1

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1

Чигиринские походы воеводы Григория Ромодановского остановили турецкую агрессию на днепровском рубеже. Огромная цена, уплаченная турецкой армией лишь за развалины Чигирина, заставила султанских стратегов и дипломатов серьезно задуматься. Россия оказалась недосягаемой для османского воинства — сражения прогремели далеко от коренных русских земель. Дальнейшее наступление в этом направлении показалось султану бесперспективным, и он пошел на заключение мира с Российским государством. Над Польшей и Австрией, ничем не помогавшими России во время нашествия на Правобережную Украину, вновь нависла турецкая угроза.

Польский король Ян Собеский в 1683 году заключил союзный договор с империей Габсбургов для совместной войны против Турции. И Польша, и Австрия всячески старались привлечь на свою сторону военные силы России, вдруг вспомнив о братстве «христианских государей». В Москву зачастили польские и «цесарские» посольства.

Русское правительство рассматривало договор с султанской Турцией как временную передышку. По-прежнему Украине и всем южным уездам России угрожал крымский хан, вассал турецкого султана. Турецкие гарнизоны стояли в многочисленных крепостях на северном побережье Черного моря. Турки и крымские татары напрочь отрезали Россию от Черного моря, и только быстрые струги донских и запорожских казаков изредка ухитрялись прорваться на морские просторы. Никакая великая нация не могла долго терпеть такую изоляцию от морских путей. Таким образом, долговременные стратегические интересы подталкивали Россию к сближению с антитурецкой «Священной лигой», в которую вошли Австрия, Польша и Венеция.

Но этому сближению мешала неуступчивость польского короля, который никак не желал закрепить заключением «Вечного мира» воссоединение Украины с Россией и возвращение смоленских и других западно-русских земель. Русским посланникам в Варшаве И. Чаадаеву и Л. Голосову был дан категорический «Наказ»: «Без вечного мира и без уступки городов и всее Украины и Запорожия чинить ныне союз невозможно!»

Политическая близорукость и эгоизм польского короля обернулись трагедией для самой «Священной лиги». В августе 1683 года турецкие полчища вторглись в Австрию, осадив Вену. Правда, польско-имперским войскам во главе с Яном Собеским удалось 12 сентября разгромить осадную армию, но Турция быстро оправилась от поражения и продолжала войну.

В 1684 году в Москву прибыло императорское посольство — посредничать в заключении мира между Россией и Польшей. Приезжали и польские посольства. Но переговоры шли туго. Русские дипломаты не отступали от своих требований, поляки не шли на уступки. Так, в бесплодных переговорах, прошел 1685 год.

В начале 1686 года в Москву прибыли полномочные польские послы К. Гримультовский и М. Огинский. Несколько месяцев продолжались переговоры, которые с русской стороны возглавлял князь В. Голицын, фаворит царевны Софьи и фактический правитель государства. Наконец, 6 мая 1686 года «Вечный мир» был подписан. Условия его в обобщенном виде содержатся в сочинении Франца де ла Невиля «Любопытные и новые известия о Московии»:

«Поляки отказались от своих притязаний на Украину, или казацкие земли, на герцогство Смоленское и другие области, завоеванные московитами, а цари обязывались за то напасть на перекопских татар и препятствовать их вторжениям в Польшу».

Фактически это было обязательство начать войну с Крымским ханством и стоявшей за его спиной султанской Турцией…

На личности француза де ла Невиля следовало бы остановиться особо, потому что к его «Известиям» мы будем неоднократно возвращаться при описании Крымских походов.

Официально де ла Невиль входил в польское посольство, но есть основание полагать, что одновременно он являлся агентом французского короля и иезуитом. Отсюда его широкие связи с иностранцами, находившимися на русской службе, в том числе с генералом Патриком Гордоном. В 1689 году де ла Невиль провел несколько месяцев в Москве, встречался с князем В. Голицыным, А. Матвеевым, другими государственными деятелями и воеводами, то есть получал сведения, как говорится, из первых рук. Возможности получения информации у него были большие, и это определяет ценность «Известий» для историков.

