7
7
Вы, вероятно, обратили внимание, что Петр I не присутствовал на церемонии сдачи Азова, когда к ногам победителей склонялись турецкие знамена. Не было его и на торжественном пире в шатре генералиссимуса. В эти радостные дни царь не покидал борта своей галеры «Принципиум», как бы намеренно подчеркивая, что честь победы над Азовом принадлежит Алексею Семеновичу Шеину. Более того, царь пишет письмо в Москву об организации торжественной встречи: «Понеже писано есть: достоин есть делатель мзды своея, того для мню, яко удобно к восприятию господина генералисима и протчих господ, в толиках потах трудившихся, триумфальными портами (воротами) почтити». Во время торжественного вступления полков в Москву 30 сентября 1696 года генералиссимус Алексей Семенович Шеин ехал верхом, перед ним шли две роты трубачей, несли большое царское знамя, а сам Петр в скромном мундире морского капитана, с протазаном в руке шел пешком за каретой адмирала Лефорта, как бы подчеркивая, что его заслуги сводятся лишь к участию в морских сражениях на подступах к Азову. Наверное, это было справедливо.
Именно такая оценка роли генералиссимуса во взятии Азова содержалась в письме Петра I, направленном патриарху Андриану: осада велась «промыслом и усердно-радетельными труды боярина нашего и большого полку воеводы Алексея Семеновича Шеина», и «азовские сидельцы боярину нашему и большого полку воеводе Алексею Семеновичу Шеину город Азов со знамены, и с пушки, и с пороховою казною, и со всем, что в нем было припасов, отдали». Оценка, как говорится, не вызывающая двойственного толкования.
26 декабря 1696 года в Кремлевском дворце состоялось торжественное награждение победителей. Генералиссимусу А. С. Шеину и генералам была прочтена «сказка» с царскими «похвалами» за их «службы» в Азовском походе и объявлены «жалования». Алексей Семенович Шеин получил золотую медаль в тринадцать золотых червонцев, кубок «с кровлею» (крышкой), кафтан «золотный» (парчевый) на соболях, «придачу» к денежному жалованью в двести пятьдесят рублей и Барышскую слободу в Алатырском уезде. Так щедро больше никто не был награжден; даже Лефорт, любимец царя и адмирал (сравнимый чином с командующим сухопутной армией!), получил почти вдвое меньше: золотую медаль в семь червонцев, кубок, кафтан и сто сорок дворов в вотчину. Генералы Гордон и Головин, тоже отличившиеся под Азовом, должны были удовлетвориться золотыми медалями в шесть червонцев и сотней крестьянских дворов в вотчину, а рядовые солдаты и стрельцы — «золотой копейкой».
Как сложилась дальнейшая судьба генералиссимуса Шеина, вдруг оказавшегося на самой вершине воинской славы?
Правительство предполагало, что Турция попытается вернуть Азов, поэтому на следующий же день после сдачи крепости по приказу Петра I инженер де Лаваль начал составлять план восстановления и создания новых укреплений по всем правилам тогдашнего военного искусства. Через три дня план был готов и представлен на утверждение царю. Предполагалось возвести пять каменных бастионов с равелинами, а на противоположном берегу реки Дона, против Азова, отдельный форт. Немедленно начались строительные работы, в которых приняла участие вся армия. Трудились день и ночь, даже в праздники, и к середине августа Азов, теперь уже русская крепость, был готов встретить врага. Грозно высились каменные бастионы, на которых стояли пушечные батареи. У их подножия свежей глиной желтели откосы рва. Над восстановленной бывшей мечетью подняли православный крест, и уже проводились первые христианские богослужения.
После ухода армии в Азове остался сильный гарнизон из выделенных полков дивизий Лефорта, Гордона, Головина и Ригемана. Покорители Азова стали его защитниками. Всего гарнизон насчитывал пять тысяч пятьсот девяносто семь солдат и две тысячи семьсот девять стрельцов — этого было вполне достаточно для защиты крепости. Воеводой в Азове оставили стольника князя П. Львова, а с ним дьяков В. Русинова и И. Сумороцкого.
Но Петр 1 считал, что для прочного закрепления в низовьях Дона и на Азовском море необходимо окружить Азов цепью крепостей и построить морскую гавань в Таганроге (место для гавани он выбрал лично). Кроме того, летом ожидался демарш турецко-татарской армии — примириться с потерей Азова султан конечно же не сможет!
