7. Верденские и соммские бои. Наступление Брусилова. Присоединение Румынии к Антанте. Разгром Румынии

7. Верденские и соммские бои. Наступление Брусилова. Присоединение Румынии к Антанте. Разгром Румынии

Так обстояло дело в Германии. Германские власти (и военные, и гражданские) не могли не учесть, что Циммервальд и Кинталь больше всего имели успех именно в Германии; что английских делегатов ни тут, ни там не было, и хотя объясняли это чисто внешними препятствиями, но все-таки факт отсутствия англичан бросался в глаза, и (что важнее всего) никаких признаков революционного протеста против войны и даже протеста, хотя бы только чисто демонстративного, в Англии не было пока, и то же самое замечалось во Франции[113]. В том, что наступит революция в России, были твердо уверены и ждали ее с месяца на месяц. Но революция эта, с точки зрения Бетман-Гольвега, слишком запаздывала, а, между тем, обстоятельства слагались в 1916 г. далеко не так благоприятно, как в предшествующем. И это — вопреки ожиданиям, потому что еще в самые последние дни декабря 1915 г. Фалькенгайн, германский главнокомандующий (заменивший Мольтке, которого отставили после Марны), представил Вильгельму II доклад, в котором заявлял, что Россия и Сербия выведены из боя и что теперь большая победа над Францией, именно взятие крепости Верден, будет иметь такие военные и моральные последствия, что и Франция может пойти на мир. Помощник статс-секретаря по иностранным делам Циммерман высказывался в этом же смысле, и в обществе повторяли его слова.

Но именно с нападения на Верден и начались новые серьезные разочарования и неудачи. Бомбардировка Вердена началась 21 февраля 1916 г. ураганным, неслыханной силы, артиллерийским огнем, за которым, после 12 часов непрерывной канонады, последовал общий штурм крепости. Но штурм был отбит. Следующие дни, отмеченные многочасовой непрерывной канонадой, перемежающейся штурмами, принесли немцам некоторые серьезные успехи, но крепость держалась. Страшные бои с колоссальными потерями для обеих сторон длились до конца марта; решения все не было. В апреле и мае новые и новые штурмы стоили германской армии десятков тысяч жертв; в июне побоище продолжалось; форты, вынесенные за Верден, переходили из рук в руки. В разгаре этой отчаянной борьбы за Верден французы и англичане начали (22 июня) на громадном фронте битву на Сомме. Это был, собственно, ряд параллельных боев, длившихся весь конец июня, июль, август и половину сентября. 15 сентября, перед самым окончанием боев, союзники впервые двинули в дело танки, абсолютно до той поры неизвестные бронированные боевые машины, которым суждено было сыграть огромную роль в окончательном разгроме германских армий осенью 1918 г. Пока, в сентябре 1916 г., танки позволили союзникам одержать в самые последние дни соммских боев лишь несколько довольно важных частичных успехов.

К 19 сентября битва окончилась вследствие большого истощения обеих сторон. Соммские бои спасли окончательно Верден. 11 июля немцы сделали отчаянную попытку взять крепость и опять были отбиты. Две последние попытки (1 августа и 3 сентября) были гораздо слабое предыдущих: лучшие войска бились на Сомме. В конце сентября французы отбросили осаждающих от последних еще занятых ими фортов. Германское верховное командование решило тогда отказаться от мысли взять эту крепость. Фалькенгайн был отставлен, а его место было занято (29 августа 1916 г.) генералом Гинденбургом. Генерал-квартирмейстером при нем был назначен Людендорф, который фактически и руководил операциями.

Болезненно-сильное впечатление произвело в Германии это страшное побоище при Вердене, не давшее никаких результатов, кончившееся в сущности поражением после нескольких месяцев неслыханных усилий и неисчислимых жертв. И рабочие и даже часть буржуазии были, уже настроены не так доверчиво и благодушно, как в 1914–1915 гг. Спрашивали о том, почему была затеяна вся эта гибельная верденская операция, когда ведь именно для того был нарушен бельгийский нейтралитет в августе 1914 г. и этим навязана германскому народу на шею война с Англией, чтобы не идти на Париж через линию французских крепостей? Зачем же теперь нужно было в течение месяцев губить целые дивизии, чтобы в конце концов потерпеть полную неудачу при попытке взять одну из этих твердынь?