Восьмидесятые годы XVII столетия обычно представляются из исторических сочинений, как время внутреннего «неустроения государства Российского», обусловленного правлением царевны Софьи, захватившей власть при законных царях Иване и Петре Алексеевичах, и связанной с этим борьбой придворных группировок за власть; как время стрелецких мятежей и обострения классовой борьбы. Все это имело место. Но одновременно это время было временем военных реформ, создания современной европейской армии, из которой, естественно, выросла регулярная армия Петра I. К тому моменту, когда Россия должна была вступить в войну с Крымским ханством и Турцией, эти реформы уже принесли свои плоды.

Изменения в русской армии произошли весьма существенные. От прежней системы полков (большой полк, полки правой и левой руки, сторожевой и «прибылый» полки) завершился переход к системе «разрядов» — военно-территориальных округов. В них формировались воеводские или генеральские полки (которые можно сравнить с позднейшими дивизиями), в свою очередь включавшими в себя рейтарские, драгунские, солдатские и стрелецкие полки во главе с полковниками и стрелецкими головами (позднее — тоже полковниками). Эти полки и формировали действующую армию. Например, армия князя Черкасского в 1679 году состояла из большого полка в составе трех воеводских полков, из четырех «разрядов» (Новгородского, Казанского, Рязанского и Белгородского) по два воеводских полка в каждом и из отдельных отрядов.

Прежняя сотенная система решительно заменялась на новую, полковую и ротную, с соответствующими чинами командиров. В 1680 году был издан указ, по которому велено «быть из голов в полковники, из полуголов в полуполковники, из сотников в капитаны», и служить «против иноземного чину, как служат у гусарских и у рейтерских, и у пеших полков тех же чинов, которыми чинами пожалованы ныне, и впредь прежними чинами не именоваться». Стрельцы, городовые казаки и «дети боярские» «расписывались» по полкам. Общее количество дворян и «детей боярских» в сотенной службе сократилось в два с половиной раза, их в массовом масштабе записывали в рейтары. Стрельцы (за исключением московских) стали использоваться в основном для гарнизонной службы, в боевых действиях они почти не участвовали.

Изменилось и центральное управление. Все «ратные люди» переходили в ведение трех военных приказов: Разрядного, Рейтарского и Иноземного. Правда, еще сохранялись Стрелецкий, Пушкарский, Оружейный и Казачий приказы, но прежнего значения они не имели.

Улучшилось и вооружение армии. Тяжелые фитильные пищали заменялись более удобными и дальнобойными мушкетами (в пехоте) и карабинами (в коннице), вместо фитильного вводился ударно-кремневой замок. Усилили артиллерию. По данным Разрядного приказа, в крепостях насчитывалось более трех с половиной тысяч пушек. Полевую армию обычно сопровождали в походах триста — триста пятьдесят орудий, причем артиллерию имел каждый полк. Появились «винтовальные» (нарезные) и «органные» (многозарядные) орудия, «пушечные гранаты». В «разрядах» требовали, чтобы у «ратных людей» было единообразное и хорошее оружие, чтобы «у гусар было по гусарскому древку да по паре ж пистолей, а у рейтаров по карабину да по паре ж пистолей, у всех свои добрые и к бою надежные кони, у стрельцов, солдат и у иных чинов пехотного строя людей мушкеты и бердыши были добрые». Полки имели единообразное обмундирование, различавшееся цветом воротников, шапок и сапог, свои знамена.

В полном смысле слова регулярной армией русское войско восьмидесятых годов назвать нельзя, потому что после походов рядовых и даже часть офицеров распускали по домам, оружие сдавалось на хранение в «государеву казну», а лошади — «на корм» в монастырские вотчины. Однако существенные шаги к созданию такой армии уже сделали.

