему не удалось разрешить. Помимо долгов и кредитов неурегулированной оставалась проблема о статусе консульства.

7 октября Буллит в мрачном настроении посетил НКИД и вновь встретился с Е.В. Рубининым. Он выразил крайнее недовольство переговорами о долгах: правительство Рузвельта рассчитывало на сотрудничество, но ничего не получается. Советские руководители полагают, что СССР может обойтись без сотрудничества с Америкой. Госдепартамент предложил кредит в 200 млн долл. сроком на 20 лет с ежегодной уплатой 9,5%. Это выгодное предложение следовало бы принять советскому правительству. "Либо мы договоримся по вопросу о долгах, либо вступим в фазу решительного ухудшения отношений"58, — заявил посол. Расчет был прост — запугать и оказать давление. Буллит по-прежнему потребовал разрешения пользоваться ему личным самолетом, чтобы вместе с военным атташе летать в города СССР. Рубинин был удивлен его настойчивостью и категоричностью. Он обратил внимание посла на то, что США, к сожалению, в крупных и мелких вопросах проявляют нежелание считаться с действующим советским внутренним законодательством. Разрешение на его просьбу о самолете будет использовано как прецедент дипломатами других стран. На это правительство не пойдет. Рубинин высказал также недоумение по поводу того, что американское консульство, располагая столь многочисленным штатом в Москве, все же оформляет визы на выезд советским гражданам в Берлине и Риге. И это продолжается уже длительное время. И, наконец, заключил он, проблема долгов, о которой так много говорят американцы, не представляет большого значения. Ведь спор идет всего о сумме 100 млн долл., и советское правительство могло бы ее уплатить. Но тогда другие государства, в частности Франция и Англия, потребуют возврата царских долгов и поставят СССР в трудное положение. Этого не хотят понять в Вашингтоне 59. Через два дня, 9 октября, Буллита принял глава советского правительства В.М. Молотов. В канун встречи Литвинов направил в Совет Народных Комиссаров докладную записку. В ней отмечалось, что Америка отказалась от соглашения по финансовому урегулированию, достигнутого в Вашингтоне в ноябре 1933 г. Тогда речь шла только о займе, а не о товарных кредитах. Опубликование текста соглашения могло бы показать всему миру, кто прав. В разговоре с Буллитом следует иметь в виду, что мы в американском займе не нуждаемся и готовы торговать с США на тех же условиях, как и с другими странами. От торговли можем отказаться, если они будут продолжать оставаться на почве закона Джонсона. Кредиты имеем возможность получать от других стран. У нас есть большой выбор предложений кредитов. Нельзя позволять разговаривать с нами языком угроз и запугивания60. Ознакомившись с докладной запиской, глава правительства невольно вспомнил первую встречу с Буллитом, состоявшуюся год тому назад в канун вручения им верительных грамот. Она была открытой, дружественной, многообещающей. Речь шла главным образом о мире. Молотов подчеркнул тогда, что самая важная область сотрудничества — это дело укрепления мира. Буллит поспешил выразить свое абсолютное согласие: "Это, конечно, самое важное. Я очень прошу т. Молотова сказать мне, что он думает по этому вопросу, каким образом, по его мнению, Соединенные Штаты могли бы помочь в деле замирения на Дальнем Востоке. Ибо я прекрасно понимаю, что главная опасность идет оттуда". В Европе положение не так серьезно. "Соединенные Штаты не могут ввязываться в войну, но они готовы оказать Союзу всякую моральную поддержку, направленную к предупреждению конфликта". Молотов напомнил послу, что беседы Литвинова с Рузвельтом в Вашингтоне были обнадеживающими. Очень важно, чтобы правительства обеих стран работали в направлении сохранения мира. В ответ посол многозначительно сказал: "Да, конечно, для вас самое главное — это мир. 15 лет мира, и вы будете держать весь мир в руках"61. Молотову понравился такой прогноз. С тех пор прошло немного времени, но произошли большие перемены. По ряду вопросов выявились труднопреодолимые расхождения, которые и определили характер беседы Молотова с Буллитом. Буллит с самого начала дал понять, что, по мнению Рузвельта, советская сторона не способствует налаживанию отношений с США. Вследствие этого все усилия оказались тщетными, и в ближайшее время в Вашингтоне, по его прибытии, будет рассмотрен вопрос об отношении двух государств. Молотов понял серьезность предупреждения, но, как обычно, держался строго официально, ограничившись заявлением, что советское правительство стремилось к развитию сотрудничества с США в духе подписанных Рузвельтом и Литвиновым соглашений. Условия для этого имеются. Буллит в ответ заявил, что хотя он лично обеспокоен положением дел, тем не менее не намерен обсуждать состояние американо-советских отношений и, извинившись, сделал довольно бестактное сравнение: "Советско-американское сотрудничество представляет собою маленькое и очень слабое растение, которое нуждается в тщательном и нежном уходе и на которое не следует мочиться"62. Последние слова, по-видимому, вызвали удивление у главы правительства, но