4. Реформа палаты лордов

4. Реформа палаты лордов

В палате лордов числилось в 1909 г., когда возник этот жестокий конфликт с правительством, 606 членов, из них меньше 90 было на стороне либерального кабинета, остальные же — консерваторы. Притом среди консерваторов была обильнее всего представлена именно та землевладельческая аристократия, которая больше всего была затронута бюджетным биллем Ллойд-Джорджа. Провал этого билля в палате лордов вызвал бурю негодования как в рабочем классе, так и в некоторых слоях мелкой буржуазии. Решительно был поставлен по инициативе Ллойд-Джорджа и на митингах, и в прессе вопрос о целесообразности дальнейшего существования архаического, средневекового учреждения, где люди заседают по праву рождения, где эти пожизненные и наследственные законодатели пользуются правом уничтожить любой закон, желательный народным представителям и принятый уже палатой общин. В начале 1910 г. произошли общие парламентские выборы. Правительственное большинство заняло в новой палате 386 мест, консервативная оппозиция — 273. Из правительственного большинства 275 человек принадлежало к либеральной партии, 40 к рабочей, остальные 71 — к ирландским националистам. Эта палата просуществовала недолго. Правительству не удалось достигнуть никакого соглашения с лордами. Палата общин приняла билль, вовсе лишавший палату лордов права отвергать законопроекты, прошедшие через палату общин; за палатой лордов оставалось только право отсрочивающего, но не окончательного вето. Что же касается «финансовых биллей» (т. е. прежде всего бюджета), то они даже без отсрочки становятся законами, и лорды теряют право даже вносить в них какие бы то ни было изменения, и вся их роль относительно финансовых биллей сводится к чистейшей формальности. Все прочие билли, даже в случае непринятия их лордами, становятся законами и входят в силу, если палата общин примет их в трех сессиях подряд. (Подпись короля остается по-прежнему обязательной для всякого закона.) Но раньше, чем добиваться принятия этого законопроекта, менявшего английскую конституцию, правительство решило снова распустить парламент. Новые выборы (в декабре того же 1910 г.) дали почти те же результаты, что и январские. Законопроект о палате лордов прошел через нижнюю палату и после некоторых колебаний через палату лордов, которая, таким образом, как бы сама наложила на себя руки: но ей ничего другого не оставалось сделать, так как ей было дано понять, что в случае сопротивления король своей властью назначит такое количество новых либеральных лордов, что законопроект все равно пройдет. В августе 1911 г. билль о палате лордов был подписан королем.

Таким образом, не только бюджет Ллойд-Джорджа стал законом (лорды его приняли еще до реформы их палаты), но и попутно была уничтожена твердыня аристократических привилегий. Оправдывались слова Ллойд-Джорджа, сказанные им еще в 1909 г., когда лорды отвергли его бюджет: «Теперь они попались! Их своекорыстие победило их хитрость!»

Уничтожение законодательной власти палаты лордов было одним из заключительных актов внутренней политики либерального кабинета, последовательно стремившейся к уменьшению горючих материалов, которые могли бы стать особенно опасными в случае военного столкновения с Германской империей. Другим из этих заключительных актов было проведение закона о вознаграждении депутатов. Только с этих пор из английского политического быта исчезла одна из характерных черт периода безраздельного господства аристократии и плутократии.

Это не означало, что исчезли все черты, все пережитки этого периода. И вообще английские публицисты либерального лагеря склонны крайне преувеличивать значение всех этих довоенных реформ. В действительности, ни колониальный, ни ирландский, ни тем более рабочий вопрос, ни финансовый, ни даже вопросы конституционные не были «разрешены» в период 1901–1914 гг. Но потенциальная опасность этих вопросов была несколько уменьшена, их революционное острие было отчасти временно притуплено. С этой точки зрения и консервативный кабинет Бальфура до конца 1905 г., и либеральные кабинеты Кемпбель-Баннермана в 1905–1908 гг. и Асквита в 1908–1914 гг. сделали многое, что позволило английской дипломатии встретить грозу 1914 г., не боясь сколько-нибудь сильного внутреннего взрыва.

А грядущие события 1914 г. уже давно начали «отбрасывать свою тень» (по английскому выражению) на всю европейскую политику. В те самые годы, когда в Англии общественное внимание было поглощено отмеченными внутренними вопросами, за кулисами король Эдуард VII, при полном согласии и сочувствии как консервативного, так, впоследствии, и обоих либеральных кабинетов, создавал Антанту.

Нам важнее всего, конечно, не детали его действий, не дипломатическая обстановка, среди которой возникла и укрепилась Антанта, но те объективные факты — прежде всего экономического характера, — которые сделали Антанту со всеми роковыми ее последствиями сначала возможной, а потом и неизбежной. Мы подошли к тому моменту, когда враждебная коалиция окружила Германию. Раньше чем приступить к рассказу об этом сложном факте, так могущественно повлиявшем на дальнейшие события, мы должны дать хотя бы в самых сжатых чертах характеристику исторического пути, пройденного Германией с конца XIX столетия вплоть до того времени, когда она начала уже чувствовать медленное стягивание и сжатие кольца, в котором она очутилась, и предприняла ряд попыток, направленных к тому, чтобы разорвать это кольцо и чтобы тем же усилием, тем же ударом превратиться окончательно в «мировую державу».

Самая двойственность этой цели тоже является одной из трудностей при всякой попытке анализа событий, предшествовавших взрыву мировой войны. Но мы должны стараться «не представлять вещи проще, чем они есть на самом деле» (в этом грехе упрекнул покойного историка философии Куно Фишера его слушатель, недавно скончавшийся известный филолог Магнус). Между тем именно этим грехом страдает в большинстве случаев европейская историография (не только германская), когда касается последних десяти лет, предшествовавших войне.