5

5

Назначение боярина и воеводы Алексея Никитича Трубецкого в Брянск по местническому счету было незавидным. Гораздо почетнее, казалось, быть с царем «дворовым воеводой» или, как князь Черкасский, возглавить «большой полк» царского войска. Если учесть большое доверие и милость царя к Трубецкому (в списках бояр, удостоенных чести быть за царским столом, он неизменно указывался первым!), такое назначение, на первый взгляд, не совсем понятно. Но только на первый!

Узловым пунктом первого периода войны являлся Смоленск. Там находился сам Алексей Михайлович, а остальные воеводы были у него «под рукой».

Другой сложный узел войны, который следовало развязать как можно быстрее, — Украина. Там требовался командующий, имевший достаточный дипломатический опыт, самостоятельный в своих решениях, к тому же пользующийся полным доверием царя. Именно таким был Алексей Никитич Трубецкой, осмелившийся «по своему разумению, глядя по делу», корректировать прямые указания царя.

В «наказе» воеводе Трубецкому было велено захватить крепости южнее Смоленска, чтобы прикрыть левый фланг главной группировки русской армии и, вслед за этим, увлечь казачье войско Богдана Хмельницкого в дальний поход на южные области Польши. «Да указали мы тебе итить к Богдану Хмельницкому и промышлять вместе», — напоминал царь. Но Трубецкой на соединение с Богданом Хмельницким не пошел. Обстановка на Украине изменилась. Весной 1654 года, когда Трубецкой находился уже в Брянске, польско-литовские войска развили наступление на Украину. Двадцатитысячное королевское войско подступило к Белой Церкви. Шляхетская конница доходила «изгоном» до Умани и Ивангорода. Двигаться на Украину с полками означало надолго завязнуть там, тем более что Хмельницкий требовал «с нами сойтися под Киевом». Трубецкой ограничился отправкой в помощь гетману четырехтысячного отряда воеводы Шереметева, правда, выделив ему большое количество пушек, в которых особенно нуждались казаки.

Время показало правильность этого решения. Украинские казачьи полки сами остановили наступление польско-литовских войск, и 17 мая 1654 года гетман Богдан Хмельницкий уже имел возможность по приказу царя сам послать в Белоруссию двадцать тысяч казаков — Нежинский, Черниговский и Стародубский полки с наказным атаманом Иваном Золотаренко.

В июне 1654 года полки воеводы Трубецкого перешли «литовский рубеж» и двинулись на Рославль, прикрывая с юга главные силы русской армии, шедшие к Смоленску. Рославль взяли без боя, жители «встретили с честью, добили челом и город Рославль сдали» 27 июня. 12 июля после ожесточенного боя пал Мстиславль. Путь к Днепру был открыт. И вскоре Трубецкой вышел к реке в районе Шклова.

Стремительное выдвижение полков Трубецкого заставило отступить армию гетмана Радзивилла. Началось преследование, в котором участвовали полки Трубецкого и князя Черкасского. Им было велено постоянно «сноситься» друг с другом, чтобы не допустить удара польско-литовского войска по одному из русских отрядов.

Непосредственной целью Трубецкого являлся город Борисов на реке Березине. Царь Алексей Михайлович был настроен очень оптимистично. Он уже писал Трубецкому, как действовать после взятия Борисова: наступать на Минск, Люблин, Слуцк, Слоним и Брест! Царь надеялся, что Богдана Хмельницкого воодушевят победы русского оружия в Белоруссии, и он со всеми силами перейдет в наступление.

Но царские планы не сбылись. Богдан Хмельницкий не спешил к Луцку на соединение с Трубецким, да и самому князю до города было далеко. Он только-только переправился с обозами и артиллерией через Днепр и 12 августа штурмом взял Головчин.