он ограничился лишь замечанием: в налаживании сотрудничества заинтересованы обе стороны, и этому мог бы помочь сам Буллит". Таким образом, беседа прошла сухо, была короткой и носила больше протокольный характер, разговор по существу не состоялся, хотя Молотов мог бы изложить более подробно и конкретно пожелания правительства с целью улучшения отношений с США. Буллит понял глубину расхождений и нежелание главы советского правительства их обсуждать. На следующий день, 10 октября, Литвинов имел долгую и довольно нелицеприятную беседу с Буллитом. Нарком проинформировал посла о состоянии советско-японских отношений, учитывая, что посол должен будет через несколько дней встречаться с государственными деятелями и политиками Японии и Китая. Он сказал, что по возвращении в Москву он ознакомился с полученными донесениями от полпредства в Токио и пришел к важному заключению: японская армия не может предпринять наступления против Советского Союза и нет оснований опасаться, что это произойдет в ближайшее время. Но японцы готовятся к расширению своей экспансии во Внутренней Монголии. Их внимание привлечено к переговорам о покупке КВЖД. Для них это важно. На вопрос Буллита о перспективах заключения советским правительством пакта о ненападении с Японией и о вероятности признания Маньчжоу-Го Литвинов ответил, что эти сложные проблемы, по-видимому, могут стать предметом обсуждения только после успешного завершения переговоров о продаже КВЖД. Желательно было бы, подчеркнул нарком, договориться о подписании пакта о ненападении раду государств, заинтересованных в мире на Дальнем Востоке, одновременно обменяться мнениями и о признании Маньчжоу-Го, так как Германия и Польша, вероятно, первыми признают это государство.

Литвинов подробно изложил Буллиту позицию правительства по вопросу долгов и кредитов.. Он напомнил ему о том,,что в подписанном соглашении с Рузвельтом и в разговорах с Г. Моргентау всегда фигурировало слово "заём", а вовсе не "кредиты". В вопросе о долгах Америке приходится учитывать огромные долги Франции и Англии, которые всегда могут потребовать их, что крайне нежелательно и неприемлемо. Кроме того, в США есть люди, которые считают, что путем угроз и твердости можно побудить нас к уступкам. Система запугиваний, как показал опыт прошлого, не дал никаких результатов, подчеркнул Литвинов. Оправдывая позицию своей администрации в отношении СССР, Буллит заметил, что Рузвельт никогда не думал о займе, а имел в виду кредит. Когда посол затронул вопрос о Коминтерне, Литвинов сказал, что его излюбленная тактика переводить разговор в эту плоскость ведет только к ухудшению отношений. Излишне много разговоров о долге в 100 млн долл. В нем заинтересованы всего 3 — 4 частные компании в США. Франция же имеет гораздо большие денежные претензии, тем не менее она идет на сближение с СССР в интересах мира64. Сравнивая запись беседы Литвинова с телеграммой Буллита, отправленной им в госдепартамент, можно констатировать, что Буллит несколько драматизировал характер; этой встречи, остроту дискуссии о долгах и кредитах: "Я привлек его внимание (Литвинова. — Г.С.) к тому факту, что заём невозможен, всегда был невозможен и всегда будет невозможен"65. Категоричные, почти ультимативные слова посла отражали не только его личное мнение, но, вероятно, и установку госдепартамента, который постоянно ссылался на закон Джонсона, запрещавший давать кредиты странам-должникам. Литвинов, понимавший сложность ситуации и не заблуждаясь в отношении позиции США по долгам, заявил послу, что правительство не очень желает получить заём, оно готово вообще оставить этот вопрос открытым. Мы, отметил нарком, стоим на почве соглашения с Рузвельтом, в котором ясно говорится о займе, а не о кредитах. Аргументируя позицию советского правительства, Литвинов еще раз заметил, что в переговорах приходится оглядываться на третьи страны, в частности на отношения с Францией и Англией, а они важны. "После больших многолетних усилий нам, — отметил он, — удалось вопрос о старых долгах в этих странах усыпить, и мы не хотели бы, чтобы этот вопрос вновь встал между нами и правительствами этих стран"66. Как видно, Литвинов излагал позицию советского правительства исходя из соглашения, в котором было выражено согласие американской администрации предоставить заём Москве. И об этом он говорил в марте при первых встречах с Буллитом. Затем правительство в виде уступки согласилось на получение долгосрочного финансового кредита, но и в этом по существу было отказано. Несколько месяцев спустя Литвинов заявил, что советское правительство не нуждается вообще в американском займе и не намерено обсуждать вопрос о старых долгах. Подобные слова Буллит не ожидал услышать. Для него это была несколько новая постановка вопроса. И далее Литвинов обратил внимание Буллита на то, что соглашения с США по долгам не должно быть достигнуто за счет обострения отношений с Францией и Англией. Метод угроз и запугиваний в переговорах не даст никаких результатов. Посол покинул кабинет наркома расстроенный, осознав безнадежность возвращения долга.

