Лугард в Буганде. «Почтовый роман» продолжается
Лугард в Буганде. «Почтовый роман» продолжается
Этот новый этап связан с именем Фредерика Лугарда, впоследствии генерала и лорда, а в 1890 году только капитана и Представителя Британской восточноафриканской компании.
Энергичный и решительный, Лугард взял реванш за неудачи Джексона в Буганде. Он прибыл в Буганду 18 декабря 1890 года. Помимо солдат-суданцев в его эскорте было и несколько пулеметов «максим». Будущий лорд действовал с позиции силы. Его главным козырем была угроза: в случае отказа Мванги подписать договор он заключит союз с Кабарегой — грозным противником кабаки. Мванга сдался и 26 декабря 1890 года подписал договор о протекторате и исключительных правах компании в Буганде.
Что же сделал Мванга, едва успев поставить свою подпись на документе, фактически обозначавшем конец независимости его страны? Он попытался прибегнуть к помощи немцев, столкнуть Англию и Германию. В конце декабря двое посланных отправились к оказавшемуся в Буганде д-ру Штульману, одному из соратников Эмина, и попросил его поднять в Буганде германский флаг. Естественно, они получили отказ. Лугард верно оценил этот шаг, сделав в дневнике такую запись: «Они полагают, что если им удастся привлечь в страну других европейцев, а мы вступим в борьбу, то они избавятся от нас всех сразу». И дальше — так верно, как долгое время не смог понять никто другой: «Они вообще не хотят присутствия европейцев; во всяком случае, король этого не хочет»{35}.
Но Мванга не ограничился этой неудачной попыткой. Он все еще надеялся на Германию и пожаловался на Лугарда самому германскому кайзеру. Письмо Мванги к Вильгельму настолько передает отчаяние кабаки, что я позволю себе привести его полностью, сохраняя по возможности стиль суахилийского оригинала:
«Менго, Буганда, 4 января 1891 года.
Султану немцев.
Приветствую тебя и хочу поведать следующее. 33 султана правили моей страной, как того хотели. Я унаследовал страну от отца, а потом пришли арабы и попытались прогнать меня. Я сражался с ними и прогнал их, я возвратился на свой трон и стал жить в мире.
Но вот однажды я увидел европейца-англичанина. Он пришел ко мне, и я хорошо его принял. Но назавтра он сказал мне: „Отдай мне свою страну, отдайся в руки англичан“. Я ответил: „Я пошлю людей на побережье, чтобы они разузнали, как договорились правители Европы в отношении моей страны“. И он, этот европеец, господин Джекисини, согласился, он и мои люди отправились на побережье.
А я остался здесь. И увидел другого европейца, по имени капитан Лугард, англичанина. Он сказал „Отдай мне свою страну!“ Я ответил: „Потерпи немного, другой человек из твоей страны сказал мне похожие слова, но я отказал ему. Мы послали людей на побережье. Подожди, пока я сам услышу, как решили в Европе, и ты получишь что хочешь“.
Он отказался и сказал: „Тогда мы будем сражаться, и ты будешь свергнут“. Я решил было не соглашаться, но подумал, что если опять будет война, то для страны это будет плохо, и сказал: „Ладно, я подпишу. Но если в Европе решат по-другому, то этот договор будет расторгнут и ты не получишь мою страну“.
Но, друг мой, я хочу, чтобы сюда приходили разные белые люди — немцы, французы, англичане, американцы, — приходили и строили в моей стране. Я не хочу, чтобы мою страну получил один англичанин. Я хочу, чтобы мне дали править моей страной, так как правили ею тридцать три султана — как сами того хотели…»{36}.
Письмо это знаменательно. Во-перых, в нем Мванга выступил, как сейчас сказали бы мы, как историограф своих взаимоотношений с англичанами — в письме рассказывается и о борьбе с мусульманами, и о Джексоне, и о том, что для уточнения международной обстановки были посланы люди на побережье. Во-вторых, в письме Мванга не только высказывает свою идею о привлечении в Буганду всех европейских держав на равных правах, но и обращает внимание на собственные дипломатические достижения в этом направлении. Действительно, в договоре с Лугардом 1890 года имелась статья о том, что если в Европе будет заключено какое-либо соглашение, противоречащее этому договору, то договор аннулируется. Мванга рассчитывал, что ему все же удастся привлечь в Буганду другие державы и свести на нет усилия Лугарда: ведь он еще не получил к тому времени от своих людей подтверждения о Гельголандском пакте. Однако Гельголандский пакт к тому времени существовал уже более полугода, поэтому расчетам Мванги не суждено было оправ даться.