Следовательно, нужно готовиться к летней кампании 1697 года и вновь посылать к Азову сильную армию.
На этот раз не было сомнений в выборе главнокомандующего — им мог стать только Алексей Семенович Шеин. 6 января 1697 года назначение состоялось. Учитывая предстоящие большие и сложные фортификационные работы, в помощь генералиссимусу был придан генерал Гордон, опытный военный инженер. Гордон писал в своем дневнике: «6-го в среду рано утром я был вызван ко двору и получил приказ итти в Азов с боярином А. С. Шеиным». Шеин возглавил Пушкарский приказ, а затем еще два военных приказа — Иноземный и Рейтарский, получив, таким образом, всю полноту военной власти в стране.
Сборы проходили быстро, без пресловутой московской волокиты, в чем не без оснований можно увидеть твердую руку нового командующего.
10 января шести московским стрелецким полкам было «сказано» идти в Азовский поход.
22 января был объявлен поход в Азов московскому дворянству.
Готовились к походу солдатские полки.
Всего армию Шеина предполагалось составить из тридцати семи тысяч четырехсот семидесяти пяти человек, фактически же в ней оказалось тысячи на четыре меньше: дворянская конница — шесть тысяч четыреста девятнадцать человек, два московских выборных солдатских полка Лефорта и Гордона — девять тысяч шестьсот двадцать пять человек, пять полков городовых солдат — четыре тысячи пятьсот человек, шесть стрелецких полков — четыре тысячи восемьсот восемьдесят один человек, два смоленских полка — девятьсот тридцать шесть человек, казаков и калмыков — семь тысяч восемьсот девяносто два человека.
Значительное количество конницы (немногим меньше половины армии) вполне объяснимо: именно конница нужна была для войны в степях с крымскими татарами, для охраны дорог и обозов. Штурмовать новые турецкие крепости никто не собирался, война предполагалась чисто оборонительного характера: прочно закрепить за Россией Приазовье. Поэтому не нужна была Шеину тяжелая осадная артиллерия.
Генералиссимус получил приказ закончить укрепления Азова, построить против города на северной стороне Дона новую крепость, устроить гавань в Таганроге и соорудить для защиты города крепость Троицы и форт Павловский на Петрушинской косе.
Был еще один «наказ», грандиозный, но, к сожалению, неосуществимый: прорыть канал между Волгой и Доном на месте старинного казачьего «волока». Весной 1697 года для этого строительства было даже собрано двадцать тысяч землекопов, назначен инженер — иностранец Бреккель.
Еще одна армия, под командованием князя Я. Ф. Долгорукова, формировалась в Белгороде. Ей предназначалась вспомогательная роль — отвлекать на себя силы крымского хана и турецких пашей, стоявших гарнизонами в приморских городах. Такой же приказ получил гетман Мазепа.
«Цесарский» посланник при русской армии Плейер доносил в Вену: «Белгородской и гетманской армии предписано приблизиться к Крыму и удержать татар от всякого соединения с турками. Однако в этом году решено воздержаться от всякого наступления, разве что только представится случай покорить в подданство его царского величества кубанских и приазовских татар, — и по возможности заняться укреплением Азова и других лежащих при Черном море мест».
Генералиссимусу Шеину предстояло действовать совершенно самостоятельно: в марте 1697 года Петр I отбыл в Европу с Великим Посольством. Но царь постоянно интересовался азовскими делами и получал донесения от Шеина. Из этих писем мы узнаем и о ходе подготовки похода, и о военных действиях. 8 апреля в Риге царь получил почту из Москвы, датированную 26 марта 1697 года, в которой сообщалось, что генерал Гордон выступит в поход на следующий день, что царские распоряжения о постройке Таганрога приняты к исполнению, что сам Шеин собирается в путь, но Большая казна скупится на деньги для «ратных людей», что полтавские казаки разгромили большую крымскую орду, приблизившуюся к русским владениям.