Воевода считал главным не поход к Луцку на соединение с Богданом Хмельницким, что казалось маловероятным, а быстрейший разгром Януша Радзивилла, армия которого, пополнявшаяся за счет местных шляхетских отрядов, была единственной реальной силой Речи Посполитой на белорусском театре военных действий. И здесь Трубецкой с военной точки зрения был совершенно прав. Из Головчина он доносил царю:

«Радзивилл со своими людьми из Головчина побежал к Борисову, бояре и воеводы Головчин повоевали и посады выжгли, и наряд поймал и и из Головчина пошли за Радзивиллом к Борисову».

Только преследование, быстрое, неотступное!

Взяв Головчин, Трубецкой уже 14 августа нагнал войско Януша Радзивилла на речке Шкловке, в пятнадцати верстах от Борисова, преодолев за два дня более ста верст.

Неожиданным для Трубецкого оказалось только то, что Радзивилл успел соединиться с Гонсевским, русским полкам теперь противостояли объединенные силы двух гетманов. Но Трубецкой решил атаковать.

Атака была мощной и настойчивой, солдатские полки теснили шляхтичей, рейтары и дворянская конница наносили удары по флангам. Гетманское войско медленно отступало перед напором, и «бой был на семи верстах и больше». Можно предположить, что решающую роль сыграл «огневой бой», русские солдаты и стрельцы избивали шляхтичей и наемных немцев на расстоянии, не ввязываясь в рукопашную сечу. Об этом свидетельствуют крайне незначительные потери русского войска: всего девять убитых и девяносто семь раненых.

Наконец сопротивление воинства Радзивилла было сломлено, началось паническое бегство, захват пленных и трофеев.

Донесение о победе на речке Шкловке, полученное в царском лагере под Смоленском 20 августа, было кратким и сообщало в основном о результатах сражения:

«Гетмана Радивила (Радзивилла) побили, за 15 верст до литовского города Борисова, на речке на Шкловке, а в языках взяли 12 полковников, и знамя и бунчук Радивилов взяли, и знамена и литавры поимали, и всяких литовских людей в языках взяли 270 человек; а сам Радивил утек с небольшими людьми, ранен».

Добычей победителей стал весь литовский обоз, даже палатка и карета гетмана Януша Радзивилла: «Из тово боя гетман ушол сам четверть, пеш лесами и пришол в Менеск (Минск), и что к нему всяких чинов литовских людей утеклецов собралось в Менеск тысяча с полторы».

Армия гетмана, недавно насчитывавшая двадцать тысяч человек, фактически перестала существовать. Конечно, далеко не вся она полегла в сражении — шляхтичи и наемные солдаты «утеклецы», попросту разбежались, и лишь ничтожная часть их собралась под гетманским знаменем. У гетмана больше не было сил для полевых сражений. Окончательно отброшенный за Березину, он думал только об обороне.

Вот когда создались, наконец, реальные условия для глубокого рейда в польские земли. Но Богдан Хмельницкий, сославшись на опасность крымского набега, не послал на соединение с Трубецким казачьи полки. Воевода считал, что на Минск он может идти и с одними своими полками. Опасения вызывал только тыл: в городе Шклове, на Днепре, засел польский гарнизон. Оставались польские гарнизоны и в других крепостях за спиной Трубецкого. Это была черновая, кровавая работа войны — выбивать противника из крепостей, но только таким образом можно было закрепить завоеванную территорию. И Трубецкой, выставив крепкие заставы, повернул полки обратно.

20 августа 1654 года конница Алексея Трубецкого подошла к Шклову. Блокированный в городе польский гарнизон отказался сдать крепость. Предстояла осада. К Шклову стягивались солдатские полки, артиллерия. Впрочем, тяжелых пушек, «ломового наряда», у Трубецкого не было, ведь до этого небольшие города, как правило, сдавались без боя. Видимо, воевода рассчитывал и Шклов взять лишь с помощью военной демонстрации и одного внезапного удара.

