На восток
На восток
Несколькими днями спустя Лещинский уехал в Москву. Возвращения его ждали нетерпеливо, с тревогой. А ну как откажут? Идет гражданская война, до того ли сейчас, чтобы развивать радиопромышленность. Год назад, когда вооруженной внутренней борьбы в стране не было, на станцию приезжали представители Временного правительства, смотрели, хвалили, обещали помощь, да с тем и отбыли. И ни слуху ни духу. Не повторится ли вновь эта история?
Лещинский пробыл в отъезде всего один день. Когда он вернулся, к нему бросились с расспросами. Не отвечая, не торопясь, с необычным, сосредоточенным выражением лица он прошел в свою комнату и стал выкладывать на стол документы, проездные билеты, деньги. Собравшиеся со странным чувством глядели на эту бумагу. Значит, реальность. Надо подниматься и трогаться. Еще один существенный этап жизни завершен.
— Все подтверждается, — сказал Лещинский негромко. — О наших делах доложили Ленину. Он ими живо заинтересовался. И над чем мы работаем, и как живем, и как сделать, чтобы время наше уходило только на непосредственную работу и ни в коем случае на стояние в очередях. Короче говоря, вот мандат, по которому нам предоставят любой дом в любом городе, выбранном нами, вот деньги, вот документы на проезд. Михаил Александрович, собирайтесь, завтра поедем искать новую обитель. Я думаю, найдем ее на Средней Волге. Нам нужен город, в котором много промышленных предприятий, чтоб можно было размещать заказы; близко находящийся к Москве и Петрограду, не очень голодный. Думаю, поедем в Нижний. И заводов много, и связь с Москвой и Петроградом хорошая. К тому ж на двух реках стоит — значит, продукты подвозят.
В Нижнем Новгороде им предложили три помещения на выбор: бывший военный склад, бывший вдовий дом и трехэтажное здание с большим подвалом на берегу Волги, где раньше помещалось образцовое епархиальное общежитие. Склад был слишком велик — трудно выгородить лаборатории; вдовий дом наоборот — убого жили старушки. Вот ста семидесяти семинаристам было хорошо. Посланцы Твери долго ходили по коридорам, сразу прикидывая, где можно будет расположить то, что привезут с радиостанции, где вывезенное еще в начале войны оборудование Рижского политехнического института, которое наконец-то им передают. Вот только сейчас, разглядывая помещение, вдыхая воздух, пропитанный запахами заброшенного жилья, они до конца смогли осознать, что предстоит. Поставленная задача очень сложна. Потребность в лампах огромная, а возможности для производства весьма ограничены. А ведь из беглого знакомства с городом и зданием ясно становится, что почти все здесь проблема. Газ придется везти из Петрограда в баллонах; электричество подается с перебоями. Дом запущен; его надо не только приспособить под то дело, о котором строители в свое время и подумать не могли, но и хотя бы утеплить комнаты. Идет зима, бытовые неудобства не способствуют творческому подъему, а проблема далеко не исчерпывается созданием одной опытной партии ламп. Здесь придется осесть надолго — значит, заняться теорией. Разработать методику расчета катодных ламп, создать технологию их изготовления, да и саму конструкцию додумать до конца. Кто знает, сколько лет предстоит прожить и проработать в этом городе. Но выбора нет, а будет зато одно из самых лучших занятий на свете — создавать все собственными руками, с самого начала. Бонч-Бруевич хлопнул ногой по отставшей половице; эхо как бы вприпрыжку побежало по коридору, гулом отзываясь в пустых, с распахнутыми дверями комнатах.
— Значит, подходит? Останавливаемся на этом?
— Подходит.
…И вот то, что целых четыре года собиралось по крупице — прибор ли это, маленький станочек, — все снимается с устоявшегося места, складывается в ящики. Бывшие военные радиотелеграфисты, а теперь вакуумщики, монтажники, электрики укладывают свои скудные пожитки. Тверская станция будет вновь заниматься только приемом сообщений. Она опять становится тем же, чем и была вначале, чем и быть бы ей всегда, если б не появился на ней беспокойный, пытливый, ищущий человек — Михаил Александрович Бонч-Бруевич.
Маленький паровозик вытащил три вагона на внутренние пути ткацкой фабрики; рабочие ее — многие часто расспрашивали о радиотехнике — помогли погрузиться. Вагоны перегнали на станцию; прицепили к эшелону. Прощай, Тверь! С маленького выпрошенного насоса, с утильного вольфрама, с оборудования под кроватью, со взятой в долг замазки, с молчаливого сочувствия солдат их благородию господину поручику, который тоже от начальства терпит, началось все. А теперь — вагоны с имуществом; множество народа, а впереди большое здание, где хватит места и для лабораторий, и для производственных помещений. Людей будет много, оборудования много, и масштаб работы — все больше и больше, потому что дело, которое он начал в одиночестве четыре года назад, важное и нужное, его поддерживает глава государства Владимир Ильич Ленин.