Переговоры откладываются

13 октября Буллит отправился в США необычным маршрутом — через Владивосток и Тихий океан. В течение двух месяцев он знакомился с Японией, Китаем, встречался с официальными лицами этих стран. По нашему мнению, Буллит вряд ли мог получить исключительно ценные сведения, ибо американское посольство в Токио внимательно изучало политику Японии и постоянно информировало Вашингтон о развитии японо-советских отношений. Посол Грю, находившийся несколько лет там послом, имел обширные связи и контакты с государственными и общественными деятелями. После того как Буллит оставил Москву, поверенный в делах США Джон Уайли продолжал встречаться с Литвиновым и Трояновским, проявляя интерес к проблеме долгов и кредитов. Что касается советской дипломатии, то она решила временно отложить переговоры и постараться выяснить важные внешнеполитические вопросы в Европе, а также ситуацию и расстановку сил на Дальнем Востоке, позицию США в этом регионе. Переговоры могли возобновиться только после прибытия Трояновского в Вашингтон — в начале 1935 г. Вероятно, в Москве принимался во внимание и тот факт, что осенью в США проходили промежуточные выборы в конгресс. Президент Рузвельт был занят ими, а вопросы внешней политики временно отошли на второй план. Для Рузвельта важно было знать, как народ относился к его политике, удастся ли демократам сохранить большинство в палате представителей и сенате. Республиканцы подвергли критике Новый курс, стремились показать его несостоятельность и привлечь на свою сторону избирателей. 120 промышленников собрались в одной из резиденций на Лонг-Айленде и выработали программу требований к президенту. Банкиры выступили с заявлением о том, что "оздоровление" экономики невозможно без возвращения к золотому стандарту и сбалансированному бюджету. Председатель Ассоциации банкиров Лоу накануне съезда банкиров посетил Рузвельта, между ними состоялась беседа и было найдено взаимопонимание. Лоу сделал заявление, что "нет в мире лучшего помещения денег, нежели американские государственные бумаги". Для президента такое заявление было ценно. Это означало примирение. Банки пообещали ему поддержку в проведении Нового курса. Торговая палата потребовала расширения торговли, создания большей уверенности деловым людям и повышения уровня занятости. Президент Рузвельт, как политик, изучавший настроения делового мира, немедленно реагировал. Он встречался с влиятельными банкирами, убеждая их в том, что страна вступает в стадию здорового экономического восстановления. "Деловой мир, — заявил он, — может смотреть в будущее уверенно; администрация постарается обеспечить получение прибылей. Худшее позади". Газета "Нью-Йорк Тайме" опубликовала статью о намерении президента уменьшить конфликты между предпринимателями и рабочими. Одним словом, глава Белого дома маневрировал, делал жесты в сторону крупного капитала, шел ему навстречу. "Стремление Рузвельта, — отмечалось в обзоре поверенного в делах СССР в США А.Ф. Неймана, — улучшить отношения с деловым миром тесно связано с крайне неудовлетворительными показателями хозяйственной конъюнктуры". Признаки оживления были незначительными. Идея оздоровления промышленности не в полной мере оправдала себя. Глава администрации генерал Джонсон ушел в отставку. Вопросы внешней политики и внешней торговли в избирательной кампании никакой роли не играли. Основное внимание было сосредоточено на внутренних проблемах. И это не случайно. Летом 1934 г. наблюдалось резкое падение хозяйственной активности. Это особенно заметно было в сталелитейной отрасли промышленности. Крайне неблагополучно обстояло дело на железнодорожном транспорте. Все эти явления вызывали беспокойство у делового мира. Как улучшить экономику, избежать дальнейшей инфляции и роста радикализма у населения — вот что занимало президента Рузвельта. Учитывая расстановку сил в стране, он пошел на сближение с представителями крупных компаний и банкирами. Для него важно было обеспечить благоприятный исход выборов в конгресс. Характерно, что он возлагал малые надежды на увеличение внешней торговли и оживление в этой связи хозяйственной жизни. Американо-советские отношения в избирательной кампании не затрагивались, они не стали предметом дискуссии, и вопрос о долгах и кредитах в прессе не обсуждался. Рузвельту и Хэллу политически невыгодно было заключать соглашение о кредитах накануне промежуточных выборов в конгресс. К тому же Рузвельт потерял интерес к торговле с СССР в сравнении с прошлым годом и особенно после принятия конгрессом закона Джонсона. Он, как реалист, сосредоточил внимание на проведение в жизнь реформ, которые атаковались правым крылом в конгрессе и в деловом мире. Характерно, что в период выборной кампании вопрос о советско-американских отношениях ни демократами, ни республиканцами не затрагивался. Поверенный в делах СССР в США АФ. Нейман сообщал Литвинову, что "никакой роли в этой избирательной кампании русская политика Рузвельта и вопрос о долгах и кредитах не играет". 