Русская армия во главе с воеводой Шеиным подошла к Азову в середине июня и расположилась «обозами» на тех же укрепленных местах, где стояли полки во время осады. Сразу же были выделены большие отряды для строительства новых укреплений; все работы проводились под охраной солдатских полков и конницы. 20 июня на горе за Азовом, над рекой Доном, был заложен земляной городок Алексеевский, 4 июля — Петровский на Каланчинском острове. Множество людей работало в Таганроге и на строительстве форта Павловского в пяти верстах от него, на Петрушинской Губе. Вытягивался в море мол для гавани: в огромные деревянные ящики насыпали камни, которые затем погружали в воду.
По степям ездили казачьи сторожевые станицы, предупреждающие неожиданное нападение турок и крымских татар; опытный воевода не верил, что султан и хан будут спокойно смотреть, как закрепляются русские на отвоеванной приазовской земле. Так оно и случилось. Нападение последовало, но не со стороны Крыма, как ожидали русские военачальники, а со стороны Кубани, из турецких владений на Северном Кавказе и черноморском побережье.
20 июля из степи вдруг показалась большая конная орда. Барабанщики в русском лагере под Азовом ударили тревогу. Но пока собирались под своими полковыми знаменами солдаты, двухтысячный отряд татарской конницы с налета ворвался в лагерь, смертоносным вихрем промчался между палатками и почти без потерь вырвался обратно в степь.
Но главные силы турецко-татарского войска, насчитывавшего до двенадцати тысяч конницы и пять тысяч пехоты, русская армия встретила во всеоружии. Плотными рядами стояли солдатские и стрелецкие полки, в передовую линию выдвинули многочисленные полковые пушки. Татарскую конную лаву встретили картечью, непрерывным мушкетным огнем, и она отхлынула. Неудачными оказались и атаки турецких янычар. Дело даже не дошло до рукопашной схватки — все решил «огненный бой».
В безуспешных атаках турки и крымцы потеряли около двух тысяч человек и поспешно отступили в степь. Это оказалась единственная попытка противника помешать фортификационным работам.
Первое донесение о победе — краткую «цыдулку», посланную Шеиным из-под Азова в Москву и тут же отправленную Виниусом дальше, к царю, — Петр I получил в Амстердаме только 2 сентября — так долго шла почта в те времена. Подробный же «сеунч» боярина Шеина, поступивший в Москву 8 августа, царю доставили 9 сентября. В нем особо подчеркивалась роль артиллерии в сражении. Русские пушкари, обученные полковником Граббе, подпустив неприятеля поближе, открыли прицельный огонь картечью, чем нанесли ему огромные потери. Битва продолжалась десять часов — с раннего утра до позднего вечера. Это был не кратковременный налет, характерный для быстрой крымской конницы, а упорное полевое сражение. Чувствовалась направляющая рука опытных турецких пашей! Но все их усилия и яростные атаки янычар оказались бесполезными. Русские полки стояли непоколебимо, огрызаясь картечью и мушкетными пулями. Перед русской «стройной ратью» ярость азиатской орды оказалась бессильной…
Интересны сведения беглецов из турецкого плена. Оказывается, турки готовились к демаршу под Азов давно. Весной 1697 года к Черной Протоке, северному рукаву реки Кубани, приходил турецкий флот из тридцати четырех галер, высадил большой десант. Турки построили на Черной Протоке земляной городок с дубовым острогом, названный Алиевым. Стало понятно, откуда пришло к Азову турецко-татарское войско. Но больше турки из Алиева не выходили, сидели тихо. Более того, воевода Шеин сумел привести к покорности ногайцев и татар, кочевавших в прикубанских степях.
В том же году русские полки из Белгородского «разряда» ходили походом на Кызы-Кермен и Таван, в низовья Днепра. Оба городка были взяты, в них оставлены русские гарнизоны. Турки направили для их возвращения большую армию под командованием крымского хана и белгородского паши. Но на помощь таванскому гарнизону успели подойти два полка — стрелецкий полк Ельчанинова и казачий полк Лубенского. Таванский воевода думный дворянин Бухвостов, получив подкрепление, отклонил турецкое предложение о сдаче города, отразил несколько приступов, а 10 сентября предпринял смелую вылазку и разбил противника. Турецкая армия отступила к Очакову.
Боярин Шеин в это время находился с полками в Валуйках и внимательно следил за развитием событий. Только получив известия об отступлении турок, он направился в Москву.