Хотя Берлин никак не отреагировал на призыв Мванги и на этот раз, кабака все же не терял надежды. Он вновь пытается «подключить» соперников Великобритании в октябре 1891 года, когда протестантской фракцией на него было совершено покушение. Не на шутку перепуганный, он пишет правителям не только Бельгии и Германии, но и Франции. Причисляя себя к католикам, он жалуется даже папе римскому: «Я стал как бы рабом в стране своего отца, великого Мтесы. Но я надеюсь, что мне оставят то, что мое, что мою страну не отдадут мусульманам и что мою власть не отдадут моим восставшим подданным… Я требую, чтобы мне оставили королевское могущество моего отца Мтесы… Я надеюсь, что Бог пошлет Вас нам в помощь. Но если Вы не можете ответить на мою просьбу, мы — я и мой народ — готовы умереть…»
Почему же Мванга смотрит на мир так мрачно? Да потому, что раньше он мог выставить себя борцом против мусульман и рассчитывать на мощь всего христианского мира. Теперь же он стал врагом Лугарда и, следовательно, всей протестантской фракции, более того — врагом Британии. Протестанты были его союзниками, а теперь, став при поддержке Лугарда самой сильной группировкой, вновь покушаются на его власть. Не понимают, что Мванга борется не просто за свою власть, он борется за независимость своего государства. Совсем приперт к стене кабака. Вот и пишет он в Европу — всем, всем, всем. Но письма в Европу идут долго, да и безнадежное это дело. А вот Лугард близко. Подписав договор, он ушел покорять соседние области, но в конце декабря 1891 года он уже опять в Менго. С его прибытием трения между католической и протестантской группировками переросли в войну.
«Война Лугарда» из-за мелкого конфликта между протестантами и католиками по поводу кражи ружей вспыхнула в Буганде в январе 1892 года. Но это был лишь повод. Протестанты давно уже жаждали перераспределения государственных должностей в свою пользу, что вызывало недовольство католиков. Лугард добавил в эту пороховую бочку пороху и в переносном, и в прямом смысле. Он не только подстрекал протестантов, но начиная с 22 января передал им много оружия и боеприпасов (разные источники дают различное их количество, максимально — пятьсот ружей и винтовок).
События развивались с молниеносной быстротой. 24 января с утра силы католиков и протестантов сконцентрировались вокруг столицы. Трудно установить, с чьей стороны раздался первый выстрел, но вскоре началось большое сражение, проходившее в самом Менго. Католики перешли в стремительное наступление, которое поначалу не остановил даже пулеметный огонь, самолично открытый Лугардом. Лишь вступление в сражение аскари Лугарда решило его исход: католики были разбиты. А Мванга? У него уже была проторена дорога на такой случай, и он опять бежал на остров Булингугве.
Однако этот побег Мванги никак не устраивал не протестантов, ни Лугарда: Буганда не могла остаться без кабаки, а из законных претендентов к тому времени остался лишь дядя Мванги Мбого. Мбого не мог устроить победившую фракцию, ибо был лидером мусульманской группировки. Оставался один выход: вернуть Мвангу и заставить его принять новые условия.
Вслед за Мвангой в лодку пришлось сесть католическому епискому Хирту. Он получил задание передать Мванге ультиматум Лугарда. Ультиматум был отклонен. Тогда Лугард послал на Булингугве 100 суданских аскари с пулеметом под командованием своего офицера, они разбили защитников острова, разнесли сам остров, но Мвангу так и не заполучили. Кабака бежал вместе с Хиртом на один из островов Сесе.
Впоследствии они оба оказались на территории Германской Восточной Африки. (Этот факт, заметим, обычно оставался за пределом поля зрения историков. Считалось, что Мванга до возвращения в Менго в конце марта 1892 года пребывал на островах Сесе.)
Но вот перед нами целый ряд документов, рассказывающих о новом туре политики лавирования кабаки Буганды Мванги.