Остро стоял вопрос о командном составе. В русской армии по-прежнему было около тысячи иностранных генералов и офицеров, но на ведущие командные должности они, как правило, уже не назначались, а использовались для обучения солдат. В 1682 году было отменено местничество, что открыло доступ к военной карьере способным неродовитым людям. Реформы Петра I только ускорили эти процессы, заметные еще в последней четверти XVII столетия. Тем не менее явно не хватало военачальников, способных стратегически мыслить, пользующихся авторитетом и у правительства, и у «ратных людей». Сошли со сцены «большие воеводы» совсем недавно прославившиеся в войнах с Польшей, Швецией, Турцией: одни состарились и умерли естественной смертью, другие погибли во время стрелецкого мятежа 1682 года, третьи не пользовались доверием царевны Софьи.

Вопрос о высшем командовании особенно остро встал накануне Крымского похода. Казалось естественным, что походную армию возглавит фактический правитель государства князь Василий Васильевич Голицын, который к тому же, по свидетельству де ла Невиля, уже занимал «место начальника Иноземного приказа, т. е. управление войсками, устроенными на иноземный манер, как то: солдатами, кавалерийскими и драгунскими полками». Не лишне отметить, что именно эти полки составляли главную боевую силу армии. О князе де ла Невиль был самого высокого мнения: «Этот князь Голицын, бесспорно, один из искуснейших людей, какие когда-либо были в Московии, которую он хотел поднять до уровня остальных держав. Он хорошо говорит по латыни и весьма любит беседу с иностранцами…»

Но все эти, столь импонирующие французу-иезуиту, качества не могли заменить способностей и призвания полководца. «Выбор полководца длился несколько времени. Князь Голицын многих назначал на эту должность, но все говорили, что если он заключил мир и союз с Польшею, то он должен взять на себя и труды похода, чтобы таким образом доказать, что завоевание Перекопа было действительно так легко, как он представлял его себе».

Видимо, князь достаточно трезво оценивал свои полководческие способности, опасался, что «вся ответственность за неудачу падет на него», и долго отказывался от почетного назначения. Интересно замечание по этому поводу де ла Невиля: «Бывши более великим государственным мужем, нежели полководцем, он предвидел, что отсутствие его из Москвы причинит ему более вреда, нежели принесло бы славу самое завоевание Крыма…»

Как бы то ни было, но «после многих и зрелых прений в военном совете определили послать многочисленное войско в Малую Татарию и выбрали князя Голицына большим воеводою, или генералиссимусом».

Это было почетное назначение, но кто же в действительности осуществлял военное руководство Крымским походом?

В документальных материалах названо несколько воеводских фамилий, но преимущественно в связи со сбором войска и с частными эпизодами войны. Так бывало всегда, когда армию возглавлял царь: все распоряжения отдавались от его имени, ему приписывалась и честь победы. Так случилось и на сей раз. Только вместо оставшихся в Москве малолетних «царей» Ивана и Петра все скрывала фигура «правителя» князя Василия Васильевича Голицына. Мы можем только гадать, кто были действительными военными советниками генералиссимуса, его ближайшим окружением.

Несколько яснее обстоит дело со Вторым Крымским походом. Царевна Софья торжественно встречала своего любимца у Серпуховских ворот, и с ним были удостоены встречи боярин Алексей Семенович Шеин, боярин князь Владимир Дмитриевич Долгоруков, стольник и воевода Василий Михайлович Дмитриев-Мамонов. Можно предположить, что именно они составляли «штаб» князя Голицына.

Помимо перечисленных имен в документах о Крымских походах чаще других упоминается воевода Борис Петрович Шереметев, будущий генерал-фельдмаршал петровской армии.

Если окинуть взглядом всю военную историю последних двух десятилетий XVII века, то становится ясно, что именно А. Шеин и Б. Шереметев заметны более других. «Последние могикане» XVII века, которых вскоре сменят «птенцы гнезда петрова…»

О них и будет наш рассказ.