Петр I сразу понял все значение Тавана, занятого русским гарнизоном: взятие Азова отняло у султана Дон, утверждение в Таване позволило бы держать под контролем устье Днепра. Разрабатывая планы военной кампании на будущий год, Петр позаботился о том, чтобы белгородский воевода Долгоруков послал туда подкрепления («людьми их доволим»). Гетману Мазепе предписывалось «плавным ходом» по Днепру занять город раньше, чем туда подойдут турки. В помощь инженеру, который занимался укреплением Тавана, был послан еще один инженер — Индрик Колцман. Глава Разрядного приказа Т. Н. Стрешнев заверял царя: «И о сем вашей милости доношу: чаять, мошно тот город Тованской и гораздо уберечь от неприятеля; и сумневатца много не изволь, потому людей не мало с нашими будет, и притить мошно в городу рано, и неприятель каков — то видели летось: мочно им отпор дать!»
Другая забота Петра — новые гавани на Азовском море. Дело это было поручено боярину А. С. Шеину, которому посланы специальные «статьи», одобрявшие выбор для гавани устье реки Миуса. По этому поводу между царем, находившимся в Голландии, и воеводой завязалась оживленная переписка. Сохранилось одно из писем Шеина:
«Мой милостивый государь, писание твое, которое писано генваря 7-го (1698 год), до меня отдано февраля в шестой день. Изволил, милость твоя, потвержать о гаване третьим письмом, что лутче на Миюсе и работы менши. Известно милости твоей, как в прежних своих писмах, так и ныне предлагаю, избрав лутчее место ко оному гавану, велим работать, чтобы нынешнея лето без труда не пропустить».
Но планам создания гавани на Азовском море тогда не суждено было сбыться. Весной 1698 года начались волнения стрельцов, и боярин А. С. Шеин, как фактический глава военного ведомства, задержался в Москве.
О восстании стрельцов в 1698 году написано много, поэтому можно ограничиться беглым изложением событий по донесению князя Ф. Ю. Ромодановского, направленному царю.
11 июня 1698 года в Разрядный приказ явились четыре капитана из четырех стрелецких полков, которые были переведены из Азова на литовскую границу. Они сообщили, что 6 июня, дойдя походом до реки Двины в Торопецком уезде, стрельцы взбунтовались, сместили своих полковников, отобрали у них знамена, пушки, всякие полковые припасы, подъемных лошадей, денежную казну. Офицеры пробовали уговорить взбунтовавшиеся полки продолжать поход в указанное место, но те категорически отказались, объявив, что пойдут только в Москву, к своим дворам и семьям. В каждом полку стрельцы выбрали «начальных людей», по четыре человека «от своей братьи», а «полковником, и подполковником, и капитаном от полков отказали».
Со знаменами и пушками взбунтовавшиеся полки двинулись по Московской дороге; тех стрельцов, которые не хотели нарушать приказ, повели с собой насильно, под караулом.
В Москве собралась Боярская Дума, которая выслушала рассказ четырех капитанов и познакомилась с письмами, присланными стрелецкими полковниками. Положение складывалось тревожное. В Москве ходили слухи, что стрельцам велела идти на столицу сама царевна Софья, заточенная в Новодевичьем монастыре (что впоследствии вполне подтвердилось). Требовались решительные военные меры, чтобы подавить мятеж.
Бояре приговорили: против мятежников идти из Москвы в войском боярину и воеводе Алексею Семеновичу Шеину. Иного выбора быть и не могло — Шеин оказался самым авторитетным и высшим по положению воеводой. Под его команду отдавались все военные силы, оказавшиеся в столице: солдатские полки, московские дворяне, включая отставных и «недорослей».
Первым выступил 13 июня во главе Бутырского солдатского полка генерал Гордон. Он встал лагерем в Тушине, прикрывая столицу. 16 июня, когда собрались остальные «ратные люди», покинул Москву и воевода Шеин. С ним находились Преображенский, Семеновский и Лефортов полки. Общая численность армии (вместе с Бутырским полком) составила всего две тысячи триста солдат и московских дворян. Правда, по деревням разослали грамоты с предписанием дворянам тотчас же явиться под команду боярина и воеводы Шеина, но успеют ли они? А пока в войско были включены московские подьячие, дворовые и «конюшенного чина люди».