В ночь с 26 на 27 августа солдатские полки и стрелецкие «приказы» пошли на приступ. Но приступ был отбит со значительными потерями для русского войска, и Трубецкому пришлось показать все искусство «осадного воеводы». Войска готовились к новому штурму. Стрельцы, солдаты и «даточные люди» принялись рыть шанцы (полевые укрепления), чтобы приблизиться к городским стенам. Поставили батареи. Трубецкой постарался воспользоваться и большим количеством ручного огнестрельного оружия, которое имелось в войске, приказав «из ружей стрелять беспрестанно». Пушечный огонь по городу, «по хоромам», и ружейная пальба по бойницам крепостной стены и башням наносили осажденным огромные потери. По словам современника, «ратные люди» воеводы Трубецкого «тесноту городцким людем учинили большую».

До повторного штурма дело так и не дошло. 31 августа Шклов сдался.

Еще раньше, 26 августа, русским войскам из армии князя Черкасского сдался без боя Могилев. Но обстановка в городе, в котором остался только небольшой отряд полковника Поклонского (шляхтича, недавно перешедшего на русскую службу) и воеводы Воейкова, оставалась сложной. Запорожцы атамана Ивана Золотаренко, захватившие к этому времени Пропойск и Новый Быхов (в Старом Быхове сидел в осаде польский гарнизон), начали грабить и разорять Могилевский уезд, перехватывая даже воинские обозы. Воеводе Трубецкому по жалобе могилевцев было приказано «унять» грабителей. 12 сентября он прислал в Могилев стрелецкого голову с целым «приказом». Эти стрельцы были разосланы по уезду для «обереганья» крестьян от казачьих разбоев, что вызвало гнев атамана Золотаренко: «Что ж мы будем есть, если нам хлеба, коров и лошадей не брать?» На это воевода Воейков, намекая на долгие и безуспешные попытки казаков Золотаренко захватить Старый Быхов, не без насмешки ответил: «Кто же тебе мешает готовить всякие запасы в Быховском уезде?»

Еще одну «посылку» воеводе Трубецкому пришлось направить к Борисову и дальше в Минский уезд — в Минске зашевелился Радзивилл, спешно собиравший «воинских людей». Поход на Березину возглавили «товарищи» воеводы Трубецкого — Долгоруков и Измайлов. Силы им были выделены большие: двести рейтар, две тысячи пятьсот дворянской конницы, два солдатских полка с полковниками, сто стрельцов. При приближении русского войска гетман Радзивилл бежал из Минска в глубь страны.

Конечно, эти «посылки» отвлекали силы воеводы Трубецкого от главной задачи — ликвидации последних очагов польского сопротивления в восточной Белоруссии. Тем не менее уже 29 сентября Трубецкой взял Горы, крепость в пятидесяти верстах восточнее Шклова. На очереди была Дубровна на Днепре. Она запирала речной путь от Смоленска к Орше, Копыси, Шклову, Могилеву, где уже стояли русские гарнизоны.

Еще летом Дубровна была осаждена небольшим отрядом князя Куракина, но город он взять не сумел: осажденные предпринимали многочисленные вылазки, и воевода был отозван обратно под Смоленск. Потом к Дубровие подошли полки князя Черкасского, но приступов не производилось. Воеводе даже приказали «промышлять зажогом, и сговором, всякими обычаи, а приступать не велено». Но бесконечно так тянуться не могло 2 октября 1654 года Трубецкой получил приказ: идти к Дубровне…

Из Смоленска подтягивалась тяжелая осадная артиллерия, освободившаяся после сдачи города. По Днепру на плотах переправили две пищали голландского и две пищали русского литья — «градобитный наряд».

Осажденные ответили новой отчаянной вылазкой. По свидетельству современника, дубровненский гарнизон даже пробовал напасть на осадный лагерь Черкасского, который был неплохо укреплен земляными валами и частоколом, устроив «выласку на пеших людей, которые были под городом в городке».

Рейтарские полки и сотни дворянской конницы, находившиеся в станах неподалеку, восстановили положение и погнали шляхту обратно к городу.

Начался обстрел Дубровны из тяжелых пушек, шанцы придвинули к самым стенам. С развернутыми знаменами, с барабанным боем подходили свежие полки воеводы Алексея Трубецкого. Положение осажденных оказалось безнадежным, и 12 октября «дубровенские сидельцы» во главе со шляхтичем Храповицким сдались.

