2. Вопрос об ограничении морских вооружений. Неудача переговоров. Последствия неудачи переговоров

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. Вопрос об ограничении морских вооружений. Неудача переговоров. Последствия неудачи переговоров

Англия именно в эти годы переживала, как мы уже говорили выше, в своем месте, период сложного и очень дорогостоящего нового социального законодательства; вырабатывались обширные мероприятия по страхованию от болезней, на случай необеспеченной старости, от несчастных случаев, безработицы; подготовлялось и проводилось законодательство, имевшее в виду выкуп части владельческих земель; продолжалось и углублялось проведение аграрной реформы в Ирландии.

Даже непосредственные, ближайшие расходы были огромны.

Приведем только один пример. Одним из наиболее важных, в принципиальном отношении, из этих социальных законов был закон о страховании стариков. Согласно этому закону в его первоначальной фазе, каждый английский подданный, достигший 70 лет и не имеющий средств к существованию, имеет право на получение из казны 5 шиллингов в неделю (2 1/2 рубля приблизительно). Другой закон — страхование на случай болезни и на случай безработицы — прошел с очень большими трудностями, так как, кроме жертв со стороны казны, он требовал еще жертв и со стороны работодателей, а также известной доли взносов со стороны рабочего класса. Эти законы, однако, стали вообще возможны, и их финансирование могло быть обеспечено только вследствие введения Ллойд-Джорджем указанных выше новых доходных статей в его «революционном бюджете». Но и этих статей не вполне хватало, так как, чтобы прочно поставить только дело с осуществлением закона о стариках, Ллойд-Джорджу пришлось ассигновать с самого начала 9 миллионов фунтов; закон о страховании на случай болезни неимущих потребовал 4 миллиона, страхование от безработицы — 3 миллиона, расходы на постройку приютов (ночлежных и др.) — 2 миллиона.

А ведь другие расходы, предстоявшие непосредственно вслед за этими, были еще значительнее.

Громадные новые расходы должны были лечь на английский бюджет. При этих условиях произошло событие, которое грозило пасть на тот же бюджет очень тяжким добавочным бременем.

Уже с 1900 г., после принятия германским рейхстагом второй судостроительной программы, британское адмиралтейство потребовало увеличения кредитов и расширило свое судостроение. Конечно, английский флот был пока несравненно могущественнее немецкого. В 1902 г. британское адмиралтейство ввиду огромного развития деятельности немецких верфей стало подтягивать в территориальные воды суда из отдаленных своих флотов. Но, во-первых, при колоссальных и разбросанных по всему земному шару владениях Великобритания не может уж очень усиливать это сосредоточение, а во-вторых, Германия все более и более ускоряла темп постройки судов. В 1900 г. у Германии было 14 броненосцев высшего по тогдашнему времени типа, а у Англии — 47; в 1907 г. у Германии было 22 броненосца, а у Англии — 53. Но в ближайшем будущем предвиделись новые колоссальные постройки в Германии. Уже в мае 1908 г. у Германии было 24 броненосца, а у Англии — 51, на 2 меньше, чем в 1907 г., так как несколько судов были удалены за слишком старым возрастом. Конечно, Англия намерена была наверстать это уменьшение и продолжать дальше эту «гонку вооружений», но тут прибавилось одно новое условие, всецело шедшее на пользу Германии: в сентябре 1906 г. в Англии был спущен первый дредноут; это событие имело колоссальное значение. Отныне сила флота должна была измеряться главным образом именно количеством дредноутов; весь прежний состав броненосных эскадр отходил на задний план. Выходило как будто так, что состязание начинается с одного пункта, а прежние преимущества английского флота над германским в расчет не идут. Это было не совсем так, но важно, что в морских кругах Германии появление дредноутов было учтено именно так и вызвало большое ликование. Предвиделись с обеих сторон колоссальные расходы при соревновании в деле постройки дредноутов.

Тогда-то британский кабинет и решил предложить Германии по взаимному соглашению и в целях экономии ограничить морские вооружения. Конечно, Англия при этом только выигрывала, потому что при подобном соглашении абсолютное владычество на море оставалось в ее руках. Германия же отказывалась тем самым от всякой мысли когда-либо увеличить свое значение на море.