23 октября в своем обзоре о положении в стране он писал: "После прекращения переговоров о долгах печать почти совершенно перестала заниматься советско-американскими отношениями и даже сообщение о соглашении на счет цены КВЖД... вызвало сравнительно мало откликов". А некоторые экстремисты выражали даже недовольство перспективой исчезновения советско-японского напряжения. Рузвельт возлагал большие надежды в избирательной кампании не только на заигрывание с банкирами и промышленниками. Его политика пособий и помощи фермерам, субсидий на общественные работы завоевывала широкий круг избирателей, которые поддерживали Новый курс. И этот расчет оказался правильным. Промежуточные выборы в конгресс завершились победой демократов. Их позиции укрепились. Они получили дополнительные места в сенате и палате представителей, на их стороне оказалось2/з голосов. Такого не было в течение истекших 75 лет. У президента появились условия для проведения реформ. 12 декабря поверенный в делах СССР в США А. Нейман в письме Литвинову писал, что победа Рузвельта на выборах укрепила его позиции. Он этого не ожидал. Его возможности маневрирования при проведении Нового курса и намеченной политики возросли, хотя впереди его ждут немалые трудности, так как настоящего оживления в экономике еще не наступило. Касаясь внешней политики США, он отмечал: Рузвельт не думает о вступлении США в Лигу наций. Изменений в этом направлении не предвидится, так же как и в отношении Советского Союза. Надеяться на сотрудничество не приходится, несмотря на провал лондонской конференции по морским вооружениям. В Вашингтоне высоко ценят сближение с Англией. К Японии относятся осторожно5. После победы на выборах Рузвельт стал уделять больше внимания вопросам внешней политики, в частности Дальнему Востоку. С повышенным интересом он читал донесения посла Грю из Токио. 1 ноября в докладе о развитии японо-советских отношений посол отмечал, что раньше японское командование высокомерно относилось к русской армии, недооценивало ее потенциальные возможности к сопротивлению. Экстремистские элементы требовали нанесения немедленного удара по СССР и захвата КВЖД, много писали о "советской угрозе". Это был их главный пропагандистский лозунг, получивший широкое распространение в печати под влиянием и непосредственным воздействием бывшего военного министра генерала Садао Араки. Однако министр иностранных дел Хирота не разделял подобных экстремистских взглядов, выступая за урегулирование спорных вопросов с советским правительством путем переговоров, поиска компромиссов. Это нашло выражение в переговорах о покупке КВЖД, в стремлении к продлению конвенции о рыболовстве на Камчатке, урегулированию назревших проблем, связанных с эксплуатацией нефтяных ресурсов на Северном Сахалине и определением в некоторых местах советско-маньчжурской границы. Тем не менее в Токио заинтересованы в поддержании напряженности японо-советских отношений в надежде получить больше уступок от Советов. Посол отмечал, что 11 октября генерал-майор Изозаи опубликовал статью, в которой подчеркивалась международная изолированность Японии, что может неблагоприятно отразиться на положении страны в случае войны. Поэтому генерал предлагал сосредоточить внимание на использовании богатых природных ресурсов Маньчжурии и Внутренней Монголии. Посол Грю заканчивал свой доклад мыслью о том, что внешнеполитические акции Японии труднопредсказуемы. Идеологии Японии и СССР — непримиримы. Сближению препятствуют многие факторы. Японская армия поэтому иногда одерживает верх при определении внешней политики государства6. При разработке дальневосточной стратегии многие американские политики рассчитывали на вероятность вооруженного конфликта между Японией и СССР. В беседе с поверенным в делах СССР в США А.