Между тем 17 июня стало известно, что стрелецкие полки с «нарядом» уже подошли к Волоку Ламскому, что в девяноста верстах от столицы, и было их более двух тысяч.
Быстрыми маршами воевода повел свое войско по Волоколамской дороге. Встреча произошла 18 июня в сорока шести верстах от Москвы, около Воскресенского монастыря (Новый Иерусалим). На одном берегу реки Истры раскинулся стрелецкий лагерь, окруженный телегами, к другому берегу подступили солдатские полки, выкатили вперед двадцать пять пушек. В исходе сражения воевода не сомневался. В его распоряжении были отборные, закаленные в сражениях полки, полное превосходство в артиллерии. Но все-таки Шеин попробовал уладить дело миром. К стрельцам для переговоров выезжали генерал Гордон, князь Кольцов-Мосальский…
Тщетно!
Стрельцы уже строились в боевые порядки, выкатывали вперед пушки, явно готовясь к сражению…
Тогда Алексей Семенович Шеин приказал канонирам открыть огонь…
Потребовалось всего четыре пушечных залпа, чтобы стрельцы в беспорядке побежали. Следом пустилась дворянская конница. Беглецов ловили и сгоняли в лагерь.
Боярин Шеин сам проводил розыск зачинщиков. По словам современника, он «разбирал и смотрел у них, кто воры, и кто добрые люди и которые в Москве бунт заводили; и после того были розыски великие и пытки им, стрельцам, жестокие и по тем розыскам многие казнены и повешены по дороге; остальных разослали в тюрьмы и монастыри под стражу».
Казалось, боярин сделал все возможное: разгромил мятежников и наказал зачинщиков, недаром уцелевшие стрельцы шептались «по шинкам», что боярина-де Шеина надобно поднять «на копья»…
Но срочно возвратившийся из-за границы царь проявил недовольство. На пиру он вдруг объявил Шеина взяточником и даже бросился на него со шпагой. Лефорту с трудом удалось успокоить разгневанного Петра.
Действительные причины царской немилости становятся понятны из одной рукописи о стрелецком мятеже: «Генерал Шеин получил строгий выговор за продажу военных должностей недостойным людям, а более всего за излишнюю поспешность при осуждении бунтовщиков, не оставя даже начальников и причастных тайне заговора, которые могли бы еще более объяснить дело. Царь сказал ему, что он поступил при сем случае как добрый солдат, но как дурной политик». Так что вспышка царского гнева не была случайной. Современник писал, что Шеин «находится в величайшем страхе, так как состоит у его царского величества в подозрении, потому что он слишком быстро подверг смертной казни мятежных стрельцов и тем устранил возможность дальнейшего допроса».
Карьера боярина Шеина была подорвана, хотя формально он и оставался главой Разрядного, Пушкарского, Иноземного и Рейтарского приказов. В «боярском списке» его фамилия числилась среди бояр, которым «велено жить в деревне до указу». В марте 1699 года он, правда, был вызван для похода в Воронеж. В записках И. Желябужского значится: «По именному его великого государя указу пошли на Воронеж бояре: А. С. Шеин, князь Ю. С. Урусов, Ф. А, Головин, Т. Н. Стрешнев, Л. К. Нарышкин; ближние стольники: князь Ф. Ю. Ромодановский, И. И. Бутурлин, генерал А. М. Головин». Однако, когда в Турцию отправился посол думный дьяк Е. И. Украинцев, воевода оказался не у дел. Командовал экспедицией генерал-адмирал Головин, его заместителем стал адмирал Крюйс, нанятый в Голландии. Шеин просто сопровождал царя в свите других знатных бояр. Положение для известного полководца унизительное…
Миссия Е. И. Украинцева, отправившегося в Константинополь на сорокашестипушечном корабле «Крепость», как известно, окончилась успешно. 3 июля 1700 года был заключен мирный договор с Турцией, закрепивший Азов за Россией. Создались внешнеполитические условия для войны со Швецией за выход к Балтийскому морю.
Но Алексей Семенович Шеин до Северной войны не дожил. 12 февраля 1700 года он неожиданно умер и был похоронен в Троице-Сергиевой лавре. На надгробии полководца не нашлось места для записи его последнего, высшего воинского звания — генералиссимуса…