Мутеса, Спик и ислам
Мутеса, Спик и ислам
19 февраля 1862 года. Буганду всколыхнуло необычайное событие — в столицу прибыл совершенно белый человек. Таких светлокожих там до тех пор никогда не видели, и толпы людей сбегались посмотреть на это чудо. Все побаивались белого человека, сначала думали, что это — просто альбинос, но черты его лица отличались от местных альбиносов, да и говорил он на непонятном языке. Тогда решили, что он — потомок династии Бачвези — людей с более светлой кожей, но пришел он не с севера, как Бачвези, а с юга.
Это был известный английский путешественник и исследователь Африки Джон Хеннинг Спик, искавший истоки Нила в 1860–1863 годах вместе с Дж. Грантом. Обойдя озеро, названное им в честь королевы Виктории, с юга и запада, он открыл вытекающую из него реку Виктория-Нил, считающуюся основным истоком Белого Нила, и в книге «Открытие истоков Нила», вышедшей в 1863 году в двух томах, описал свое путешествие.
Вот как описывал Спик свою первую встречу с Мутесой: «Мне сообщили, что великий король уже сидит на троне в своей хижине для приемов, и я направился туда со шляпой в руке в сопровождении почетного эскорта, идущего „свободным строем“, за которым, в свою очередь, шли носильщики, несущие мои подарки. Я не подошел прямо к нему, как бы для рукопожатия, а прошел за ряды сидевших на корточках с трех сторон вакунгу (бакунгу. — А.Б.), одетых в шкуры, в основном коровьи; несколько из них к тому же были опоясаны вокруг талии леопардовыми шкурами — знаком королевской крови. Здесь мне следовало остановиться и сесть под палящим солнцем, и я надел шляпу и поднял свой зонтик, что их всех удивило и рассмешило, и уселся смотреть этот романтический спектакль. Я никогда не видел более театрального зрелища! Король, молодой человек приятной наружности, высокий, с хорошей фигурой, лет двадцати пяти, сидел на красном одеяле, покрывающем квадратное возвышение из королевской травы, тщательно одетый в новое мбугу (длинное одеяние из луба. — А.Б.). Волосы на его голове были коротко подстрижены, но на макушке зачесаны в высокий валик, идущий по всему затылку как петушиный гребень. Его шею украшало большое кольцо из разноцветных бисеринок, составляющих элегантные узоры. На одну руку было надето украшение из бисера, а на другую — амулет из дерева и змеиной шкуры, на каждом пальце его рук и ног — чередующиеся латунные и медные кольца, а над лодыжками, до середины икр, — чулки из очень красивого бисера. Все было легким, симпатичным и в своем роде элегантным, его обмундирование отличалось поразительным вкусом. Вместо платка ему служили прекрасно выделанный кусок лубяной материи и кусок шелка с золотым шитьем — ими он постоянно закрывал свой большой рот, когда смеялся или вытирал его, выпив пальмового вина, глотки которого он делал все время из симпатичных маленьких калебас»{3}.
Спик провел в Буганде около пяти месяцев, он подружился с намасоле, матерью кабаки, и часто встречался с самим Мутесой. О чем же они говорили? Мутееа дал волю своей любознательности и много расспрашивал своего гостя. Кабаку интересовало все: что такое Европа, какие есть там государства, как они устроены, каковы повадки тамошних королей.
Он спрашивал, какие дома строят в Европе, как там одеваются, каковы там формы брака и о многом, многом другом. Так Мутеса получил первые сведения о том мире, с которым его народу предстояло столкнуться впоследствии. Беседы касались христианской религии, и есть сведения, что именно Спик посоветовал Мутесе пригласить в свою страну христианских миссионеров. Но в 60-е годы миссионеры еще не были готовы к подобной акции — Буганда всерьез заинтересует Британию лишь десятилетие спустя. Да и Мутеса пока не особенно нуждался в пришельцах из Европы.
Придворные кабаки относились к Спику с большей опаской, чем сам правитель Буганды. Спик не раз просил намасоле, чтобы его переселили поближе к дворцу кабаки, ведь ему отвели хижину в отдалении. Но придворные опасались как за самих себя, так и за кабаку и не разрешили Спику жить вблизи от резиденции Мутесы.
Уходя из Буганды, Спик оставил Мутесе ценный подарок — семнадцать ружей. Мутеса раздал эти ружья своим самым знатным и любимым вельможам. Эти ружья так и стали называться в Буганде — спик. Таким образом, память о Спике осталась в стране надолго.
Следующий европеец посетил страну Мутесы лишь через двенадцать лет. А пока… Мутеса пытается превратить свою страну в мусульманскую — сам исповедует ислам и требует того же от своих придворных. Его пажи подвергаются обрезанию. Он соблюдает мусульманские обычаи, в частности рамазан. Однако вдруг, в начале 70-х годов, отходит от мусульманства и возвращается к вере в традиционных богов Буганды: всемогущего Катонду — создателя всего сущего, Мукасу — бога богатства и плодородия, Кибуку — бога войны. Когда же его придворные-мусульмане отказались есть говядину со стола кабаки, поскольку убивал корову «неверный», «язычник», то кабака пришел в ярость и приказал заживо сжечь около двухсот человек.
Отношение Мутесы к религиям может быть понято в контексте мировых событий, затрагивавших судьбу Межозерья. В 1870 году на юге Судана была создана египетская провинция Экватория, в которую англичане, стоявшие на службе хедива Египта, включили и часть земель Межозерья. Первый губернатор Экватории С. Бейкер нарушил покой северного соседа Буганды Буньоро уже в 1872 году. Сначала он попытался склонить правителя Буньоро Кабарегу к мирному подчинению Экватории, а затем перешел к военным действиям. В 1874 году в Экватории власть переменилась — губернатором там стал Ч. Гордон. В том же году летом он послал к Мутесе своего эмиссара, полковника Шайе Лонга, предложив кабаке добровольно признать власть Экватории. Мутеса на это не пошел. Баганда запомнили посещение полковника потому, что впервые увидели живую лошадь.
Таким образом, перед Мутесой встала дилемма: способствовать дальнейшему распространению ислама означало укрепление отношений с султаном Занзибара, вводить в Буганду навязываемое европейцами христианство — заручиться поддержкой европейских государств. Хотя Занзибар близко, а Европа далеко, Мутеса, видимо, осознал, что Европа сможет ему больше помочь. Кроме того, человек из Европы, которого он увидел следующим, пришел опять с юга, а не с севера и не требовал признавать ничью власть над Бугандой. А вдруг он поможет в борьбе с теми, кто нарушает спокойствие страны с севера?