Русские воеводы не приняли никаких условий — это была не сдача, а капитуляция, даже речи не шло о свободном отъезде «начальных людей» и гарнизона в Польшу или Литву. Шляхта, венгерские пехотинцы, гайдукский ротмистр и тридцать семей «лучших горожан» были отправлены в Смоленск, в царскую ставку. Оттуда пришел строгий приказ: «Город Дубровну выжечь!», что и было сделано 17 октября 1654 года.

Неудачнее складывались дела под Старым Быховом, который безуспешно осаждали казаки Ивана Золотаренко. Численность казачьего войска быстро сокращалась, в октябре под Старым Быховом осталось всего шесть-восемь тысяч казаков. В середине ноября Золотаренко снял осаду и ушел в Новый Быхов, стоявший ниже по Днепру. Остались казачьи гарнизоны и в Гомеле, Чечереке, Пропойске, Речице, Жлобине, Рогачеве.

Зато большого успеха добился на севере воевода Шереметев. В августе он взял крепости Глубокое, Озерище и Усвят и двинулся на Витебск. Это было смелое решение. По сведениям, которые приносили лазутчики, в Витебске насчитывалось «всяких людей до 10000», а у воеводы Шереметева в полевой армии всего три тысячи четыреста сорок семь драгун, солдат и стрельцов, пригодных для «осадного дела», и отряды дворянской конницы. Тем не менее 28 августа 1654 года он подступил к Витебску и окружил город заставами. Осада Витебска началась.

Воевода Шереметев строго следовал царскому наказу: «Промышлять подкопом и зажогом, а приступать к Витебску не велено, чтобы людем потери не учинить» Вероятно, такая инструкция являлась единственно правильной, учитывая реальное соотношение сил.

Осада велась медленно и осторожно. Не проявляли активности и осажденные — в исторических источниках нет никаких упоминаний о «выласках» из города. К Шереметеву непрерывно прибывали подкрепления. В начале ноября в осадной армии уже было двадцать тысяч «ратных людей» и двадцать больших пушек.

17 ноября 1654 года город Витебск был взят после ожесточенного штурма. В городе остался русский гарнизон с «осадными воеводами» Шереметевым и Плещеевым, а остальные войска отошли в Великие Луки, на зимние квартиры.

Взятие Витебска окончательно стабилизировало фронт военных действий по линии Невель — Озерище — Витебск — Орша — Шклов — Могилев. Естественным рубежом был Днепр, а на севере — Западная Двина. Здесь следует упомянуть об осеннем походе русского войска из Пскова на Люцин, Резекие и. Динабург, крепость на Западной Двине ниже Друи.

То, что русскими «войсками была захвачена большая часть двинского речного пути, имело большое стратегическое значение, если учитывать постоянную опасность вмешательства в военные действия Швеции. Царь Алексей Михайлович писал А. С. Матвееву: „И Смоленск им не таков досаден, что Витебск да Полотеск, потому что отнят ход по Двине в Ригу!“»

Первый этап: войны Россия выиграла, освободив западнорусскне и белорусские земли вплоть до Днепра. Под русским (контролем фактически оказались земли между Днепром и Березиной, где уже не было постоянных польско-литовских гарнизонов. Современник так подводит итоги кампании 1654 года: «А поручил бог ему, Государю, у литовских людей город Смоленск и иных тридцать два города».

В кампании 1654 года особенно отличился боярин и воевода Алексей Никитич Трубецкой. Благодаря его энергичным действиям гетман Радзивилл был оттеснен от Смоленска и разгромлен, что обеспечило взятие этого крупнейшего русского города на западном рубеже России. Его же усилиями была окончательно закреплена отвоеванная территория до Днепра. А тот факт, что воевода непосредственно не участвовал в самом громком «деле» — взятии Смоленска, — так это не его вина: так распорядилась судьба военным человеком, выполняющим непререкаемые воинские приказы…