Гинденбург, которого Вильгельм лично не любил, был прямо навязан императору громким голосом «общественного мнения», ждавшего от старого генерала чудес на западном фронте, после того как на восточном ему удалось одержать победу над русскими войсками. Тревога по поводу Вердена и печального конца операции была тем сильнее, что к августу 1916 г. еще не вполне изгладилось впечатление, которое было произведено тем же летом на юго-восточном фронте внезапным наступлением Брусилова.

Это наступление очень поразило тогда и врагов и союзников. Гинденбург пишет в своих мемуарах, что он не разделял мнения тех, которые после страшных русских поражений 1915 г. полагали, что Россия надолго выведена из игры[114]. Уже в марте 1916 г. начались упорные бои на северо-западном участке русского фронта (в местности у Нароча). Но тут русское наступление вскоре стало ослабевать и остановилось. События на итальянском фронте ускорили новое русское наступление. Еще 15 мая 1916 г. австрийцы начали движение между озером Гарда и рекой Брентой и после двух недель успешного наступления стали уже грозить Падуе и Венеции. Союзники (маршал Жоффр и итальянский главнокомандующий Кадорна) настоятельно просили Алексеева о помощи. Итальянский король телеграммой от 26 мая лично просил Николая II о том же. Вследствие этого, не дожидаясь условленного раньше общего наступления союзников, русские войска на юго-западном фронте начали 4 июня наступление под начальством генерала Брусилова. Наступление шло широким фронтом, австрийские позиции были прорваны в первый же день наступления на огромной пятидесятиверстной полосе. Некоторые австрийские части сразу были либо перебиты, либо взяты в плен. Австрийцы ударились в паническое бегство, так что генерал Фалькенгайн, тогдашний германский главнокомандующий, писал, что «первое время нельзя было и предвидеть, когда и где удастся австрийскую армию остановить». Фалькенгайн признает, что он и не воображал, что русская армия в силах до такой степени разгромить весь австрийский фронт. Наступление Брусилова шло, все развертываясь, фронт его — от Пипских болот до Черповиц — был громаден; Брусилов почти по всему этому фронту продвинулся вглубь на 60 километров.

Только усиленный подвоз на помощь Австрии германских подкреплений спас австрийцев (т. е. спас их от полной капитуляции и выхода из войны). Наступление Брусилова стало ослабевать лишь в июле — августе 1916 г. За время наступления он взял в плен 7757 офицеров и 350 845 солдат (а по позднейшим подсчетам Lonis Riviere, принимаемым генералом Базаревским, 420 тысяч пленных и около 600 орудий). Германские подсчеты дают меньшие цифры, но и они признают колоссальные размеры разгрома австрийцев. Дельбрюк, например, признает, что в одну только первую ночь наступления — 4 июня 1916 г. — русские взяли в плен 89 тысяч человек. Он категорически утверждает о брусиловских операциях, что «от этого удара центральные державы уже никогда не оправились»[115].

Наступление Брусилова было толчком, заставившим выступить также Румынию. Переговоры с Румынией Антанта вела еще с самых первых дней войны, но еще в мае 1916 г. союзники точно не знали не только, когда выступит Румыния, но даже и на чьей стороне она выступает[116], так как если Антанта сулила ей в награду венгерскую Трансильванию, то немцы сулили ей Бессарабию.

Нужно сказать, что обстоятельства на театре военных действий к осени 1916 г. сложились так, что временное дальнейшее сохранение Румынией нейтралитета было бы для русской армии выгоднее, чем вступление Румынии в войну, обусловленное деятельнейшей обильной русской помощью людьми и снаряжением. «Никогда не стремился я привлечь румын к нашему союзу», — писал, между прочим, еще 6 августа генерал Алексеев. Но французы и англичане настаивали, желая еще более разгрузить западный фронт за счет восточного, так как было ясно, что немцы непременно должны будут обратиться против нового врага. Чего будет стоить русской армии поддержать слабую Румынию, это никого особенно не интересовало[117].