Ф. Нейманом помощник госсекретаря Уолтер Мур сделал 22 ноября 1934 г. откровенное признание, что в Вашингтоне некоторые надеялись на столкновение Японии с СССР. Но этого, как показала жизнь, не произошло. Прогнозы не подтвердились. Американские аналитики увидели, что советская дипломатия активно и целенаправленно действует, дабы предотвратить военный конфликт с Японией. Принимая это во внимание, равно и рост изоляционистских тенденций в стране, правительство США воздерживалось от сотрудничества с СССР в области политики. Но оно не могло не учитывать, что только Советский Союз мог противостоять Японии. И это необходимо было принимать во внимание в дальневосточной политике США в условиях обострения отношений с Японией. Дело в том, что во второй половине 1934 г. между США, Англией и Японией шли морские переговоры. Они показали серьезные разногласия между их участниками. Япония поставила вопрос о паритете в целях повышения своего авторитета в Азии. США отстаивали прежнее соотношение флотов (5:5:3) между Америкой, Англией и Японией. В Токио некоторые высказывались за расторжение Вашингтонского договора от 1922 г. Развернулись споры по поводу статьи договора, запрещавшей укрепление островов на Тихом океане. Японцы выступали за создание укрепленных военных баз вблизи британских владений в Восточной Азии и в Тихом океане. Англичане были против, а американцы решительно требовали укрепления морских и воздушных баз на Аляске, Алеутских островах, на Филиппинах, на о. Гуам. Они уверенно и твердо вели себя в отношении японцев. Норман Дэвис говорил, что если не удастся договориться с Токио, тогда начнется гонка вооружений. "На каждое новое японское судно мы будем отвечать новым американским судном, на этот счет не может быть ни малейшего сомнения"7. Американо-японские разногласия с большой силой обозначились после ухода летом в отставку кабинета Миято Сайто и прихода к власти адмирала Окада. Наблюдая за внутриполитической борьбой вокруг формирования нового кабинета германский военный атташе в Токио полковник Отт отмечал: "Позиция флота имела бесспорно огромное влияние на падение старого кабинета и образование нового". Морские круги учитывали, что бывший премьер Макато Сайто не смог взять на себя пересмотр известного договора о соотношении флотов между пятью державами: США, Англии, Франции, Японии и Италии. Как только адмирал Окада возглавил кабинет, морской министр вручил ему меморандум с требованием пересмотра существовавших договоров с другими державами на паритетной основе и выполнения намеченной программы строительства флота. На этом настаивали 60 высших офицеров флота. Они указывали на важность сохранения контроля над подмандатными островами Южного моря. Командование флота рекомендовало также обратить внимание на урегулирование вопроса о покупке КВЖД, продлении соглашения о нефтяных концессиях на Сахалине8. Проблема обеспечения флота топливом для Японии приобретала первостепенное значение. В создавшейся дальневосточной ситуации Япония и США обменивались в 1934 г. многочисленными "дружественными" жестами, стремясь найти компромисс. Большую заинтересованность в этом проявляли японцы. Старый друг Рузвельта Отохико Мацуката посетил США. Но их встреча прошла незаметно. Затем председатель Верхней палаты парламента, известный политический деятель принц Коноэ побывал в США. Он имел беседы со многими американскими официальными лицами, но они были осторожны. Слушали, но не больше. Его миссию постигло фиаско. Он представил правительству меморандум, полный пессимизма, так как увидел множество нерешенных проблем в японо-американских отношениях, особенно в связи с соперничеством в области морских вооружений. США были непримиримы, решительно отвергали предложения японцев о равенстве флотов. Американское правительство укрепляло Гавайи, Гуам на Тихом океане, создавали авиабазы на Аляске и Алеутских островах. В августе президент Рузвельт посетил Гавайи, где проявил повышенный интерес к созданию там мощной военной базы. На Гавайях президент встретился с председателем исполнительного юаня Китая Кун Сяньси, но уклонился от встречи с кем-либо из японцев. Симпатии США к Китаю были налицо. Американские предприниматели были заинтересованы в торговле с ним и в капиталовложениях в китайскую промышленность. Равно как и Великобритания.