Нужно сказать, что эта мысль могла возникнуть вследствие демонстративно любезного визита Вильгельма II в Англию, происшедшего после русско-английского соглашения.

Две вообще характерные для императора Вильгельма черты сказались очень скоро после подписания русско-английского соглашения: во-первых, стремление обнаружить любезность по отношению к врагу, если тот почему-либо внезапно усилился, и, во-вторых, нетерпеливое желание возможно скорее разъединить «хитрой» уступкой сговаривающихся неприятелей. И при этом «хитрость» часто поражала своей очевидностью, наивностью, даже детскостью. Что Эдуард VII выиграл крупнейшую ставку в своей длительной и обдуманно развертывающейся игре, что присоединение России к английской политике в самом деле ставит Германию, если не сейчас, то в недалеком будущем, в очень серьезное положение угрожаемой с трех флангов державы, это после августовского русско-английского соглашения 1907 г. было ясно. И вот Вильгельм 11 ноября 1907 г., спустя два с половиной месяца, высаживается в Портсмуте, говорит преувеличенно любезные речи (лорд-мэру Виндзора: «Мне всегда кажется тут, что я приехал домой!»; епископу Бойду-Карпентеру: «Я так, так рад, что я снова здесь!»), внезапно заговаривает с лордом Холдэном о Багдадской дороге и на заявление Холдэна, что англичанам нужно владеть южным участком дороги, что им нужен контроль над «воротами в Индию», отвечает: «Я дам вам ворота». А с другой стороны, когда, после доклада Холдэна, министр иностранных дел Грей доводит до сведения Вильгельма, что неудобно сговариваться о Багдадской дороге вдвоем, без России и Франции, Вильгельм отвечает, что привлечение этих двух стран создаст затруднении. Мысль поссорить таким путем Англию с ее обеими союзницами была так прозрачна, что, конечно, ничего из этого дела выйти не могло, и все эти переговоры были вскоре оставлены.

Но разговор о приостановке военного судостроения не был оставлен. Английский бюджет должен был усиливать расходные статьи на флот, пока в Германии соглашались на подобные жертвы.

Еще в 1900–1905 гг. морской бюджет Германии был равен приблизительно 185 миллионам марок; в 1906 г. правительство потребовало 310 миллионов. На очереди дня стояла, во-первых, усиленная постройка дредноутов, во-вторых, расширение Кильского канала настолько, чтобы облегчить проход наиболее глубоко сидящих судов. В 1907–1909 гг. грандиозное судостроение продолжалось. Английский кабинет предпринял тогда первую попытку ограничить по соглашению с Германией морские вооружения обеих стран. Это ограничение оставляло Англию в выгодной позиции; состязание прекращалось, и Германия лишалась надежды изменить в свою пользу существующее пока, всецело выгодное Англии, соотношение сил. Но роковым заблуждением со стороны фон Тирпица, Бюлова и самого Вильгельма было думать, что достаточно разоблачить это лицемерие англичан. Этого было недостаточно. Разумеется, при обусловленном ограничении дальнейших вооружений, Англия оставалась на первом, а Германия — на втором месте и уже без надежды на видоизменение этого порядка. Но разве была хоть тень надежды, что Англия когда-нибудь позволит Германии занять первое место? И разве была для Германии возможность рассчитывать, что, содержа огромную армию, она в состоянии будет тратить столько же на флот, сколько тратит Англия, для которой флот — почти все, армия же почти ничего? Разумеется, в корректном с внешней стороны предложении Англии скрывалась угроза. Но вопрос был лишь в том, выгоднее ли считаться с этой угрозой, или ею пренебречь. Решено было пренебречь. Министр Холдэн съездил в Берлин и вернулся ни с чем: германское правительство отклонило переговоры об ограничении морских вооружений. Глава британского кабинета снова (в марте 1907 г., в «Nation») открыто высказался за подобное соглашение с Германией, но на это князь Бюлов заявил в рейхстаге (в апреле того же года), что подобные соглашения не могут иметь практического результата.