28 августа (н. с.) 1916 г. Румыния выступила против Австро-Венгрии, и тотчас же новые хозяева германской армии Гинденбург и Людендорф начали усиленную переброску войск с западного фронта на восточный. Атаки Вердена были прекращены, битва на Сомме стала замирать. Все внимание обратилось на восток. После первых румынских успехов две германские армии, одна под начальством Макензена, другая под начальством Фалькенгайпа, быстро покончили с Румынией. Макензен вторгся в Добруджу и взял Тутракан (с 25-тысячным гарнизоном), а затем Силистрию (6–9 сентября 1916 г.). Фалькенгайн изгнал румын из занятой было ими части венгерской Трансильвании. 21 октября Макензен вошел в единственный большой румынский порт на Черном море Констанцу, где в его руки попали огромные запасы. После ряда новых успехов немцы 6 декабря 1916 г. вошли в Бухарест. Остатки румынской армии были отброшены к русской границе, король румынский Фердинанд укрылся в Яссах.

Почти одновременно Людендорф сделал попытку объявить «самостоятельность» русской Польши. Но как раньше воззвание к полякам великого князя Николая Николаевича (14 августа н. с. 1914 г.), так теперь эдикт германо-австрийских властей (5 ноября 1916 г.) не возбудили в Польше особого энтузиазма. Ни польская буржуазия, ни польская аристократия, ни польские рабочие, в массе своей, не поверили ни русским, ни германо-австрийским обещаниям. Чисто агитационная, военная цель этих актов была вполне ясна. Что Людендорф, например, рассчитывает устроить военный набор в Польше, надеясь именно на благодарность поляков за эдикт 5 ноября, — это в Польше было всем известно и возбуждало чувство, близкое к панике. В конце концов не только набор не состоялся, но германское командование впоследствии даже интернировало уже сражавшегося в германо-австрийских рядах Иосифа Пилсудского, начальника так называемого «польского легиона» (он был интернирован в Магдебурге, в июле 1917 г.).

Итак, 1916 год кончился новым триумфом для Германии. В ее руки попали обширные запасы хлеба, нефтяной бассейн, хотя и испорченный англичанами при отходе румынской армии, но все же частично впоследствии приведенный в пригодное состояние. Почти все румынское королевство было завоевано. И все-таки душа германского верховного командования — Людендорф, находился, по собственному своему позднейшему признанию, в очень и очень озабоченном состоянии. «С тяжелой тревогой» думал Людендорф в конце 1916 г. о том, что техническое превосходство армий Антанты будет все возрастать, что Россия будет получать новые и новые запасы из Японии, наконец, что вся немецкая хозяйственная жизнь «не соответствовала требованиям войны на истощение». Крайне тревожило его замечаемое в тылу «разложение» монархических чувств, утомление, раздражение. 21 октября 1916 г. Фридрих Адлер застрелил австрийского первого министра Штюргка, и этот поступок вызвал нескрываемое ликование среди рабочих. Выстрел Фридриха Адлера был протестом и против бесконечной бойни, и против чистейшего абсолютизма и деспотизма, представителем которого был граф Штюргк, и против позорного, по мнению Фридриха Адлера, поведения австрийской социал-демократии, и, даже, против тактики отца Фридриха Адлера старого Виктора Адлера. Мало есть на свете документов, полных такого внутреннего трагизма, как стенографический отчет о процессе Фридриха Адлера, вышедший в свет полностью лишь спустя семь лет после события[118].

Этот выстрел прозвучал, как грозное предостережение.

Постоянные победы, не приводящие, однако, к результату, бесконечная война, зловещие и упорные, всегда неизменные угрозы, доносящиеся из враждебного стана, недоедание и нехватка во всех предметах первой необходимости — все это действовало на тыл, особенно на рабочий класс. Лозунги Циммервальда и Кинталя были в конце 1916 г. гораздо популярнее, чем раньше, хотя, конечно, им еще далеко было до торжества.

А главный враг, гегемон неприятельских полчищ, Англия продолжала голодную блокаду, продолжала непрерывную высадку новых и новых сил во Франции, искала и поднимала новых и новых борцов против Германии в обоих полушариях. Немедленно мириться, пока еще Германия находится в положении победителя, или сокрушить Англию подводной войной — только в одном из этих двух исходов Людендорф и Гинденбург усматривали спасение.