Из отчета фельдфебеля Кюне начальнику германского гарнизона в Букобе от 5 февраля 1892 года следует, что Кюне нашел Мвангу и Хирта на одном из островов посреди озера Виктория и 1 февраля они все вместе на лодках прибыли уже на территорию Германской Восточной Африки.
Кюне, в частности, писал своему начальнику следующее: «Мванга категорически отказывался принять английский флаг, многократно отклоняя это предложение. Петере, как рассказал мне Мванга, якобы сказал ему, что вскоре Уганда получит немецкий флаг и он должен обороняться до последней капли крови. Он очень высоко ставит немцев: когда я показал ему портрет нашего обожаемого кайзера Вильгельма II, он сказал мне: „Да, от этого могущественного кайзера вадойчи (немцев, на суахили. — А.Б.) я хочу получить флаг“»{37}.
Мванга, конечно, менее всего хотел установления чужеземного господства над Бугандой. Ему нужно было любым способом избавиться от Лугарда. Но немцы не оказали ему помощи: в Берлине в то время не хотели столкновений с Лондоном.
Но вернемся к Лугарду, который понимает, что кабаку необходимо вернуть, о чем пишет в Лондон: «Ситуация критическая, тем более что я вижу совсем мало надежды на то, что сумею заставить короля вернуться, а если он не сделает этого, маленькая партия (протестантская) наших союзников постепенно улетучится и дезертирует к королю»{38}.
Ему же не остается ничего иного, как обратиться с письмом к германским властям в Восточной Африке, в котором он просит обеспечить безопасность Мванги и вернуть его в Буганду, а также задержать у себя епископа Хирта, который, как он полагает, оказывает влияние на Мвангу и не дает ему вернуться. Сам Мванга, уверяет Лугард, «очень хочет вернуться». Англичанин выражает готовность пойти на компромисс, обещая «вернуть ему все права и прежнее влияние». В таком же духе он пишет и Мванге.
А что же Мванга, поддался на эту удочку? Поддался. Не найдя ни помощи, ни сочувствия у немцев (в отличие от Лугарда), в конце марта 1892 года он вновь оказался в Менго. Причем, по свидетельству современника, одного из Белых отцов, с тех пор «он стал похож более на пленника, чем на кабаку Буганды».
Впоследствии Мванга писал: «Я получил множество писем от капитана Лугарда и протестантов, в которых меня просили вернуться и писали, что я смогу выбрать любую религию, которая мне понравится. Но когда вернулся, все католики были изгнаны, да и мои слуги тоже. Никого не осталось, кроме меня, и протестантские вожди приходили каждый день и уговаривали стать протестантом».
Выхода не было. Мванге пришлось и стать протестантом, и подписать 11 апреля 1892 года новый договор с Лугардом, окончательно закрепивший господство компании в Буганде. С этого момента он оставался кабакой лишь номинально, у власти укрепилась покорная англичанам олигархии бами-протестантов.
Как номинальный кабака Буганды, Мванга подпишет еще многое против своей воли, в том числе договоры с Дж. Порталом и полковником Колвайлом в 1893 и 1894 годах, последовательно закреплявшие британский протекторат над Бугандой.
Вскоре после подписания договора с Лугардом кабака вынужден написать под его диктовку и подписать письмо, которое как бы подводит итог его лавированию в переписке «на высшем уровне», — письмо к королеве Виктории от 17 июня 1892 года. Что же пишет ей Мванга? Он… благодарит ее за «посылку представителей компании (читайте — Лугарда), чтобы урегулировать положение в стране», и далее умоляет ее не отзывать компанию (т. е. того же Лугарда) обратно: «Если Вы отзовете компанию, мой друг, страна моя наверняка будет разорена, в ней вспыхнет война». Лугарду нужно было такое письмо, ибо компания к тому времени обанкротилась и Лондон упорно отзывал его домой. Вот он и заставил Мвангу это написать. Мванге, боровшемуся до конца за независимость Буганды, неоднократно призывавшему всех возможных и невозможных властителей Западной Европы составить противовес Великобритании в Буганде, быть коллективными гарантами независимости его страны, пришлось в конце письма к британской королеве заявить: «Я и мои бами приняли английский флаг, как и народ Индии. Мы хотим, чтобы англичане наводили у нас порядок»{39}. Но это еще не конец истории Мванги. И даже не конец маленького «почтового романа», прочитанного в Потсдамском архиве.