В 1908 г. фон Тирпиц провел в рейхстаге новый закон: он требовал уже не 310, а 445 миллионов марок на морское ведомство. В ответ на это новые, колоссальные кредиты были затребованы и получены британским адмиралтейством. Английское правительство решило говорить очень внятным языком: было решено выстроить в первую очередь четыре дредноута в 1909–1910 гг., а «если правительство найдет нужным», то в 1911 г. начать строить еще четыре дредноута. Английский кабинет этим самым ставил Германию перед необходимостью либо, наконец, согласиться на ограничение вооружений, либо считаться с перспективой действительно крайне разорительной конкуренции. Одновременно решено было, не считаясь с колоссальными затратами, основать новую морскую базу в Розите, уже прямо, непосредственно и исключительно направленную против германских берегов. И тогда же состоялось соглашение с Францией, по которому французский флот должен был защищать британские интересы на Средиземном море, а главная масса броненосного английского флота была переведена из Средиземного моря в Немецкое.

В 1911 г. произошли события, о которых речь будет дальше: посылка «Пантеры» в Агадир, угрожающая речь Ллойд-Джорджа против германского вмешательства в мароккские дела, отступление Германии, — и в начало 1912 г. Англия решает слова возобновить разговор об ограничении морских вооружений. Лорд Холдэн снова отправляется в Берлин. Германское правительство поторопилось (за два дня до возвещенного заранее прибытия Холдэна!) потребовать у рейхстага ассигновки на три броненосца и несколько подводных лодок. Но лорд Холдэн решил говорить хоть о будущем, если уж он опоздал относительно настоящего (т. е. относительно программы 1912 г.). Однако ему было дано понять, что Германия склонна вступить в эти переговоры, если Англия заключит с ней общего характера соглашение, которое бы сводилось к обязательству Англии сохранять нейтралитет в случае войны Германии с Россией и Францией. Это уже вторично Германия делала попытку отвлечь Англию от России и Франции (в первый раз — в 1910 г.). Англия соглашалась на нейтралитет в случае, если Германия подвергнется нападению, но германское правительство требовало такой осторожной формулировки: «если Германия будет вовлечена в войну». На это англичане не пошли. Тогда лорду Холдэну было дано понять, что и разговоры об ограничении вооружений бесполезны.

Холдэн вернулся в Лондон ни с чем. Но ведь британский кабинет ничего не терял, продолжая свои попытки. С одной стороны, все-таки оставался шанс заставить Германию согласиться приостановить вооружения, с другой стороны, самые отказы Германии всякий раз раздражали в Англии широкие слои как буржуазии, так отчасти и рабочего класса, выявляли воинственные намерения германского правительства и (тоже всякий раз) облегчали британскому кабинету получение новых и новых кредитов. А кроме того, и в том же (1912) году первый лорд адмиралтейства Уинстон Черчилль заявил, что он хотел бы согласиться с Германией относительно установления так называемых «морских каникул»; Англия и Германия обязываются на один год, например, прервать постройку судов, можно и на полгода. Германия отказалась и от этого. Тогда Уинстон Черчилль то же самое предложение повторил в 1913 г. и снова натолкнулся на отказ.

Таков был финал этих переговоров.

Нужно сказать, что в общем тон переговоров был очень сдержанный и корректный, хотя и прорывались иногда зловещие ноты.

В августе 1908 г. происходил, например, серьезный разговор между Вильгельмом II и сэром Чарльзом Гардинжем (Hardinge). «Вы должны остановиться (в постройке новых судов — Е.Т.) или строить медленнее», — категорически заявил Гардинж. Вильгельм на это ответил: «Тогда будем сражаться, потому что это вопрос национальной чести и достоинства». Вильгельму крайне понравились его собственные слова. «С англичанами нужно всегда так обходиться», — с удовольствием поучает он Бюлова, передавая этот разговор[46].

Но разговор этот по своему тону был исключением. В общем до конца обе стороны старались сохранить любезный и миролюбивый тон.

Впрочем, с июля 1911 г. в успех переговоров уже никто, по-видимому, не верил, и продолжались они больше по инерции.

В середине 1911 г. произошло событие, которое, как молнией, осветило бездну, на пороге которой стояла Европа: была произведена четвертая и последняя попытка разрушить Антанту.